Только твой, Чжань-гэ

      Ван Ибо никогда не возвращается после нелегальных гонок домой на мотоцикле. Он знает, как сильно адреналин играет в его крови после заездов, так что собственноручно снабжает себя любимым скейтбордом и под громкую музыку в наушниках едет домой.              Нелегальные гонки (их Ван Ибо мотокроссом назвать не решается) он посещает довольно часто, хотя его агент (любимый брат) настоятельно просит этого не делать. В конце концов, он участвует в настоящем мотоциклетном спорте, и портить свою репутацию байкерской чушью глупо. Это логично, но Ван Ибо слишком любит мотоциклы и скорость, чтобы упускать такую возможность.              Однако буквально этим вечером несколькими минутами позже он начинает понимать, что его брат был прав насчет опасности этого мероприятия. Все, что он успевает подумать, складывается в нецензурные слова и вырывается из его рта, когда из-за поворота соседнего дома выезжает Чжиган на своем мощном, раскрашенном во все цвета радуги байке. Еще на минувшей гонке Ван Ибо заметил, что тот нетрезв, но сейчас, наблюдая, как кренится чужой байк к дороге, остается лишь полная уверенность в неадекватности байкера. Но хуже того — совсем рядом с дорогой плетется какой-то парень (неудивительно — в наушниках, черт бы их побрал).              Супер смелым или героем Ван Ибо себя не считает. То, что его тело само подрывается навстречу байку, оставляя скейт валяться где-то на тротуаре, смесь случайности, удачи и рефлексов. Только благодаря им неудачливый паренек, на которого чуть не наезжает пьяный байкер, оказывается подмятым под взволнованным Ван Ибо, который успевает в самый последний момент оттолкнуть его.              — Ты как? — спрашивает Ван Ибо у парня, тут же пытаясь поднять его на ноги, но тот выглядит слишком напуганным, чтобы ответить. Его черные тонкие наушники вместе с телефоном валяются на асфальте, и Ван Ибо спешит подобрать их. — Эй, ты головой не ударился?              — Немного, — все-таки отзывается тот. — С-спасибо.              — Без проблем, — отмахивается Ван Ибо и с беспокойством смотрит на то, как шатается незнакомец, пытаясь встать. — Черт, у тебя походу сотрясение. Давай доведу тебя до больницы? Тут вроде одна в конце улицы...              — Нет-нет-нет, — отказывается парень. — Я просто… очень боюсь всех этих мотоциклов. И вот, оказывается, не зря.              Ван Ибо понимающе кивает, закусывая губу, однако в груди у него неприятно тянет. Слышать, как дело твоей жизни вызывает подобный страх, оказывается трудно.              — Тогда давай я провожу тебя до дома. Мне будет спокойнее, если я буду знать, что ты не упал где-нибудь в подворотне, — и, не давая сказать слов согласия или отказа, Ван Ибо уточняет, — как тебя зовут?              Парень хмыкает на его резвость и наконец-таки замечает свой телефон и наушники в чужих руках. Он аккуратно обхватывает ладонь Ван Ибо пальцами, забирая свои вещи, и улыбается:              — Я Сяо Чжань. А как зовут моего спасителя?              — Ван Ибо. Сколько тебе?              Вопрос понятный: Ван Ибо не хочет показаться грубым, раз уж сам вызвался проводить парня до дома.              — Двадцать восемь.              — Вау, Чжань-гэ, ты хорошо сохранился!              Сяо Чжань фыркает, не впечатленный шуткой, и медленно начинает идти вперед, в этот раз держась подальше от дороги.              — Чжань-гэ, подожди меня! — возмущается Ван Ибо, спешно возвращаясь к месту, где бросил свой скейт.              Обратно к новому знакомому Ван Ибо уже подъезжает и все также с беспокойством смотрит на его поведение и лицо. Сяо Чжань выглядит бледно — почти болезненно, если бы только не жутко красивое лицо с выразительными скулами. Ван Ибо не знаток мужской внешности, да и в женской разбирается постольку-поскольку, но Сяо Чжань, понимает он, по-настоящему красив.              — Что?              — Ты выглядишь так, как будто сейчас упадешь в обморок, — отвечает Ван Ибо, хмурясь. — Неужели так сильно боишься мотоциклов?              — Ага. Моя самая жуткая фобия.              Ван Ибо кивает, показывая, что услышал, но уточнять причину чужих страхов не решается. Скорее всего, это глубоко личное, а они знакомы всего каких-то десять минут. Куда уж тут до откровений.              — Далеко живешь? — вместо этого интересуется Ван Ибо.              — Если ты спешишь, то можешь не провожать меня.              — Я просто пытался поддержать разговор. Не будь такой колючкой, Чжань-гэ.              — Ты уж прости меня, — фыркает Сяо Чжань и легонько пихает парня в плечо, отчего тот чуть не улетает со скейта на землю.              — Уже можешь драться? Тебе полегчало, я смотрю, — ничуть не обиженно говорит Ван Ибо.              Сяо Чжань лишь пожимает плечами.              — Мы пришли.              — Уже? — удивляется Ван Ибо, окидывая знакомый район глазами. — Ты живешь у байкеров под носом, хотя боишься их?              — Я не знал об этом, когда покупал квартиру, умник, — возмущается Сяо Чжань, закатывая глаза. Он мнется немного перед домом (перед обычной высоткой с тринадцатью этажами и куцым газоном под окнами), а потом прощается. — Спасибо, что проводил и ну…              — Ага, — понимает его Ван Ибо, — без проблем.              А потом смотрит на чужую удаляющуюся спину и думает, что это отчего-то обидно: знать, что, скорее всего, ее и ее владельца он больше не увидит.              Брат его разносит. Ругает, обзывает плохими словами и чуть ли не бьет сложенным в трубку журналом. Так уж получается, что фотографии Ван Ибо с байкерских гонок временами всплывают в сети. С едва заметной довольной улыбкой, в сине-зеленой просторной куртке и без малейшего осознания творящегося на лице.              — Ты думаешь, что ты делаешь? — спрашивает брат. — Ты понимаешь, что портишь свою репутацию, участвуя в таком?              — Диди просит прощения, — делает виноватое лицо Ибо, однако это никого не обманывает.              Они оба — и брат, и он сам — давно научились играть в эту игру.              — Лучше бы готовился к соревнованиям, — ворчит Хайкуань. — А, знаешь! Я понял.              — Что?              — У тебя слишком много свободного времени, раз ты участвуешь в таком. Я договорюсь, чтобы твое расписание пересмотрели.              — Но, брат!              — Сейчас лучше не спорь со мной.              На площадку Ван Ибо приезжает надувшийся и хмурый. Он даже не канючит у брата заехать на стадион, чтобы прокатиться по треку — он не любитель спидвея, но иногда душа просит чего-то такого, чтобы развлечься. Но точно не в моменты, когда все кругом ворчат на него за безалаберность, а потому Ван Ибо сам рвется к кроссу.              Натягивает костюм в одном из фургончиков организатора, любовно проверяет свой мотоцикл и с недовольным лицом слушает брата. Тот ему, конечно, не тренер, но было бы глупо не слушать советы того, кто делает для тебя все в этой жизни, так что, в конце концов, Ван Ибо смягчается. Он заводит мотор и делает несколько кругов, запоминая местность, пока не появляется Хуан Цзытэн — его настоящий тренер и головная боль в одном флаконе.              Естественно, мужчина тоже наслышан о чужих подвигах, так что стоит Ван Ибо остановить мотоцикл около него, как по голове ему прилетает шлепок.              — Маленький идиот, — ругается мужчина. — Двадцать кругов! И не смей поднимать свою тощую задницу на кочках.              Ван Ибо послушно кивает и улыбается, скрывая все это шлемом. Для того, кто любит скорость и мотоциклы больше себя, такое наказание — подарок.              Но все, конечно, в итоге, не так радужно, потому что за двадцатью кругами следуют новые, и домой они с братом возвращаются поздно вечером.              И на следующий день. И на следующий.              — Вот выиграешь и отдохнешь, — говорит ему брат, когда Ван Ибо растекается на диване лужей. Он даже не находит в себе сил ответить: так ему хочется прокатиться для веселья. Но увы и ах: как бы он ни уверял тренера, что запомнил дорогу до последнего препятствия, что сможет и с закрытыми глазами проехать ее, никто его не слушал.              Ван Ибо, если честно, даже не знает, что ему остается: он любит мотокросс, но не тогда, когда он превращается во что-то занудное.              — Ладно, — вдруг смягчается Хайкуань, присаживаясь рядом с братом на диван. Он улыбается, прежде чем предлагает: — Можешь сходить до магазина. Проветришься, купишь себе вкусняшек.              Ван Ибо даже рот открывает — настолько он не может поверить этим словам!              — Гэгэ, подожди, — голосит он, — ты что имеешь в виду? Ты бы не отпустил меня в магазин, если бы я захотел?              — Ну, ты же не захотел, — резонно замечает Хайкуань. — Так ты пойдешь или нет?              Ван Ибо идет. Достает из-под шкафа свой скейт, накидывает сверху ветровку и кладет во внутренний карман кошелек. Он борется с желанием показать брату язык (или палец), а потом резво уносится навстречу приключениям.              Ну, он надеется на них, но не то чтобы очень, а потому искренне удивляется, когда видит в магазине знакомую физиономию. Сяо Чжань сосредоточенно выбирает между двумя пачками удона и совершенно не смотрит на других покупателей. Ван Ибо удивляет то, как сильно он закутан: его лицо прикрыто маской, волосы капюшоном, а тело объемной кофтой, но, почему-то, узнать его оказывается довольно просто.              Ван Ибо проказничает. Он заходит со спины и, положив свою руку на чужое плечо, говорит:              — Бу!              И улыбается — довольно-довольно, когда Сяо Чжань дергается и издает непонятный писк.              Лапша оказывается на полу и, к счастью, не рвется.              — Ты! — узнает его Сяо Чжань и пихает в плечо. Такой очаровательно недовольный в своем возмущении, он заставляет Ван Ибо улыбаться еще довольнее и смелее.              — Привет, Чжань-гэ!              Вместе они нагибаются за удоном, попутно ударяясь друг об друга головами, а потом вместе же шатаются между продуктовых полок. Сяо Чжань признается, что у него в холодильнике повесилась уже не первая мышь, а Ван Ибо честно отвечает, что собирается заесть стресс.              — Ах, ты собрался взять эти сырные шарики? — завистливо тянет Сяо Чжань, наблюдая, как Ван Ибо складывает у себя в руках из нескольких упаковок горку. В отличие от своего знакомого, сам он брать корзину на входе не стал. — Я так люблю их!              — Так возьми, — не понимает проблемы Ван Ибо и тут же протягивает одну упаковку парню.              Сяо Чжань грустно качает головой.              — Мне нужно соблюдать диету.              Ван Ибо чуть не давится. Воздухом или слюной — неважно: важно, что даже под огромной кофтой Сяо Чжань кажется тонким и стройным. Его джинсы, если вы спросите Ибо, реальное оружие — они и длинные ноги. Худые и идеальные. Так что у Ван Ибо напрашивается вопрос:              — Тебе?              — Ну да.              — Эээ, но ты и так, — говорит Ван Ибо смущенно, — стройный. Или это из-за желудка?              Сяо Чжань смеется с такого беспокойства от нового знакомого, и смех его кучей маленьких колокольчиков отдается у Ван Ибо в голове.              — Нет, я здоров, просто… Это для работы. Ты знаешь, как это бывает? Нужно быть максимально худым.              — Эм, — раздается в ответ, — не знаю.              Конечно же, быть красивым и стройным довольно выгодно даже в мотоциклетном спорте — больше спонсоров, больше фанатов, больше славы. Вот только для Ван Ибо есть еще несколько важных “но”: здоровье, счастье и вес. Он не стал бы портить желудок голодовками (хотя сырные шарики стараются сделать это за него), не стал бы лишать себя удовольствия и, в конце концов, мешать себе двигаться к победе. Он весит столько, сколько стоило бы весить нормальному парню его возраста — столько, сколько нужно, чтобы его не сносило ветром с мотоцикла во время гонок и давало возможность делать трюки.              — Везунчик! — добродушно ворчит Сяо Чжань и зовет его к кассам, потому что разговоры посреди магазина ничем другим и не могут заканчиваться.              Ну, так предполагается, вот только Ван Ибо слишком озадачен фразой про работу, так что уговаривает Сяо Чжаня разрешить снова проводить себя. В этот раз он не становится на скейт, а просто тащит его в свободной от пакета с продуктами руке. Его глаза с любопытством ребенка то и дело проходятся по телу Сяо Чжаня, и последнему это, в конце концов, надоедает.              — Ну что такое?              — Кем ты работаешь, Чжань-гэ?              — А ты как думаешь?              Ван Ибо, честно, думает многое, но предполагает самое приличное:              — Моделью?              — Оу, — хихикает Сяо Чжань и кокетливо убирает с лица волосы. — Я похож на модель?              — Чжань-гэ прекрасен в любом случае, — тут же заверяют его.              — Эй, Ван Ибо, — тут же возмущается его новой знакомый, — ты на что намекаешь? Имеешь в виду: “Не похож, но не расстраивайся”?              Ван Ибо мотает головой:              — Не, — мотает еще раз, — просто говорю, что ты прекрасен, гэгэ.              Сяо Чжань фыркает:              — Какой льстец!              Атмосферно — так бы описал их дорогу Ван Ибо. Он проходит свой дом, но не говорит ничего Сяо Чжаню, слишком увлеченному перепалкой. Честно, это первый раз, когда он так близко и так сразу сблизился с кем-то. Пусть они и не говорят ни о чем слишком личном, им все же очень легко быть рядом друг с другом.              — Так, что за работа? — не отстает Ван Ибо, досаждая. — Балерун? Гимнаст?              — Это я-то? — отмахивается Сяо Чжань. — Подумай еще. Сначала ты был очень близок. У меня бывают рекламные контракты.              — Я не…              “Не понимаю”, — хочет сказать Ван Ибо, а потом снова начинает сканировать чужое прикрытое лицо.              — Ты знаменитость какая-то, — констатирует факт.              Ему это знакомо. Конечно, о нем самом знают лишь в определенных кругах, но чем ближе подходит время к очередным соревнованиям, тем больше людей узнают о нем. Мир спорта, как ни крути, тоже имеет своих фанатов — и их тысячи, но куда уж им до большой сцены.              — Может и знаменитость, — улыбается Сяо Чжань, — но раз ты не знаешь меня, не такая уж и большая, верно?              Ван Ибо пожимает плечами:              — Если ты один из тех парней-айдолов, то ты не можешь меня в этом винить: я больше люблю зарубежную музыку.              Сяо Чжань… молчит. Ван Ибо не видит его лицо полностью, но он буквально чувствует странное смущение, захватывающее воздух. Хорошо, что ими не интересуются прохожие.              — Вау, Чжань-гэ, — ухмыляется он, — я угадал, не так ли? Ты поешь?              — И что?              — Ах, нет-нет, ничего, — и снова ухмылка. — Не описать, как я теперь хочу поискать о тебе.              — Не нужно, — возмущается Сяо Чжань, сверкая на него глазами. Такой злющий и смущенный, он заставляет язык Ван Ибо работать быстрее, чем успевает обдумывать сказанное его мозг.              — Я уверен, Чжань-гэ прекрасен. Я вступлю в твой фан-клуб, можно?              — Не можно.              — Ну, Чжань-гэ!              Они дурачатся так всю дорогу, и это неплохо: Ван Ибо понимает, что на время забыл о своих бесконечных тренировках и расслабился. Пусть не полностью, но так, как мог, и это сделало его день бесконечно лучше. Он даже почти настраивается на слова благодарности, когда Сяо Чжань с ним прощается. Снова у того же подъезда, снова без мыслей о новой встрече.              Ну, Ван Ибо может побеспокоиться об этом вместо него.              — Подожди-подожди! — просит он. — Дай мне свой номер.              — Зачем это?              — Хочу дружить со знаменитостью, зачем же еще? — говорит Ван Ибо, надеясь, что Сяо Чжань поймет, где в этой шутке доля шутки, а где остальное.              — Хорошо, — улыбаются ему и диктуют номер. — Продашь его кому-нибудь, и я скажу всем, что ты мой любовник.              Ван Ибо кашляет:              — Извини?              — Мои фанаты порвут тебя за то, что ты меня трогал.              — Разве… эээ, — логично предполагает Ван Ибо, — это не навредит тебе больше, чем мне?              — Я готов на все ради мести, — злодейски хохочет Сяо Чжань, но тут же быстро успокаивается, замечая, как из его подъезда кто-то выходит. — Что ж, мне пора. Рад был увидеться, любовничек.              Ван Ибо поднимает брови, принимая вызов. Кричит спине Сяо Чжаня вслед:              — Чжань-гэ, диди любит тебя!              Сяо Чжань оборачивается, оттягивает маску и показывает ему язык, но по лицу его видно, что хочет палец.              Ван Ибо опускает на землю скейтборд, отталкивается и тихонько смеется. Ему очень (очень!) нравится это новое знакомство. И неважно: звезда Сяо Чжань или кто-то еще, главное, что с ним Ван Ибо чувствует себя молодым и беспечным. Главное, что ему хорошо.              А потом он ищет информацию о Сяо Чжане и понимает, что радоваться так сильно не стоило. Ван Ибо, правда (правда-правда!), могут разорвать на тысячу кусочков, посмей он сделать что-то не то с драгоценным и любимым всеми Чжань-Чжанем. Он и не собирался, конечно же, но удивление от подобной популярности на мгновение затмевает все остальные мысли и доводы. Куда уж ему и более или менее спокойным фанатам мотоциклетного спорта тягаться с кучей маленьких и побольше девочек, девушек и женщин, плененных приятным бархатным голосом и великолепной игрой.              “Еще и актер!” — восхищается Ван Ибо, включая нарезку из исторических дорам, где Сяо Чжань сражается, любит и плачет с полной отдачей и настоящим мастерством.              “Я бы так не смог” — заключает Ван Ибо, включая еще одно видео, а за ним еще одно и еще, пока не застает себя за набором восторженного сообщения контакту под лаконичным именем “Чжань-гэ”.              

Ты очень хорош!!!!!       Я теперь твой фанат номер один, Чжань-гэ!!!       Пожалуйста, спой для меня при следующей встрече!       И заплачь!       АХ, и пожми мне руку, пожалуйста!!!

             Ван Ибо…              

Что, Чжань-гэ???

             Выучи сначала слова всех песен моей группы, посмотри все дорамы со мной, купи себе со мной постер, а потом уже проси меня о чем-то т...т              

На слабо берешь???       Но знаешь что? Я С УДОВОЛЬСТВИЕМ сделаю это все, потому что я говорил серьезно, что Чжань-гэ прекрасен!!!

             Нет       Сейчас ты говорил, что я хорош, а не прекрасен              

Тогда извини, говорю: ты прекрасен

             Жуткий льстец              

Я? Ты что-то путаешь, я говорю только правду

      Ну да.       Спокойной ночи, Ван Ибо       

ДА! :(       Спокойной ночи, Чжань-гэ!

             Золотое правило, которое Ван Ибо сам для себя придумал много лет назад, гласит, что отвлекаться на трассе нельзя. Он, в принципе, никогда и не делает этого, но все же умудряется заставить своего брата думать, что это так.              — Ты думаешь о чем-то другом, — объясняет Хайкуань свои странные подозрения и просит его сосредоточиться. Ван Ибо кивает и выезжает на новый круг. Сегодня он тренируется на трассе Цзиньган, и это — сплошное удовольствие.              Это место было для Ван Ибо началом. Он не думал, что в будущем переключится на условное бездорожье, которое на порядок опаснее и тревожнее, но все же любит и эти ровные асфальтированные дороги. Он помнит, с чего начинал: слишком большой для него костюм Yamaha, новый мотоцикл и небольшая кучка молодых фанаток. Они пытались флиртовать с ним, но он, слишком смущенный таким вниманием, бросал им отрывистые фразы и убегал. Не то чтобы со временем это сильно изменилось. Ван Ибо действительно никогда не знает, о чем можно говорить с девушками. Все его друзья — парни, а на романтику просто недостаточно времени.              Может, это и к лучшему: двадцать два года хороший возраст для того, чтобы наслаждаться свободой.              Ван Ибо делает еще несколько кругов, обгоняя какого-то паренька, а потом тормозит у обочины, немного не доехав до конца трассы. Это глупо, но он понимает, что забыл выложить телефон, и тот настойчиво вибрирует у него под курткой.              Входящий звонок.              Ван Ибо по привычке даже тянет в рот руку, чтоб погрызть от волнения ногти. Почему-то звонящий ему Сяо Чжань воспринимается очень волнительно. Ван Ибо не пытается сильно раздумывать над этими чувствами, но они у него, определенно, есть.              — Чжань-гэ? — спрашивает он, отвечая.              — Ты так долго не отвечал. Я помешал тебе? Ах, я ведь даже не знаю, где ты учишься или работаешь. Извини.              — Нет-нет, — заверяет Ван Ибо, — все нормально. У меня была тренировка. Ты что-то хотел?              На пару секунд наступает тишина, пока Сяо Чжань, судя по всему, пытается подобрать нужные слова.              — Не хочешь поужинать со мной? Сегодня. Ничего, если нет, просто я уезжаю на месяц на съемки и хотел как-то, я не знаю, закрепить наше с тобой знакомство, что ли…              Ван Ибо даже не задумывается, прежде чем заверить, что он с удовольствием поужинает с прекрасным Чжань-гэ.              — Ох, если ты продолжишь в том же духе, любовничек, я заберу свое предложение обратно.              До конца тренировки Ван Ибо ведет себя показательно хорошо. Он даже порывается принести брату, тренеру и знакомым ребятам горячий чай, но такой энтузиазм встречают с подозрением. Не то чтобы обычно Ван Ибо не был мил со старшими, но все-таки не так уж и сильно, если подумать.              Брат хватает его за локоть и уводит в сторону. Они останавливаются у ящика, забитого до верху колесами, и смотрят друг другу в глаза.              — Что ты хочешь? — спрашивает у Ван Ибо Хайкуань.              — Можно я сегодня освобожусь пораньше?              — Зачем?              — Хочу встретиться с другом.              — С которым?              — Почему я должен отчитываться перед тобой? — возмущается Ван Ибо, хотя и сам знает почему. Без брата он бы не смог добиться столь многого: не смог бы заниматься тем, чем любит, потому что у него сначала даже не было бы средств на весь этот спорт. Не было бы ничего, чем он столь сильно дорожит.              — Потому что иначе я сниму тебя с гонок.              — Брат!              — Так что за друг? — бесстрастное и невпечатленное.              Ван Ибо мнется, пытается погрызть ногти (ему тут же прилетает по руке шлепок) и все же бурчит:              — Сяо Чжань.              — Сяо Чжань? — повторяет имя Хайкуань с настороженностью. — Ты сейчас пытаешься обмануть меня?              — Нет! С чего ты взял?              — Ну, если мы говорим об одном Сяо Чжане, — объясняет ему гэгэ, — то не припоминаю, чтобы ты был с ним знаком.              Ван Ибо тут же загорается:              — А, так ты слышал о нем?              Мимо них проносится мотоцикл, поэтому они немного ждут, когда утихнет шум, прежде чем снова возвращаются к разговору. Хайкуань выглядит позабавленным.              — Конечно, я слышал. Разве не ты присоединился ко мне однажды, когда я смотрел Повелителя волков?              — Я… Ооо! Вот почему мне показалось это знакомым, когда я искал про него!              С восторгом он рассказывает брату о знакомстве с актером, но вместо похвалы за чужое спасение получает лишь сплошное недовольство.              Естественно, брат снова заводится при упоминании байкеров и нелегальных гонок. Он даже почти отказывает Ван Ибо с ужином, но потом спохватывается и требует с него автограф.              — Зачем тебе? — смеется Ван Ибо. — Неужели ты настолько фанат всего лишь после одной дорамы?              Брат ничего не отвечает, и Ван Ибо понимает — не после одной.              В итоге, он списывается с Сяо Чжанем и договаривается о месте встречи. Лапшичная, в которую они приходят, крохотная, но все равно полупустая, так что Сяо Чжань не пытается скрывать свое лицо, спокойно поглощая лапшу и болтая про новые съемки. Ван Ибо не против слушать его: сам по себе он не настолько разговорчивый, чтобы вести диалог самому, если только его проказливая часть не перевешивает интровертную сторону. С другой стороны, именно с Сяо Чжанем она проявляется чаще всего.              — Чжань-гэ, — просит Ван Ибо в конце их маленького ужина, — чуть не забыл! Дай мне свой автограф.              И вместе с просьбой протягивает новому другу белую тонкую салфетку и дешевую ручку.              Сяо Чжань фыркает и чуть ли не закатывает глаза. Думает, что он шутит, но Ван Ибо настаивает.              — Это для моего старшего брата. Возможно, я случайно разболтал ему, что иду с тобой ужинать.              — Для твоего брата? — повторяет Сяо Чжань по слогам, словно не верит, что у него могут быть фанаты мужского пола. Тем более, старшие братья.              — Ага. Он, судя по всему, пересмотрел все с твоим участием. Когда только столько времени нашел… О! Я знаю, давай еще сделаем селфи, и я буду дразнить его, что у него такого нет!              В итоге, они делают даже несколько фото, потому что Ван Ибо ну очень сильно настаивает и достает Сяо Чжаня с этим. Ему вдруг кажется, что он обязан сделать все, чтобы актер не забыл его за следующий месяц в окружении других знаменитых лиц и персон. Он так и не отвечает честно Сяо Чжаню, чем он занимается, говоря что-то про спорт и тренировки. На этом они и заканчивают, возвращаясь в свой (почти опасный) район. На прощание Ван Ибо, естественно, шутит о байкерах и чужой фобии, а Сяо Чжань бьет его по плечу.              Месяц пролетает быстро.              Брат и тренер срываются на нем по полной, повторяя каждый раз грозное: “Через два месяца ты должен быть лучшим”.              Ван Ибо не рискует говорить, что он уже лучший, потому что боится перехвалить сам себя. Таков его характер — он хочет быть лучшим, самым-самым, так, чтобы даже те, кто не знает ничего о мотокроссе, с уважением кивали при виде него. Он хочет стать лучшим в Китае, потому что, если у него получится сделать это через два месяца, он попадет на Чемпионат мира по мотокроссу — и это единственное, чего он так страстно желает.              Кроме тренировок, совсем-совсем по ночам, когда глаза уже слипаются, а сознание машет ручкой, он переписывается с Сяо Чжанем. Тот тоже занят. Очень и очень занят, но они, словно дорвавшиеся после долгой разговорной голодовки друг до друга, не могут прекратить говорить перед сном. Ван Ибо даже в какой-то из дней шутливо замечает, что они, видимо, соулмейты, потому что ни с кем он еще не ждал так сильно разговоров. Сяо Чжань улыбается (Ван Ибо понимает по голосу) и соглашается с ним.              А потом месяц заканчивается, и Ван Ибо неожиданно находит себя в чужой квартире на барном стуле. Сяо Чжань наливает ему какао, потому что у него нет ничего больше, и знакомит со своей кошкой.              — Это Орешек, — говорит он, нянча животное на руках. — Я оставляю ее у родителей, когда уезжаю на съемки, так что она живет на два дома.              Выглядит Сяо Чжань с кошечкой на руках невероятно, поэтому Ван Ибо не удерживается от фото. Он делает его так быстро, что Сяо Чжань начинает возмущаться уже тогда, когда Ван Ибо устанавливает себе фотографию на заставку.              — Чжань-гэ очень красив, — улыбается Ибо, и Сяо Чжань смеется, потому что уже привык к плоскости их шуток.              Они болтают и болтают до тех пор, пока телефон Ван Ибо не начинает разрываться от видеозвонков.              — Хочу видеть твои наглые глаза, — говорит ему хмурый Хайкуань по другую сторону экрана. Он не знает о Сяо Чжане, потому что тот сидит сбоку, и потому даже не пытается фильтровать слова. — Завтра в семь утра ты должен быть на месте. Напомни мне, сколько времени сейчас?              — Одиннадцать? — вздыхает Ван Ибо. — Я сейчас приду. Я недалеко.              Что невероятная удача и правда. Хорошо, что они с Сяо Чжанем живут в одном и том же районе.              — Лучше бы тебе поторопиться, — ворчит брат. — Ты совсем распустился в последнее время. Если хочешь добиться успеха, нужно помнить о самодисциплине и…              — Да-да-да, — перебивает его Ван Ибо, смущаясь от того, что Сяо Чжань слышит, как его отчитывают, и при этом нагло смеется. — Я понял. Кстати, хочешь поздороваться со своим кумиром? Чжань-гэ, скажи “привет” моему брату!              Ван Ибо резко поворачивает телефон в сторону, и камера захватывает улыбающегося и немного растерянного Сяо Чжаня. Он снова тискает на руках свою кошку, а потому выглядит донельзя очаровательным. Даже его серьезный брат не может не быть покорен.              — Здравствуйте, — говорит Сяо Чжань, делая небольшой поклон корпусом. Ван Ибо хмыкает такому поведению, ведь его брат, все-таки, моложе актера, но говорить он это ему не собирается. — Извините, что отнимаю время у вашего брата.              — Ничего, — смущенно говорит Хайкуань, кашляя в кулак и отводя взгляд. — Просто не давайте ему делать глупости.              Ван Ибо поворачивает телефон обратно:              — Когда это я в последний раз делал глупости?              Хайкуань одними губами шипит на него:              — Живо домой.              В общем и целом, чем больше проходит времени, тем сильнее Ван Ибо чувствует, что привязывается. Если раньше в его мыслях были лишь трассы, мотоциклы и скорость, теперь в них мелькает еще и полюбившийся Чжань-гэ со своей очаровательной кошкой. “У меня никогда не было такого друга, как он” — думает Ван Ибо часто, совершенно не замечая, что обычно с друзьями не шутят так, как шутят они. Что друзьям не звонят чаще, чем любимому брату и семье. Что друзей не ставят на заставку телефона, не говорят им о том, как они прекрасны и как сильно скучали по ним. Ван Ибо не замечает ничего, в то время как Сяо Чжань, кажется, просто ждет от него чего-то. Оборачивается на него всегда с легкой улыбкой в уголках губ, прищуренными глазами и ждет. Чего — Ван Ибо честно не понимает очень и очень долго. Наверное, до того самого момента, пока они случайно не остаются на ночь вдвоем.              Сяо Чжань не отпускает его из своей квартиры из-за бушующего на улице урагана, готовит ему диван и сменную одежду с бельем. Ван Ибо рассыпается в благодарностях и утягивает друга на этот самый диван смотреть какую-то дораму.              — Лучше бы включили что-нибудь с тобой, — сетует Ван Ибо, начиная засыпать от слишком затянутого сюжета и невпечатляющей игры. — Чжань-гэ так прекрасен, что мои глаза не посмели бы закрыться.              Сяо Чжань поворачивает голову и смотрит на него. Они сидят близко, очень близко: Сяо Чжань в старых растянутых трико и почему-то белой рубашке и Ван Ибо в одежде с чужого плеча. Отчего-то резко затихшие, дышащие через раз, но очень глубоко и сильно.              — Ну так смотри на меня сейчас, — просит Сяо Чжань, сглатывая и прикрывая глаза.              То самое ожидание, которое временами видел в нем Ибо, в этот самый момент разгорается до конца. Пламенем охватывает внутренности Ван Ибо и заставляет его податься вперед, чтобы найти своими губами другие.              В голове — пустота и никаких размышлений о том, что этого делать не стоит.              В голове — Сяо Чжань, Сяо Чжань, Сяо Чжань на повторе.              На губах — губы.              Ему отвечают. Ван Ибо чувствует, как начинают дрожать губы Сяо Чжаня, когда он пытается выровнять их неловкий поцелуй, но даже не думает углубить его. Они просто соприкасаются губами, но даже это кажется интимнее того, что Ван Ибо видел в порно.              Это хочется продолжать, хочется повторять снова и снова, не заканчивая никогда и оставаясь так на крохотную вечность. Хочется чувствовать больше, и потому Ван Ибо нерешительно поднимает вверх свои руки и обхватывает такое прекрасное для него лицо ладонями. Нежно и мягко он притягивает Сяо Чжаня к себе еще ближе, чтобы чувствовать его всего, и тот поддается: закидывает Ван Ибо руки на плечи и целует еще и еще.              — Ибо, — мягко зовет его Сяо Чжань, когда им больше не хватает воздуха. — Останешься со мной?              — Да.              Они засыпают и просыпаются вместе, уткнувшись друг в друга, обнимая друг друга, ощущая друг друга. Это странно, но это лучшее, что с Ван Ибо происходило когда-либо, и даже мысли о том, что это неправильно, не смеют стучаться в его голову, пока он находится с Сяо Чжанем. После — да, конечно, он понимает, все понимает, но когда они рядом, это кажется ему пустяком. Ерундой. Не может ведь быть то, что он чувствует к этому прекрасному человеку, неправильным только из-за того, что он мужчина? Не может же?              Ван Ибо не знает, а потому позволяет Сяо Чжаню справиться со всем за него.              В день отборочных соревнований к Чемпионату мира Ван Ибо понимает, что так и не сказал ни разу Сяо Чжаню о том, в каком именно спорте он принимает участие. И это — проблема, потому что, ожидаемо, что после всего он жаждет увидеть своего (любимого) друга на трибунах. Это можно было бы осуществить, пока у Сяо Чжаня “недельный” выходной, однако парочка больших “но” ставит на этом всем крест.              Сяо Чжань действительно терпеть не может мотоциклы. Даже больше — стоит разговору зайти про них, как он замыкается в себе и нервно начинает переводить тему, а на улице, если мотоцикл проезжает мимо них, он отходит от дороги как можно дальше и быстрее. Но даже если исключить все это, Сяо Чжань все равно не смог бы прийти, потому что Ван Ибо ему ничего о соревнованиях не сказал.              “Хорошее начало отношений” — перед самым мотокроссом думает Ван Ибо и чуть не сваливается с мотоцикла от таких мыслей. Они ведь ничего так и не обсудили — просто продолжали делать вид, что так и нужно — все поцелуи, объятия и звонки. Все те слова, которые раньше говорились в шутку, звучащие теперь лишь осознанно и искренне. Боже. Ван Ибо совсем не был готов к таким мыслям перед началом заезда.              Вот только стоило ему представить, чего он может достигнуть, заняв в этой гонке поул-позицию — каким достойным Сяо Чжаня он может стать, все мысли о нетрадиционных отношениях, в которые он вляпался, улетучиваются, а в крови начинает играть адреналин.              В конце концов, Ван Ибо делает это, и единственным его сожалением оказывается то, что он не может получить поздравление от того, от кого хочет услышать его больше всего.              — Скажите, — просят его на интервью позже, — что вы чувствуете теперь, став лучшим пилотом Китая? Готовы ли вы к участию на Чемпионате мира?              Ван Ибо говорит, что чувствует радость, благодарность и гордость. Он рассказывает о своих переживаниях, благодарит всех, кого только может, а потом совсем немного, но хвалит самого себя. Девушка с микрофоном ему мило улыбается и уточняет, поедет ли его избранница вместе с ним во все страны, где планируются этапы Чемпионата. Ван Ибо хмыкает и качает головой. Даже если бы Сяо Чжань знал, вряд ли бы он смог поехать со своими съемками (да и на милую спутницу он тянет едва ли).              Он светится всю оставшуюся неделю, отдыхая последние дни перед решающими тренировками. Он рвался заниматься и раньше, но тренер заверил его, что от пары дней морального и физического отдыха вреда не будет. Так что вот — Ван Ибо таскается целыми днями за Сяо Чжанем и глупо улыбается, чем невероятно смущает последнего.              — Ты такой самодовольный в эти дни, Ибо, — ворчит на него Сяо Чжань, когда они отправляются перекусить в облюбованную ими лапшичную. — То, что ты делаешь успехи в этом своем спорте, не должно на тебя так сильно влиять. Ай!              Ван Ибо пихает его, чуть не опрокидывая на пол тарелку с лапшой, и Сяо Чжань пихает в ответ. Неудивительно, что они умудряются привлечь ненужное внимание.              Ван Ибо прекращает толкаться и хмурится только тогда, когда видит, как к их столику с восхищением на лице подходят девушки. По блокнотам в их руках нетрудно догадаться, чего им от них хочется.              “Они к Сяо Чжаню, — успокаивает себя Ван Ибо. — Меня нечасто узнают на улице”.              Сяо Чжань же сразу понимает обратное. Слишком очевидно, куда направлены женские взгляды.              — Можно ваш автограф? Мы ваши большие фанатки! Будем очень болеть за вас на Чемпионате мира!              Ван Ибо смущается и кашляет, но не из-за девушек, а из-за пристального взгляда Сяо Чжаня. Он знал уже давно, что его молчание приведет к чему-то подобному, но трусливо избегал разговоров о своем спорте, надеясь при этом, что все решится как-то само. Вот только реальность — не сказка, так что стоит Ван Ибо оставить девушкам свой автограф, как Сяо Чжань напирает на него.              — Не хочешь мне ничего рассказать, Бо-ди?              И взгляд у него такой обиженно-настороженный, что Ван Ибо чувствует себя настоящим дерьмом, когда обещает:              — Дома.              Когда обещает так, словно имеет право называть чужую квартиру их домом.              — Даже так? — удивляется Сяо Чжань. — Ты настолько боишься, что я прилюдно накричу на тебя или еще что-то в этом роде? О боже. Ты правда боишься? Ван Ибо, какого черта? Не пугай меня.              Ибо не может собраться с мыслями, не может открыть свой рот, а потому просто вытаскивает Сяо Чжаня из-за стола, благо они заплатили заранее, и тащит его из лапшичной прочь. Он знает, что ведет себя не очень-то красиво, но он действительно оказывается не готов к тому, чтобы расхлебывать свои проблемы на виду у кучи народа. Он еще никогда не ругался с Сяо Чжанем серьезно, но почему-то думается ему, они были бы громкими в ссоре.              В квартиру они возвращаются в молчании, и даже прибежавшая Орешек никак не помогает вернуть им благодушный настрой. Ван Ибо готовится к худшему, а Сяо Чжань пытается не начать нервничать еще больше. Незнание оказывается слишком большой занозой для него.              — Так в чем дело? — спрашивает Сяо Чжань, когда они раздеваются, заваривают чай и рассаживаются на кухне. Между ними всего лишь стол, сахарница и упаковка лимонного печенья — не так много снарядов для бросков. Ван Ибо не знает, склонен ли Сяо Чжань швыряться предметами, но надеется, что если что, это будет не кружка с кипятком. — Что насчет тебя и Чемпионата мира по чему-то там?              Ван Ибо смотрит на него побитым щенком.              — Чжань-гэ, ты же знаешь, что ты мне очень дорог, правда?              — Не знаю, — мотает тот головой из стороны в сторону и складывает руки на груди. Такое вот начало разговора, считает он, самое худшее.              — Тогда говорю тебе: ты мне очень дорог, Чжань-гэ. Именно поэтому я не хотел тебя терять.              Сяо Чжань сохраняет на лице спокойствие только с помощью своих прекрасных актерских навыков, потому что, по правде, ему очень и очень сильно хочется орать.              — И как бы мое знание того, что ты какой-то известный спортсмен, помогло бы тебе потерять меня? — с сарказмом интересуется актер и недовольно вздыхает. Он не понимает (искренне не понимает) к чему эта драма и сопли. Не понимает и злится на это ровно до того момента, пока Ван Ибо не отрывает свой рот:              — Ты же ненавидишь мотоциклы, Чжань-гэ.              Секунда, одна, другая — и лицо Сяо Чжаня медленно теряет краску. Он все еще держит на груди свои скрещенные руки, но больше это не защитная поза — это что-то более ранимое и глубокое. Сяо Чжань смотрит Ван Ибо в глаза: смотрит на его виноватое и расстроенное лицо, на его сведенные к переносице брови и поджатые губы и вспоминает. Вспоминает кучу оговорок, массу восторженных взглядов — и все они для дороги, для скорости, для трассы. Вспоминает их встречу, колеса громоздкого байка и свои наушники с телефоном в чужих руках.              — Ибо, — говорит Сяо Чжань с дрожью в голосе. — Зачем ты поступил так со мной?              — Я не…              “Я не хотел, не хотел, не хотел” — думает Ван Ибо несчастно.              — Ты словно знал, — не дает ему объясниться Сяо Чжань, в итоге, — что я ни за что не дал бы нам сблизиться, если бы знал, что ты… чем ты… И ах. Теперь у меня нет выбора, правда? Я буду волноваться о тебе каждую жалкую секунду своего существования, потому что ты для меня… Потому что…              Ван Ибо не плачет: он лишь глотает глупые слезы, когда Сяо Чжань просит его сегодня не трогать и запирается в собственной комнате. Он не прогоняет его, так что Ибо пытается утешить себя хотя бы этим, но почему-то ничего не выходит.              Спать он так и не ложится: лишь пишет сообщение брату, что не придет ночевать (снова) и как в дамских романах облюбовывает место у двери в чужую комнату. И сидит. Долго. Так долго, что когда время на телефоне показывает три ночи, а дверь рядом с ним начинает открываться, Ван Ибо чувствует, как сильно затекли и замерзли его ноги.              На такого же измученного Сяо Чжаня снизу вверх он смотрит с откровенной надеждой и виной.              — Вот же глупый, — ворчит Сяо Чжань и, оставив дверь открытой, возвращается в комнату. — Так ты идешь или как?              Остаток ночи Ван Ибо не может уснуть, потому что сжимает тело Сяо Чжаня в своих руках так трепетно и нежно, словно боится, что от любого неверного движения тот разобьется. Вот только его любимый (и друг, и вовсе не друг в одном флаконе) не фарфоровая кукла, а мужчина, которого трудно сломать грубой силой. Слова и поступки ранят его намного сильней и больней, но Ван Ибо ничего изменить уже не может. Он засыпает, страстно прося прощения, и просыпается с этим же на устах.              Сяо Чжань лишь вздыхает и набирает в поисковике его имя.              — Меня сейчас стошнит, — констатирует он, сразу же попадая на видео, где Ван Ибо, красиво пригнувшись к корпусу мотоцикла, чуть ли не под углом в тридцать градусов к земле вписывается в поворот.              — Не смотри, — тут же предлагает Ван Ибо, вырывая телефон из его рук.              — Должен же я быть морально готов, — протестует Сяо Чжань, пытаясь вернуть себе телефон. Ван Ибо качает головой и прячет телефон под кровать.              — Не должен. Просто не смотри на это и не думай о гонках.              — Вот как? — фыркает Сяо Чжань. — Даже не позовешь меня поболеть за тебя?              В его глазах Ван Ибо видит решительность и смирение, которые медленно, но верно сформировались за ночь и осели у его Чжань-гэ в душе. Ван Ибо это очень приятно, но он не хочет (не хочет, не хочет, не хочет!), чтобы Сяо Чжань из-за него мучился и страдал.              — У тебя будут съемки.              — Я смогу их подвинуть ради тебя.              — И я не хочу, чтобы ты упал в обморок.              — Все не настолько плохо с моей фобией.              — Там будут сотни мотоциклов, Чжань-гэ. Сотни!              — Я попрошу моего менеджера прикупить мне побольше успокоительного. Так ты пригласишь меня?              — Нет!              Ван Ибо переживает. Искренне. И как бы сильно он ни хотел видеть Сяо Чжаня на Чемпионате, он понимает, что не стоит. Не стоит же?              — Ты обижаешь меня, Бо-ди, — дует губы Сяо Чжань, словно это не он тут на шесть лет старше, мудрее и опытнее. Он дует губы, а потом приближает свое лицо к лицу своего Ван Ибо и целует его.              Теперь их поцелуи более жаркие и требовательные. Они все глубже, все приятнее и нужнее, и Ван Ибо понимает, что готов даже продолжить, пусть он и не умеет, не представляет, как это делать с мужчинами, когда Сяо Чжань отстраняется.              — А теперь?              — Теперь? — хриплым голосом переспрашивает Ван Ибо.              — Теперь ты пригласишь меня посмотреть?              И все начинается снова — к счастью для них, не заканчиваясь.              На Чемпионате мира Сяо Чжань, естественно, не может присутствовать ни на одном из этапов, кроме того, что будет проводиться в Шанхае. Но это не мешает ему звонить Ван Ибо каждый раз после этапа в Аргентину, Португалию, Францию, Россию, Германию и кучу куда еще, чтобы поздравить (и убедиться, что кое-кто цел).              Ван Ибо это трогает. Очень (очень!) сильно. В конце концов, он даже признается, что дождаться не может, когда вернется в Китай на последнюю гонку, потому что жуть как хочет, чтобы Чжань-гэ увидел его победу лично.              — Победу? Разве ты сейчас не на пятом месте в списке? — беззлобно поддразнивает его Сяо Чжань, улыбаясь в телефон.              — Среди сотни! Скажешь, я не хорош?              — Самый лучший, — соглашается Сяо Чжань искренне. — Но все-таки…              — Что?              — Разве не ты отговаривал меня приходить?              — А ты передумал? — беспокоится Ибо. — Если не уверен, то лучше не приходи.              За тысячи километров раздается чужой смех.              — Я приду. Как я могу не прийти? Я обязательно должен поболеть за своего…              Пауза.              — За кого?              А они ведь это так и не обсудили.              — За своего Ибо. Ты же мой, правда?              — Только твой, Чжань-гэ. Только твой.