Преданные. Поиграй со мною в жизнь

Холод. Он пробирает до костей, ледяными щупальцами залезает под легкую, непонятную ткань, прилипшую к влажному телу. Девушка пытается двинуться, но тело, словно налилось свинцом; кажется, что любое движение может довести до грани. Она жмурится, не открывая глаз и даже не зная, от чего — из-за боли где-то внизу живота или непонятного света, едва ли проникающего сквозь плотно сомкнутые веки. Приоткрывает глаз, смутно различая одинокое сияние луны, и даже предпринимает попытку шевельнутся, но тело отдает тупой болью. Замирает. Прислушивается к каждому шороху, ко своим ощущениям. Почему так остро? В прошлые разы было легче… Чего же ждать в этот раз? Ветер. Она слышит его, слышит каждый порыв, тоскливый вой, пролетающий неумелым оркестром по дрявым трубам, скрипящим окнам, коридорам… Сколько их здесь? Десятки? Сотни? Что если в этот раз выйти отсюда, что будет тогда? Что скрыл от неё разум этой несчастной девушки, носящей имя Розэ… «Нет. Не она носила имя Розэ. Это я ношу её имя, я проживаю её жизнь. Свою-чужую жизнь, доставшуюся мне так жестоко — хотя, на самом деле, у кого спрашивают мнения, рождаться ли ему… И в чьё тело попасть… Даже если новое тело окажется телом смертельно больной и доживающей свой скромный срок. Решила выжить? Пожалуйста, ты сделала выбор. Вот только не думай, что на пунктах контракта всё закончится», думает она, потирая друг о друга озябшие руки. «Веселье только начинается, солнце. Ты просто должна вспомнить…» — Нет, уйди. — шепчет, тут же жмурясь и сворачиваясь в клубочек. — Тебе здесь не место, это моё тело, слышишь? Моё. «Ты же сама понимаешь, что это не так. Не противься, прими себя.» — Это не я. Это она, моё лишь тело! Уйди, я не могу больше! Уйди, уйди, уйди!!! — начинает кричать, но голос испускает лишь сиплый хрип. Даже голосовые связки той девушки, и те испорчены. Где же была она, что случилось… Почему Розэ это должно волновать? «Потому что, пока ты не примешь истину, будешь делить себя со мной. Подумай об этом.», раздается вновь в голове надоедливый баритон и затихает. Проходят секунды, а может, минуты, пока я вновь не ощущаю себя одинокой. — Эй? Эээй? — шепчет она, но вокруг лишь тишина. Оглушающая тишина, которая почти осязаема. Лишь хорошо знакомые звуки проникают под кожу, пуская очередные волны мурашек. Он ушел. Теперь она вновь одна в этом теле. Пара всхлипов, беззвучный крик, и девушка оказывается на коленях, понимая, что встать для неё слишком трудно. Не сможет. Жесткая циновка, накинутая поверх гнилых дощатых полов, деревянный стул в углу и заколоченное окно… Всё, что ей удается рассмотреть в темноте сквозь редкий проблеск луны промеж досок. К знакомым звукам присоединяются новые, стоит подползти ближе к двери и сесть возле неё. Это шорохи, какие-то невнятные слова в них… Это ровная походка и скользящий шелест, казалось бы, могущий принадлежать лишь тому, кого бездыханного волочат по полу… Это скрип ржавого железа, едва приглушенный досками. И она боится представить, что же это на самом деле. Потому что помимо воображения её ведет чутье, почему-то, так и не ответившее, что стало с прошлой хозяйкой этого тела… — Даже если так, то нет… Поплачусь… Не смогу… — отрывистые фразы какого-то грубого языка, которые Розэ может с трудом разобрать. Её разум просто автоматически переводит их — новая пометка, проверить, что же помнит тело после старой хозяйки… Но этот голос… Смутно знакомый, гордый, твердый, но в то же время слабый. Хрип, его хрип почти предсмертен — такой либо убивает, либо принадлежит убиваемому. — Давай, давай, вставай. Постель-то сама не поменяешь, у таких, как ты, другие обязанности. — раздался презрительный голос над головой и толчок под ребра, тут же болезненно отозвавшиеся. Не сдержавшись, девушка заскулила, жмурясь и пытаясь сдержать слезы. Последствия очередного сна… Новые таблетки, она ведь просила его. Девушка рьяно надеется, что не забыл… Еще парочка «пробуждений» подобного рода, и она не выдержит. — Эй, ну, чего ты? Сильно досталось-то, да? — неуверенно произнесли сверху, и Розэ открыла глаза, глядя на склонившуюся над ней женщину лет пятидесяти. Поседевшие волосы небрежно покрашены, а на лице залегли глубокие морщины. Явно, жизнь тоже тяжелая складывалась… Ей понадобилось еще какое-то время, чтобы понять, о чём она, однако ответа Розэ и не ждали, молча протянув руку, помогая подняться. Приняла помощь, поднимаясь и поскуливая. «Надо было бы еще десять минут полежать, всё бы прошло…», думает она… Но таблетки, чертовы таблетки. Хоть бы раздобыл, хоть бы… Вяло переставляя ноги, она отправилась на кухню, старательно пытаясь перейти на бег, но, уверена, выглядело со стороны это откровенно жалко. Добравшись до стакана, тут же налила из графина воды, опрокидывая в себя и в это же время слепо шаря рукой по столу, пока рука не нащупала нужное. Слабо улыбнулась, разглядывая блистер с пятью таблетками. Необычное количество… Рядом была приложена записка, выведенная размашистым почерком. Право, не знала бы Розэ его, сказала бы, что с любовью, но… Увы, смешон будет тот, кто поверит в подобную чепуху. Монстры не любят. Чудовища не делают ничего безвозмездно. Демоны просто медленно уничтожают, поглощая, всё, что могут, пока не останется оболочка… Без мыслей, без воли… Пустая. Пока не настанет время выкинуть её и заманить в сети новую игрушку, с которой можно будет вновь начать игру. И так до бесконечности. В голове медленно прояснялось, боль в теле тоже постепенно уходила. Что это? Осознанное сновидение или еще один признак того, что я схожу с ума? «Ты абсолютно нормальная, Розэ, просто перестань бояться себя. Чёрт возьми, загляни в то время, которое боишься вспомнить, и тогда всё разрешится.» Неосторожный поворот, и она оказывается лежащей на полу. Звук разбитого стекла. Боль. Вновь боль, сколько же можно, разве не слишком ли много её в жизни несчастной девушки? Она на самом деле сходит с ума… Да, этот голос тому подтверждение… Она сошла с ума, скорее бы просто забыть обо всём. — Деточка, да что ж ты… И почему выбрала такую, кхм, работу, ты же… — начинает суетиться женщина, подходя ближе и подхватывая Розэ под руку, но та лишь сбрасывает её, выгибаясь в спине. Смех, такой жалкий, беспомощный, он разрывает её изнутри, и она не может его сдерживать. Начинает хохотать, пару раз стуча ногами, и в голые пятки мгновенно вонзается безжалостное стекло. На глазах выступают слезы, но она смеётся лишь громче — презренно. И девушка не знает, что ненавидит больше — свой выбор или свою жизнь. Рано или поздно она с ней покончит. Она найдёт в себе силы. «Обязательно, клянусь.», шепчет она, жутко улыбаясь. Прости, Розэ. Тебе было не суждено жить… даже вот так, мимолетно, оставаясь памятью в этом жалком, некогда прекрасном теле. Ты должна была умереть в тот день, еще в той больнице. И ты умрешь.