Коротко о собачьем нюхе.

Когда он проснулся, на часах было девять тридцать. Где-то за дверью жалобно поскуливал Руфус, ретривер с коричневый шерстью и невероятно добрыми глазами. Майкл знал, что сейчас пёс сторожит его комнату и ждет хозяина, чтобы с гордостью взяться за своё любимое дело — путаться под ногами и клянчить еду. Одни мысли о том, что придётся вставать и идти на кухню заставляют Майкла тяжело вздохнуть. Тем не менее, он встаёт, и, натягивая по пути шорты в зелёную полосочку, понемногу пробуждается ото сна. Будучи совой, он не раз уповал на свой режим жаворонка, но всегда проигрывал в споре с самим собой, когда дело касалось корректировки распорядка дня. Масло зашипело, когда на сковороду опустились четыре небольшие котлеты. Возможно, котлеты — не самый лучший завтрак из всех, но это явно лучшее, что можно было приготовить из ингредиентов, оставшихся в холодильнике. Да и Руфус не против, что скрывать. Он обычно пребывает в восторге со всего, что можно приготовить на сковороде, от простых блинчиков до супер-навороченных мясных блюд. ... И, чем больше Майкл проводит времени со своим псом, тем больше понимает: Руфус в восторге абсолютно со всего. Он рад живущим в соседнем доме парням и их шумным ночным вечеринкам, рад тараканам, крепко обосновавшимся у них под раковиной, рад своим старым прокусанным и слюнявым игрушкам-мячикам. В какой-то мере его радость заражает Майка и не даёт тому свалиться в смолянистую бездну под названием «Депрессия». Это поэтому он жить не может без своего пса? Через час они с Руфусом выходят на утреннюю прогулку. Летнее солнце слепит, и Майкл сетует на то, что не взял с собой моднючие чёрные очки, которые умные люди создали как раз для таких случаев. Он решает спуститься к речке, сворачивая на более тенистую тропинку. Высокие кусты по обе стороны почти скрывают солнце своей сочной зелёной листвой. Холодный утренний ветер обдувает, остужает, и Майклу кажется, что этот день выдался удачным. И таким же пыльным, как и все по-настоящему осенние дни. Одна надежда на скорый ноябрьский дождь. О да, и лучше всего с грозой. Чтоб можно было завалиться у себя на веранде с книгой под боком и Руфусом... Замечтавшись, он и не заметил, как тропинка кончилась, а спасительные кусты пропали. И только когда Руфус заскулил и заворчал, пытаясь стянуть с себя мешающий поводок, Майкл понял, что уже дошёл до речки. Пологая с одной стороны и скалистая с другой, она представляла из себя не самое лучшее место для отдыха. Мутная коричневая вода прятала захламлённое дно, речка существовала здесь исключительно с одной целью: собирать собой мусор и копить его, как одинокие бабульки копят всякие ностальгические безделушки. Иногда здесь можно было встретить пьяных рыбаков, иногда — пьяных же подростков, но по утрам река оставалась одинокой и пустой, что делало её идеальной для таких вот тихих прогулок Руфуса и Майкла. Иногда они приходили сюда и днём, но уходили сразу, когда замечали чужое присутствие. — Эй, ты опять намочил лапы, негодник? — засмеялся Майкл, пытаясь поймать игривого пса и надеть на него поводок. Он уже подобрался достаточно близко, чтобы дотянуться до ошейника, но остановился: Руфуса что-то отвлекло. Возможно, если бы Майкл в тот момент увидел себя со стороны, он бы покраснел, отвел взгляд и заявил, что совершенно незнаком с этим человеком. Нет-нет, это не он стоял там и пялился на миловидную девушку, застывший, не способный и двух слов связать! — Эм, привет..? — она сделала несколько шагов навстречу, полностью выходя из тени пёстрых клёнов. — Привет. Больше сказать было нечего. Майкл почувствовал, как незнакомка прошлась по нему оценивающим взглядом, и слегка съёжился. Руфус же радостно завилял хвостом, и, если бы он мог говорить, то наверняка бы посоветовал хозяину не упускать свой шанс. К счастью, Руфус говорить не мог. — Я Эмма. — А я Майкл. Майкл мысленно дал себе пощечину. Боже, да когда он в последний раз с людьми общался?! Месяца три назад? Можно ли считать общением разговор с электриком? Эмма же сдержанно улыбнулась, уберая за ухо короткую прядь белых — явно крашеных! — волос. — Это твоя собака? — спросила она, обращая своё внимание на крутящийся возле её ног и виляющий хвостом-почти-вентилятором комок шерсти. — Да, это Руфус. — Прикольно. Ближе к полудню, когда солнце находились почти в зените и уже не пекло, а жарило, Эмма позвала Майкла перекусить в «Полундру» — маленький бар неподалёку. Как оказалось, Майкл совершенно не знал этого места, путь и бывал у реки почаще некоторых местных рыбаков. А, возможно, его просто не интересовали выпивка и похабные шуточки. Тем не менее, пойти и охладиться он согласился — выпить что-нибудь не спиртное, но бодрящее и шипучее. Лимонад. На входе их встретил прибитый гвоздём к стене чёрный якорь, служащий не больше, чем предметом декора. Странным предметом, нужно сказать. Чёрный деревянный якорь, что может быть лучше? Атмосфера же в баре была чудесная. Где-то у стенки играл одинокий гитарист, веселя вусмерть пьяных мужиков, занимающих своими объемными телесами почти всё пространство у входа; за столами смеялись редкие посетители; то тут, то там цокали бокалы со спиртным, а худощавый бармен натирал рваной тряпкой стойку. — Что будешь? — спросила Эмма у Майкла. — Грушевый лимонад, — ответил он, пытаясь не поворачивать голову в сторону рыгающего мужчины рядом. Когда они сели за столик, шуму только прибавилось. Гитарист теперь играл шансон, а народ в баре гулко подпевал. Пытаясь перекричать толпу, Эмма наклонилась в сторону Майкла: — Извини за это! Я не знала, что будет так много посетителей! — Сегодня какой-то праздник? Эмма удивилась: — А ты не вкурсе?! — Нет, — наивно пожал плечами Майкл. Его ответ потонул в многоголосом «... она сказала ему заботиться обо мне, двинула в Теннесси!..*». Эмма приблизилась к нему ещё больше, опираясь руками о стол. — Сегодня единственный день в году, когда мёртвые могут приходить в мир живых. Жутко, а? — она засмеялась и заговорчески поиграла бровями. — Ага... И что? Они пугают людей и заставляют прыгать с крыши? — Нет, я в это не верю. Но я верю, что они приходят ночью, во снах, — она села обратно, так как стоять уже было не нужно: музыка затихла, гитарист поднес к своим губам рюмку, делая глоток и морщась. — Зачем? Хах, направить нас на путь истинный? — Майкл потянулся за забытым лимонадом, который уже давно перестал быть «охлаждающим». — А почему бы и нет? — с вызовом спросила Эмма. — Ты нкогда не видел вещих снов? — Ну... Нет. — делано-нелепо улыбнулся Майкл. — Ах, даже так? — Ага. Что скажешь? — Скажу, что ты офигенно невезучий, чувак! Когда они вышли из бара, время уже переваливалось к шести часам. Потихоньку темнело. А ветер по-прежнему был утренне-прохладным; он дул в лицо и шелестел пожелтевшими листьями деревьев. Майкл подумал, что это довольно романтично, гулять сейчас вдоль речки, но быстро отмёл подобные мысли в сторону. Вскоре лес сменился высоким белым забором, а забор — домами и аллеями. Они пришли к центру города. На небе уже светилась полноватая луна, а широкие дороги освещали фонари. Майклу это нравилось. Ему нравилось общаться с Эммой, нравилось наблюдать за рябью воды и сияющим звёздами небосводом. Но всё-таки чего-то нехватало. Кого-то очень важного... Будто Майкл кого-то забыл. — Тебе как? — внезапно спросила Эмма. Майкл сначала не понял вопроса, но потом до него дошло: она спрашивала про город. Мимо них прошла парочка в чёрных костюмах. Эмма сказала, что есть такой обычай у праздника — одеваться в страшные наряды и рисовать черепа на лицах, чтобы походить на мертвецов. Странный обычай, конечно. Живя в деревне, он ни разу не слышал ни о празднике, ни о костюмах. Это было так... вновинку. Странное чувство. — Нравится, — кивнул он Эмме. Они прошли по мостовой и завернули на главную дорогу. Казалось, Майкл где-то перешагнул через портал в другой мир. Всюду были люди, нарядные и весёлые, они танцевали и пели под льющуюся со всех сторон задорную музыку. Столько ярких красок, сколько было на этой улице, Майкл не видел и за всю свою жизнь! Эмма ласково улыбнулась ему и потащила куда-то вперёд, навстречу игривому карнавалу. Люди кружились вокруг, пестрили платьями, сбивали с курса и волной несли куда-то. Майкл даже не заметил, как отпустил руку Эммы, но очнулся только когда бушующее веселье стихло. Пейзаж сильно изменился. Ни людей, ни кого-либо ещё поблизости уже не было. Только разбитые фонари вокруг и гонимые по дороге ветром обёртки конфет. И тишина. Мёртвая, пустая и холодная. Майкл испугался. Каким это удивительным образом тольпы людей смогли исчезнуть за пару секунд? Где все? Где Эмма? Он обернулся, осмотрелся и понял: обратной дороги он не помнит. Вокруг, куда ни глянь, одинаково тёмные проспекты — иди хоть в любую сторону из четырёх. Майкл огляделся ещё раз, надеясь, что встретит кого-нибудь и узнает путь, но нигде вокруг не было ни единой живой души. Он остался один в этом пугаюшем месте. Ветер, всё такой же холодный и бодрящий, морозил его щёки и нос. Дома, не моргая, смотрели на него тёмными стёклами окон. И, казалось, дороги сужаются. — Ты что-то потерял? — внезапно спросили откуда-то сверху. Майкл вздрогнул от неожиданности. — Д-да, не могли бы вы... — он обернулся, чтобы посмотреть на того, кто к нему обратился, и замер — это был клоун. Разодетый в красный костюм с белыми кругляшиками, он стоял на спрятанных под штанинами ходулях и взирал на Майкла сверху вниз. Его измазаное белым лицо непринуждённо улыбалось, а нос традиционно украшал забавный красный шарик. — Если не будешь замечать того, что имеешь, обязательно потеряешь что-нибудь очень важное, — сказал клоун и подмигнул. — Простите..? — ошарашенно переспросил Майкл, совершенно теряясь в происходящем. Клоун не ответил: он скривился и злобно зарычал, словно пёс, а после разразился безумным лаем. Испуганный Майкл развернулся и рванул прочь от клоуна. Его уже не волновал ужас тёмных улиц и пустых домов — то, что стояло там, на перекрёстке, казалось куда страшнее! Сколько бы он ни бежал, в ушах всё шумел и шумел, сводя с ума, лай, злобный и почему-то... знакомый. Но затем Майкл остановился. Его внезапно осенило. Он вспомнил того, кого, как думал, никогда не забудет. — Руфус. Руфус! ... Но ни Руфуса, ни Эммы, ни людей в пёстрых костюмах — никого не было. Только улицы да фонари, фонари да улицы.

***

Когда он проснулся, на часах было девять тридцать. Где-то за дверью жалобно поскуливал Руфус, ретривер с коричневый шерстью и невероятно добрыми глазами. Почему-то сегодня Майкл не хотел идти к речке.