~~~
Чудовище размером с Аляску, и на него не налезает ни одна куртка. То есть, у Самандриэля она всего одна. Можно пододевать ее под низ, шутит он. Можно не носить это чудовище каждый день днем и ночью, отвечает Адам. Самандриэль не обижается. Он все понимает. Свитер тоже понимает, и успокаивающе гладит Самандриэля вылезающими из швов нитками по плечам. Чудовище занимает все пространство на кровати, в машине, в магазине, на заправке — Самандриэль торчит из него как трубочка из прозрачного стакана с апельсиновым соком. Он похож на выцветающий китайский фонарик дальтоника. Самандриэль смеется из-за этой шутки так долго, что Адам начинает бояться, не оторвется ли у него что-нибудь. Плечи Самандриэля трясутся так часто, что у Адама рябит перед глазами — какое же оно оранжевое («тыквенное!»), как будто на чертовом заводе сломался дозатор краски. Отсмеявшись, Самандриэль говорит: зря ты его. Он очень мягкий. Потрогай. Он прикладывает ладонь Адама к своей груди. У него колотится сердце, а свитер правда мягкий — как облака на закате, а Самандриэль счастливый, и глаза у него блестят от слез, потому что он смеялся так сильно, что чуть не умер, и сердце у него, наверное, совсем такое же, как этот свитер. Самандриэль улыбается, и Адам не знает, от чего у него цветные звезды перед глазами — от этого жуткого свитера или от улыбки. Адам начинает относиться к свитеру с уважением. Даже больше не зовет чудовищем — вслух — и прощает пятнисто-персиковую футболку.~~~
Свитер становится полноправным членом семьи через месяц, и теперь они больше не дуэт, а трио. К этому все шло: свитер по размеру тянет на отдельного человека, проводит с ними все время, а еще постоянно мельтешит перед глазами, так что Адам хочет назвать его Джа Джа Бинксом, но потом решает, что не стоит. Джа Джа Бинкс абсолютно ужасен, а свитер хотя бы мягкий. А еще — случай на диване. Случай на диване — это неправильное название, потому что то, что стоит в их комнате, не может называть себя диваном даже в разложенном состоянии, но имя чудовища уже занято, поэтому грязно-желтому безобразию решают польстить. Безобразие очень старое, очень пыльное и очень твердое. Адам почти уверен, что чем-то похожим его могли пытать в аду, но Самандриэлю диван нравится. Он, кажется, просто любит уродливые, сломанные вещи — этот диван, свитер, Адама. Все две недели отпуска, который они решили устроить в Мемфисе, Самандриэль читает на диване или смотрит телевизор — ему нравятся черно-белые фильмы и плохие спецэффекты. Так лучше видно актеров, говорит он, ты смотришь не на графику, а на их лица. Адам смотрит с ним два абсолютно отвратительных фильма, но он не умеет так, как Самандриэль, — видеть хорошее там, где его быть не может. Самандриэль лежит на спине — Адам уверен, что он что-то делает с крыльями, потому что просто так лежать на спине на этом диване невозможно — и листает газеты. Диван короткий, поэтому его ноги свисают вниз и почти касаются пола. Он похож на подтаявший зефир. Адам останавливается и смотрит на Самандриэля. Его лицо наполовину скрыто горловиной, и он опускает газету, чтобы посмотреть на Адама в ответ, и выглядит как лыжник, затянувшийся в шерстяную балаклаву. Самандриэль хочет спросить, не случилось ли чего-нибудь, но Адам не может увидеть за горловиной, что Самандриэль готовит вопрос. Он оттягивает край свитера и помещается внутри. Тут правда как будто в пустой тыкве — целая оранжевая пещера. Наверное, насекомые, застывшие в янтаре, видят мир вот так. Адам выныривает из оранжевого сиропного света и целует Самандриэля — это удобно, и Адам даже почти не промахивается. Самандриэль от неожиданности смеется и обнимает Адама за плечи — свитер натягивается и из пещеры превращается в кокон. В нем может поместиться еще два Самандриэля и один Адам. Этот свитер можно использовать и как палатку, и как спальный мешок, и как одеяло, но лучшее применение ему они нашли, кажется, сейчас. Адам засыпает, а Самандриэль гладит через свитер его плечи и думает о тыквенном мире. Что тыквенный мир — это, наверное, не очень здорово.~~~
Самандриэль больше не носит ужасный оранжевый свитер. Его закинули куда-то в багажник месяца три назад. Теперь он снова пахнет пылью и старыми вещами, но у Адама нет двух с половиной долларов на прачечную. Остановок по две недели тоже больше нет. Даже по одной, даже по два дня — это слишком дорого. Можно ночевать в машине, а бензин просить у проезжающих мимо водителей. Иногда попадаются хорошие люди. Адам все чаще вспоминает о свитере. Этим чудовищем можно было бы укрываться, потому что начинается зима, и температура в машине иногда ниже температуры на улице, но свитер грязный и пыльный — Адам завернул в него винтовку, патронов от которой у него никогда не было. Так сразу и не заметишь на огромном, ворсистом брюхе свитера из-за яркого цвета и крупной — хоть пальцы просовывай — вязки, но среди складок прячется маленький разрез. Если бы Самандриэль снова натянул свитер, то разрез засверкал бы у него под грудью, но из-за того, что били снизу, клинок вошел в сердце. Хотя не важно, куда бы он вошел — ангелы имеют неудобное свойство умирать от любой раны, которую получат от клинка. Но, если бы и не имели, Самандриэль бы все равно умер, потому что попали в сердце. Круг замкнутый, и додумывать «бы» смысла никакого нет. Две недели — это слишком долго. Наверное, поэтому в больших компаниях не дают таких длинных отпусков. Их преимущество было в том, что они переезжали так быстро, и Самандриэль никогда не использовал ангельские силы — их нельзя было найти. Нельзя было — если по два дня. А двух недель хватило. Адам ругает себя, ругает глупое небо и всех ангелов, и он не понимает, зачем убивать кого-то, кто не собирается никому вредить. Без Андри никто больше не сможет видеть только хорошее даже там, где его быть не может, больше никто никогда не сядет на пыльный диван, не наденет оранжевый свитер и не возьмет Адама за руку. Адам ругает себя и мерзнет. После захода солнца температура всегда опускается очень быстро, и не поднимается, пока солнце не взойдет достаточно высоко, а что делать, если солнце зашло три месяца назад? Адам ругается и останавливает машину. Ему слишком холодно. К зиме надо двигаться на юг. На сегодня он заберет одеяло у винтовки, патронов к которой, кажется, больше не делают. Адам замерзает на границе штата Висконсин и кутается в уродливый оранжевый свитер. Утром машину завести будет некому.