Слабость

«О высокие сводные крыши храма нещадно разбиваются капли холодного дождя. Гром и молнии разносятся по пространству черного неба с такой силой, словно хотят уничтожить в этом месте все живое. Запах железа неприятно щекочет нос, вынуждая заклинателя всем телом вздрогнуть и замереть. Всего один вскрик до боли знакомого голоса, и все остальные звуки резко стихают на его фоне. Лань Сичэнь готов отдать все, что у него есть, лишь бы не принимать решение прямо здесь и сейчас. Его душу разрывают по кусочкам долг чести и желания собственного сердца. Мужчина хочет попросту закрыть глаза и сделать вид, что он тут совершенно ни при чем. Он готов умолять о помиловании стоя на коленях. Но судьба уже сделала свой выбор. Все его движения, отточенные до совершенства, преисполнены изяществом и грацией. Он никогда не теряет того облика благородного заклинателя, коим его считают. Мужчина даже сам не осознает, что происходит, что он делает, пока не натыкается на взгляд карих глаз, наполненных леденящим душу страхом. Лань Сичэнь судорожно пытается сделать хоты бы один вдох, но все его тело предательски замирает в агонии. Душа, охваченная смятением и болью, медленно умирает. В темных глазах напротив плещется океан боли, грозясь утопить в своих волнах последнее, что осталось от Лань Хуаня. Цзинь Гуанъяо неверующе смотрит на брата, отступая назад, упираясь в колонну напротив. Цзэу-цзюнь, видя с каким трудом ему даётся каждое движение, в полном смятении нетвердо шагает вперед. Ближе. В надежде чем-то помочь. В надежде исправить невозможное. Собственное сердце разбивается по частям на осколки, принося невыносимую боль. Он хочет безвольно упасть на колени, потому что собственные ноги отказываются держать его. В руках Лань Сичэня умирает весь его мир, вся его жизнь. Цзинь Гуанъяо касается его щеки единственной рукой, проводя по гладкой коже пальцами, оставляя на ней багряные полосы. Он улыбается, совмещая в этом жесте всю боль и любовь. На глазах сияют слезы, нескончаемым потоком вытекая из уголков глаз. Лань Хуань хочет отчаянно закричать, нивелируя все сковывающие его моральные устои и принципы. Его руки обагряет теплая вязкая жидкость, намертво впитываясь в незапятнанные белые рукава ханьфу. Руки безвольно дрожат, мужчина отшатывается, выпуская из рук свой меч, однако тот не падает с оглушительным звоном на каменный пол, застревая в обхватывающей его плоти. А потом приходит покой. А-Яо больше судорожно не цепляется за острое лезвие меча. Мужчина сползает по поверхности колонны, оседая на пол. Заклинатель покорно закрывает глаза, справляясь с сильной болью от раны. Его лицо озаряет вымученная улыбка. Он смиряется с этим так, словно он по-настоящему виновен. — Брат… — со слезами на глазах, роняет Цзинь Гуанъяо. Только сейчас Лань Хуань замечает, насколько его улыбка фальшивая. Он должен был защищать его, а вместо этого… А-Яо все ещё боится, что их могут раскрыть, что их неправильные отношения, которые заканчиваются здесь и сейчас, могут помешать Лань Сичэню в дальнейшем. Даже сейчас, вдыхая последний раз, он не хочет, чтобы кто-нибудь узнал об этой порочной связи. Он шепчет лишь одними губами все, о чем сейчас хочет сказать, закрывает глаза и его рука, касающаяся Лань Сиченя с громким шлепком падает в лужу собственной крови. Неровный, слабый стук сердца совсем стихает, обращаясь глумливой тишиной. Холодная дрожь охватывает всего заклинателя, обрекая того сожалеть до последних дней своей жизни о совершенном. Мужчина крепко прижимает к себе тело младшего любимого названного брата, чувствуя, словно он только что умер сам. Судьба бывает слишком жестока. Долг чести и достоинства исполнен, но какой в этом смысл, если они оба уже мертвы? Если сердце, преисполненное тепла, разбито в дребезги на то количество осколков, из которых уже никогда ничего не собрать?.. Весь храм оглушает отчаянный крик Лань Хуаня.» Мужчина испуганно вздрагивает всем телом сквозь сон, тут же просыпаясь. Тяжелый крик, рвущийся из горла, моментально оказывается подавлен, оставляя после себя лишь неровное, шумное дыхание и стянутые в одну линию губы. Заклинателю требуется несколько нескончаемо долгих секунд, чтобы прийти в себя и дать глазам привыкнуть к мраку. Эфемерная иллюзия кровавой картиной стоящей перед глазами тут же сменяется на темные силуэты спальни. Их спальни. За бумажными закрытыми ставнями завывающе дует ветер, словно вымещая свои несчастья на чутком слухе мужчины. Небо, ранее открытое, полностью заволокло облаками, лишая возможности небесному свету соприкасаться с землёй. Реальность кажется пугающе ненастоящей. Все тело замирает, словно скованное ледяными глыбами, не позволяя избавиться от цепких объятий страха. Бессилие медленно, но верно одолевает мужчину, вожделея оставить на его теле свидетельство слабости. Желание убедиться, что от сна больше ничего не осталось оказывается сильнее. Дрожащие руки, словно пара змей, с шорохом скользят по простыням, пока не находят второй источник тепла. А-Яо мирно спит совсем рядом. Целый и невидимый. Печаль от сердца немного отделяется, прикосновение действует на подобие мгновенного обезболивающего. Маленькая фигура, практически целиком скрытая под одеялом, источает тепло и покой, умиротворяя лучше всякой медитации и мелодий на гуцине. В голове невольно всплывают кровавые воспоминания, вновь вынуждающие заклинателя содрогнуться. Он не находит в себе сил сдержаться и без промедлений сгребает того в объятия, прижимая к себе. Тёплые ладони располагаются на груди, позволяя почувствовать мерно бьющееся сердце, как свое. Лань Хуань зарывается носом в длинные волосы, слыша знакомый запах бесконечного тепла и душистых пионов, насквозь пропитавший мужчину. На душе сразу светлеет, солнце вновь восходит после проливного дождя, подавляя холод и боль своим счастьем и светом. Он насилу старается выровнять сбившееся дыхание, пытаясь не разбудить лишним шумом Цзинь Гуанъяо, но, как на зло, его попытки оказываются тщетны. Лянфан-цзунь, только почувствовав, как на его груди крепко сжимаются руки, от этого тут же просыпается, не понимая поведения своего возлюбленного. Его ладони в ответном жесте ложатся на руки заклинателю, сквозь ночную тишину слышится его сонный взволнованный голос: — Что с тобой? Слышится шорох ткани, одеяло немного сползает, открывая ноги, ступни неприятно лижет холод. Он выбирается из объятий, поворачивается к заклинатель лицом, внимательно вглядываясь в обеспокоенное лицо напротив. Цзинь Гуанъяо тут же возвращает одеяло на прежнее место. Ночи осенью в этом году особенно дождливы и холодны. Мужчина приникает в названному брату ближе, с тихим вздохом касаясь обледеневшей кожи ладоней. — Ты совсем замёрз, — он ласково проводит рукой по широкой спине, скрывая ее под тканью теплого одеяла на лебяжьем пуху. Ляньфан-цзунь нежно берет чужие руки в свои, пытаясь согреть. Но ему не позволяют это сделать, вновь крепко сдавливая в объятиях. Лань Хуань опускает свои губы на макушку А-Яо, успокаивая этим скорее себя, чем самого мужчину. Он трепетно оглаживает большим пальцем плечи, отгоняя всю иллюзорность. — Все в порядке. Цзинь Гуанъяо сразу понимает, что сказанное — ложь, но разбираться в этом сейчас нет имеет смысла. Он неловко елозит по поверхности одеяла, приподнимаясь со своего места, ближе пододвигаясь к заклинателю. Мужчина нежно и успокаивающе улыбается тому, бережно оглаживая напряженную спину и плечи, обращаясь с главой клана так, словно ему 5. Лань Сичэнь смотрит на обеспокоенно суетящегося А-Яо. В темноте он кажется слишком маленьким и незаметным, порой ему действительно кажется, что мужчина никогда не держал в своих маленьких ладонях меч. Небольшой рост, хрупкая фигура, не такое крепкое здоровье, как может сначала показаться, испорченное голодом и холодом в тот период жизни, когда они ещё не были знакомы. «Сияние средь снегов», вышитое на ткани его верхних одежд очень точно олицетворяет самого заклинателя — такой же прекрасный и манящий. Очень неохотно, совсем неспеша, тело начинает оттаивать, отвечая на преподносенное тепло. Под ладонями слышно, как сердце меняет свой бешеный темп, возвращаясь к привычному ритму. Почему-то у Цзеу-цзюня возникает ощущение, что Ляньфан-цзунь вовсе не спал, готовый вскочить и утешить его в любой момент. — Если тебе приснился кошмар, то это не стоит твоих переживаний. Это просто дурной сон. Неужели события сна не могли быть другими? Неужели нельзя было решить все словами и разговором? Неужели есть что-то, из-за чего ему, Лань Сичэню и впрямь хватило сил и жестокости, чтобы пренебречь собственными чувствами и уничтожить единственное что может быть дорого сердцу. Он уже потерял одного брата и не готов ощутить потерю ещё раз. Мужчина несколько раз моргается, пытаясь отогнать непрошенные слезы, глаза начинает неприятно щипать. Его чувства предательски дают трещину. Любовь — это самая великая слабость. Цзинь Гуанъяо нежно обхватывает своими ладонями щеки Лань Сиченя, соприкасаясь лбами. В обледеневшее, напряженное тело начинает литься светлая, чистая энергия ци, оставляя после себя тепло и чувство покоя. Для Мэн Яо это кажется лучшим решением в сложившейся ситуации. После этого, все действительно становится в порядке. Лань Сичэнь вместо ответа тянется вниз, намереваясь поцеловать верховного заклинателя. Мягкие губы касаются поверхности теплой кожи, снова и снова. Мужчина весь оказывается трепетно зацелован. А-Яо невольно чувствует, как тело начинает реагировать на малейшие прикосновения со стороны возлюбленного. Он стыдливо прикрывает глаза. — Если вчерашнего вечера тебе мало, то ты мог просто сказать об этом, — неловко бормочет Цзинь Гуанъяо, ни капли не пытаясь увернуться от беспорядочной ласки. — Ты же знаешь, я никогда тебе ни в чем не откажу. Заклинатель с покорностью отвечает на желание своего возлюбленного. А-Яо коротко вскрикивает, когда его резко заваливают на спину, прижимая к кровати. Он позволяет Лань Сичэню удобно расположиться между его разведенных ног. Мэн Яо завороженно замирает, смотря на глубинные океаны чувств и бесконечной любви, мелкой рябью сияющих в них. По щекам Лань Хуаня скатываются несколько соленых капель, тут же растворяясь в жарких, дурманящих рассудок объятиях. Его холодные губы мягко касаются губ Ляньфан-цзуня, слишком целомудренно, практически невинно. Как будто заново пробуя на вкус. Широкие ладони стягивают ткань ханьфу, роняя ее вниз, обнажая хрупкую спину. Без одежды А-Яо выглядит еще более маленьким и уязвимым. Кажется, что если надавить чуть сильнее, он сломается. Он никогда этого не допустит. — Я не хочу потерять тебя, А-Яо, — тихо роняет Лань Сичэнь, проводя своими руками по линии спины. Мэн Яо ощутимо напрягается, на его лице отображается сложная гамма эмоций. Тщательно скрываемая боль и бесконечное сожаление. Мэн Яо хмурит брови, на его лице отражается тень глубокой задумчивости и вместе с этим печали. Из своих мыслей он возвращается, скрывая за своей вежливой улыбкой все, что его терзает. Лань Сичэню показалось или Мэн Яо действительно выглядел особенно обеспокоенным после сказанного? Через некоторое время это чувство пропадает совсем. Мужчина сладко стонет под ласками возлюбленного, покорно раскрываясь, словно дивный цветок. У них еще остается время, чтобы позволить себе забыть обо всем. Осенняя ночь убегает, срывая за собой звезды с темного неба, забирая вместе с этим тучи, так и не пролившегося дождя. Где-то там близится полоска светлеющего неба, оставляя для страсти совсем немного времени, предзнаменуя начало нового дня. Дня, под начало которого, Цзинь Гуанъяо вновь сбежит, тайком возвращаясь в свои покои, чтобы со счастливой улыбкой спрятать под одеждами исчезающее ощущение нежных поцелуев.