Метр на метр.

      – Фламинго, я долбоёб, что ли по-твоему?       Вот она, удивительная вещь всей ссатой сознательной жизни Дофламинго, стоит напротив, задирает свой клюв. И сколько бы Дофи не приходилось избегать встречи с рожей этого засранца, всё равно он же первый и срывается. Отменяет все встречи и покупает билеты в какую-то залупу мира, где днём солнце жарит, как негры в любительском порно, а ночью холодина собачья. А Крокдайл стоит перед ним, избытком геля на голове в свете фонаря блистает. Брови свои поднимает, общаться брезгует. Раньше член глотать не брезговал, а тут одним воздухом дышать страшно, вдруг его вырвет от отвращения. Как был пидор, пидором и остался. Но Дофламинго ебал это всё: и воздух и штучки эти пидорские. Он и без этого не дышит. Потому что однолюб. Потому что его член оказывается нашёл свою дыру, и другие не впирают. Потому что он едет на Крокодайле. И есть предположение, что это не лечится. – Я что-то стрёмное предложил? – Просто съеби с дороги. Крокодайл всё ещё топит в своём презрении, будто якорь примотал к ноге и ждёт чуда-хуюда, вдруг утопающий всплывёт, блять. Дофламинго руки в кармашках держит. Кулаки сжимает крепко. Дофламинго флэшбеки ловит, хлебает с половника прям. Дофламинго захлёбывается во всём этом дерьме.       Так получилось что три месяца их «отношений» они по подъездам шлялись, да в лифтах зажимали. Рожу друг другу пытались не надрать, поэтому с большим упоением драли жопу. В толчках, пока кто-то за перегородкой нужду справлял, они тела укусами да засосами покрывали. То ли каннибализмом жадность друг к другу скрыть пытались. То ли любовь у них была такая. «Высокая» так сказать, с гнильцой и кровавыми следами.       И сейчас как прыжок в прошлое. Дворик, метр на метр, и фонарь. Хуй встанет, рядом стоящий почувствует. А они тут вдвоём. А у Дофи ладони чешутся. Яйца гудять. И крыша едет. Крокодайл всё такой же. Стоит в шубе своей, как сутенер у бабки на даче. Нелепо и неуместно. Смотрит еблом своим страшным, с шрамом этим мерзким. Глаза отвести от него - проблема. Дофламинго делает небольшой шаг вперёд, тянет к нему руку. Крокодайл хуярить по пальцам своей клешнёй. Больной уёбок. – Еби фанаток Фламинго, меня не трогай. Терпение Дофламинго на исходе. Хочется кричать прям в рожу эту довольную напротив. Рычать и слюной брюзжать. «ВОТ ОН Я, БЛЯТЬ, ОСОЗНАЛ И КАЮСЬ, СУКА»       Дофи не курит, но пачку достаёт, одну берёт в рот, подпаливает, грызёт фильтр. Даже тягу не делает. Запах никотина знакомо бьёт в нос. Дофи думает, что сегодня его бьёт всякая хуйня.       Крокодайл уйти не пытается. Ему и некуда. Дело даже не в этой бомжацкой подворотне, где закладу спрятать негде. Хотел бы уйти, нашёл бы способ это сделать. Но Крокодайл стоит напротив, недовольный и ершистый. Ждёт и не делает шагов навстречу. Раньше бы ему уже в рожу прилетело за такое поведение. Пидорское. Раньше Дофламинго и сам бы юшку с лица вытирал. Но это раньше. Сейчас то Дофи знает, что нихуя ни этого хочется этой чушке ебаной. Он же уже его выучил вдоль и по поперёк. Уже и сам эти знания вырыгивать везде хочет, чтоб они организм покинули. Они для него хуже алкогольного отравления. Только тут рыгай-не рыгай, а легче не станет. Никакие пиздиловки из этого болота говна выбраться не помогут.       Они стоят. Стоят, блять, долго.       А потом в лицо Дофламинго ожидаемо прилетает кулак, и уворачивается он исключительно на рефлекторном уровне. Хватает Крокодайла за мех на воротнике, впечатывает того в стену, тесно к нему прижимаясь. Удивительная хуета: когда прижимаешься к нему вот так, когда ведёшь носом по шее, не забыв скромно чмокнуть кадык, когда вдыхаешь аромат дорогущего парфюма погружаешься в те моменты, где он стоял, широко разведя колени, покорный и готовый на всё. Где ты мог смело называть его своим. И словно не было этих несколько лет после тяжёлого расставания. – Малыш Кроки, я же знаю что тебе хочется. - сигарета тлеет где-то на асфальте, потерявшая свой приоритет. Крокодайл напротив сопротивляется вяло, будто вложив всё сопротивление в один удар, и потерпев поражение, смирился. Как жертва маньяка, расслабил булки и изо всех сил пытается получить удовольствие, которое смутно мелькает на горизонте. Дофламинго своим образом далёк от маньяка, если дело не касается богатых высокомерных сук, а в его понимании, малыш Кроки на этом поприще - Старк, занявший железный трон. – Ответь мне, Кроки. – Нет, не хочется. – У меня есть с собой резинки на твой маленький хуй. – Бычкуй, Фламинго.       У Донкихота в штанах невыносимо чешется. И одна параноидальная мысль - быстро трахнуть тощий зад Крокодайла, а уже потом решать проблемы по завоеванию сердечка принцессы. У Крокодайла на лице написано: «Не лезть. Убьёт». Но и у него стоит, этого не скрывает ни сам Крокодайл, ни его по-блядски обтягивающие кожаные штаны. Дофламинго ноги перед кем-то раздвигает редко, он так-то считай и не пидорас вообще. «Но сейчас по-другому не получится» - понимает, либо жопу подставь, либо билет меняй и упиздоливай. Опять же, когда перед тобой стоит Крокодайл, никакого «либо» не существует. – Тебя что-то не устраивает? - спрашивает спокойно, будто готов сию минуту исправить райдер звезде. А сам крутит заднице, и о Крокодайла трется немного, тот стоит в стороне и поэтому проехаться по его паху своим удаётся лишь с третьей попытки. Дыхание у того сбивается, но желание сломать руки кому-то очень наглому не исчезает. Шумный выдох. Наверное даже и яйца оторвать захотелось. – Мне на колени упасть и прощение начать просить? – Упади. Потешишь моё самолюбие. Тоже соскучился. Дофламинго понимает это чем-то внутренним. Различает окраски яда в голосе Крокодайла. Может и не прятался особо, чтоб при встрече вот так ебалом кривить, и в говно молоточком вколачивать. Дофи от этого приятно.       Дофламинго ухмыляется, потому что ему не зашкварно колени в грязи испачкать. Смешно немного с себя, с выбора фраз Крокодайла ещё смешнее. Такой себе клуб романтики, где на нормальное действие не хватает кристаллов, потому что ранее всё на шмот спустил. Он ухмыляется, и медленно плюхается на колени, не спуская глаз с «оппонента». Те тут же начинают ныть, но не так чтоб перекрыть боль от воспоминания, как же хорошо раньше на коленях смотрелся малыш Кроки. – Простят ли меня Ваше Величество за то что я свои искренние извинения хотелкой привык прикрывать? Молния на кожаных штанах издаёт неприятный вжикающий звук. Дофламинго их стягивает до колен, проходится языком по члену сквозь ткань трусов. Он слегка приспускает трусы, и ведёт носом по выбритому лобку, после чего отстраняется. – Продолжай. - Крокодайл давит на затылок, не позволяя даже немного отодвинуться от себя. Но не так жёстко, как бы мог. Словно оставляет выбор: делай или проваливай отсюда. – Блять, малыш Кроки, ты даже пахнешь так же. Хочу ебать тебя, или чтоб ты ебал меня, пока до твоего конченного разума не дойдёт, что это не очередная пиздливая хуета, какая происходит у нас всё время. Твёрдый член Крокодайла приятно и знакомо ложится в руку. Дофламинго быстро слюнявит его языком, широко облизывая пару раз. Прижимается к нему носом и ведёт дорожку до самого пупка. Крокодайл всё это время стоит прижавшись к стене, не шевелится. Становится интересно насколько Дофи ненавидят по шкале от одного до десяти. Наверное на все тринадцать. А может эту ненависть вообще нельзя сосчитать в цифрах.        Дофламинго берёт в рот аккуратно, до конца. Тот упирается в глотку, вызывая лёгкий дискомфорт с непривычки. Он давно этого не делал, он не тот кто сосёт чужие члены, предпочитает быть на другой стороне. Но не то чтобы он не опускался до таких экспириментов. А вот сосёт Дофламинго быстро и немного ожесточённо. Хотя удовольствие и хочется растянуть. Прочувствовать языком все венки, медленно надрачивать холодными руками и слегка болезненно сжимать губами головку. «Но это всё потом», - думает Дофи. Вместо этого он грубо насаживается ртом, скользит им плотно обхватив член, помогает себе языком. В ответ доносятся еле слышные вздохи и выдохи. Дофламинго помнит как Крокодайл раньше под ним стонал или рычал. Как говорил что-то грубое или отдавал приказы. Он никогда не был молчаливым в постели. А сейчас стоит сдерживается. Наверняка губы все искусал, лишь бы звуков не издавать. Заводит это ничуть не меньше, но раздражает. «Член бы ему откусил, как раздражает» - думает Дофи. Хочется, чтоб его схватили за волосы и потянули, или наоборот трахали бы в своём жёстком темпе, как портовую шлюху. Как он сам это раньше делал с Крокодайлом. Хочет многое. Хочет всего Крокодайла. Но пока что он не насосал даже на стоны. У самого стоит так, что больно. Пара движений и сам полетит в космос. Дофламинго запускает одну руку в свои штаны, яростно надрачивая, размазав выступающий пигмент по стволу, но от сухости всё равно неприятно и больно, так как он любит. Второй рукой он ведёт по животу Крокодайла вверх, пока тот не перехватив пальцы, сжимает их с силой.       Дофламинго думает, что это конец. Сейчас ему сломают пальцы. И сердце нахуй тоже сломают. Дофламинго думает, что сейчас хрустнет и его жизнь к хуям закончится.       Дофи давится чужой спермой, и крепко жмурится, чтоб рефлекторных слёз никто не видел. Дофи думает, что надо было брать очки. Крокодайл его легонько отталкивает от себя. И смотрит. Наблюдает сверху как Фламинго додрачивает сам себе, в какому-то богом забытом переулке, стоя коленями в грязи и утыкаясь носом в его ногу. С каплями спермы на губах и зажмуренными глазами. Дофламинго кончает, грубо натягивает штаны на Крокодайла, и заправляет член в свои. Дофламинго думает, что это было заебись. И пока его принцесса не свинтила искать башни повыше да драконов позубастей, обхватывает её ноги. – И что опять тебя не устраивает? Что мне блять сделать ещё? Выходит всё равно нежно как-то, сопливо. У него сейчас этих соплей хоть жопой жуй, и всё для Крокодайла. Слов красивых, поступков. Этого всего скопилось так много, что хоть сейчас пиздуй покорять страницы литературы. – Отпусти. – Давай не начинай. – Отпусти, долбоёб, мне поссать надо. – Ты меня простил? – За отсос? – Я ещё раз могу отсосать. Понимают, что правда может. Что уже не так как раньше. Понимают оба. – Туше, Фламинго. Я буду валятся на коленях следующим.