Паломники на привале

Для привала паломники облюбовали место под большим грибом на уютной полянке. Дальше им предстояло пройти через неприветливые пепельные земли Молаг Амура, и следовало отдохнуть, пока представлялась такая возможность. На траве расстелили покрывало, затем каждый поделился тем, что у него было: Тидрос достал из заплечного мешка хлеб, Миссун разложил печеные клубни батата, Вэрвасо расщедрился на копченую ножку никс-гончей. Приятное разнообразие в трапезу внесла и бутылочка шейна. Дальше дело стало только за разговорами. Конечно же, беседа велась о религии. — Все мы знаем историю святилища, к которому направляемся, но в общих чертах, — хитро прищурившись, произнес Тидрос. Впрочем, лысая, как колено, голова, острая бородка и шрам через всю щёку, приподнимающий уголок рта, любым его словам придавали лёгкий плутовской оттенок. — Ассарнибиби славится тем, что именно здесь была зачата милосердная Матерь наша, богиня Альмалексия, но, между тем, прискорбно мало внимания уделяется этой легенде. Предания старины обходят ее стороной, а ведь это крайне интересный для обсуждения вопрос. Шутка ли, девяносто девять любовников! — Стоит ли гневить богов столь щекотливой темой… — в сомнении произнес Миссун, самый молодой из паломников. Иссиня-черные волосы он укладывал по последней моде, а подбородок – чисто выбривал. Но шейн и насмешливые взгляды старших товарищей сделали свое дело, и он, немного смущаясь, вступил в разговор. — То есть, не было ли это метафорой? Девяносто девять претендентов на ложе Боэтии сошлись в смертельном поединке — а этот Принц даэдра, как мы все знаем, охоч до подобных игрищ — и победитель получил все. Стал отцом будущей богини. — Тогда они не звались бы любовниками, — справедливо заметил Вэрвасо, почтенный данмер из гильдии торговцев. Тронутые ранней сединой волосы он стягивал в хвост на затылке. — И Молаг Бал не удостоил бы действо своим вниманием — столь прямолинейная кровожадность у него не в почете. — Все девяносто девять одновременно? Это невозможно… — нахмурился Миссун. — Разве что они все, э-э-э… сбросили семя в общий котел, а Боэтия потом впитала его в себя. — Судя по некоторым книгам, с этой даэдра все возможно, — усмехнулся Тидрос. — О некоторых книгах лучше не упоминать, особенно отправляясь в смиренное паломничество, — взял слово Вэрвасо. — Но все же мне сие действо видится в ином свете. — Он отхлебнул шейна и зажмурился от удовольствия. – Думается мне, что Боэтия приняла их всех по очереди. Не один час развлекали ее избранные со всего света самыми изощренными любовными практиками, ведь миссия у них была нелегкая — удовлетворить самого Принца предательств и мщения. Вероятно, была их сотня — и лишь на девяносто девятом им удалось довести Принца до экстаза, а потому история сохранила только это число храбрецов. — Очень интересная трактовка, — кивнул Тидрос. — Но мне все же кажется, что очередность не для этого ненасытного Принца, и то была оргия, от которой гора содрогалась до основания. — Но девяносто девять сразу? — с сомнением произнес Миссун. — Как же это возможно? — Нет ничего невозможного, когда мы говорим о Принцах даэдра, — назидательно воздел палец Тидрос. — Глупо полагать, что они скованы рамками той же плоти, что и мы с вами. Если Боэтии будет угодно, она явится в любом обличье. И если ей будет угодно принять девяносто девять любовников сразу, она это сделает. Только представьте себе: огромная обнаженная даэдра раскинулась на камнях, а со всех сторон ее окружают пылкие поклонники. И для каждого у нее есть вагина, они хаотично разбросаны по всему ее телу, так что каждому нашлось место — и вся эта гора шевелится в едином ритме, словно под рокот барабанов, свершается великое таинство, и сотни мужских стонов рисуют единую симфонию любви… В наступившей тишине слышно было, как выпавшая из рук Миссуна кружка с глухим стуком ударилась о землю. — Вы спросите, что же случилось с сотым избранным? — Тидрос, ухмыляясь, развел руками. — Ему досталась та самая, настоящая, вагина — и он в ней утонул. Раскат грома в девственно-чистом небе прозвучал как-то по-особенному грозно. Следом за ним споро подтянулись тучи, и минуты не прошло, как на паломников хлынул настоящий ливень! Им пришлось прервать беседу и поспешить на поиски подходящего укрытия. Когда луг опустел, словно из ниоткуда раздался разочарованный голос: — Ну и зачем? Я ведь записывал! — Затем, — тут же раздался другой, женский. — Это не тебя ведь поносят. — Пускай треплют языком, лишь бы не забывали. — Они говорили про мою мать, Вивек! Между прочим, это ведь ты выпустил в мир эту скабрезную байку. — Зато сколько воодушевления и неожиданных трактовок! О, а вот тут как раз обсуждают «Двенадцатый урок». Извини, ослепительная, вынужден откланяться! И на лугу наступила тишина, нарушаемая лишь мерным шумом дождя.