Луна над холокостом

25 августа 1939 год. Краков, Польская Республика. Воскресное утро. Сквозь шелест листвы едва слышно чириканье жаворонка. Небольшой трехэтажный жилой дом прямо в центре Кракова вовсю заросший плющом привлекал прохожих своим ярко зелёным окрасом. Люди суетливо шагали по своим делам, не обращая внимание на происходящее вокруг, кто-то направлялся в церковь, а кто-то спешил побыстрее добраться до рынка, чтобы запастись продуктами на неделю. Солнечные лучи пробиваются сквозь тонкую ткань занавески, освещая небольшую спальню ярким светом. Парень спящий в кровати поморщился и потянулся открывая сонные глаза. Проведя рукой по затылку, юноша принял сидячее положение и посмотрел на настольные часы, которые стояли на небольшом прикроватном столике. На циферблате изящные резные стрелки показывали время. Пол десятого. Послышались тихие шаги за дверью и скрип полов, дверная ручка дёрнулась. В небольшую комнату вошла улыбающаяся женщина. На вид ей было около сорока лет, небольшого роста, с густыми светло-русыми волосами убранными в аккуратный пучок. Одетая в длинное, почти до щиколоток платье с массивным кружевным воротником. Из-за такого контраста цветов, её бледная кожа казалась почти прозрачной, а на лице, в уголках изумрудных глаз проступали еле заметные морщины. Взглянув на юношу она нахмурила брови.  — Габриэль! Ты всё ещё в кровати? Ты забыл какой сегодня день? — с раздраженным видом промолвила женщина скрестив руки на груди.  — А? Я только проснулся, а вам уже что-то от меня нужно, матушка. — ехидно улыбнувшись промолвил юноша. На самом деле он не был одним из «плохих мальчиков с улицы», которые обычно занимались мелкими кражами и обводили вокруг пальца приезжих из сёл самонадеянных жителей, с амбициями начать новую жизнь в одном из крупнейших городов Польской республики. Он был спокойным юношей, практически никогда не встревал в передряги, несмотря на свой иногда «острый язык».  — Сегодня у твоей тётушки Сильвии день рождения, я хочу испечь шарлотку. Сходишь за продуктами? — успокоившись вздохнула она. Мирослава Шервинская была милой женщиной «бальзаковского возраста», с таким типичным женским хобби как готовка. Поэтому в доме всегда вкусно пахло свежей едой. Он буквально был пропитан запахом пряностей.  — Хорошо, только сначала умоюсь и позавтракаю, кстати, что сегодня на завтрак? — спросил кареглазый.  — Пироги*, они уже ждут тебя на столе, а сейчас я должна зайти к пани* Берте за формой для выпечки. — бросила женщина закрывая за собой дверь комнаты, оставив юношу тет-а-тет со своими мыслями. Берта Ковальская жила в двух кварталах от дома Шервинских. Их семьи дружили, так как Берта была лучшей подругой Мирославы ещё с детства. Погруженный в свои мысли парень вышел следом за матерью, не забыв захватить с собой сменную одежду. Он направился по коридору вдоль лестницы к дверям ванной комнаты. Габлиэль повернул ручку и с предвскушением вздохнул. Рука юноши потянулась к вороту пижамной рубашки не торопясь расстёгивая пуговицу за пуговицей. Полностью освободившись от одежды он лёг в ванную. Тёплая вода приятно касалась кожи, хотелось опять уснуть часика на три и забыть про поручение матери, но парень всё-таки взял себя в руки. Закончив с ванными процедурами и переодевшись он направился в низ по лестнице на первый этаж дома. Парень вошел в помещение, оформленное слегка в готическом стиле, незамысловатые бледно зелёные обои с узором напоминающим геральдические лилии, мебель из ореха была натёрта до блеска и сверкала, в центре комнаты большая бронзовая люстра. Семья Шервинских не была из бедных, отец Габриэля один из лучших кожевников в Кракове, со своей собственной мастерской, которая к слову была пристройкой к их дому. Заметив на столе обещанные матерью пироги юноша облизнул губы. Он обожал мамину «стрепню», а готовила она действительно прекрасно. Ещё бы! Она обожала это делать. Парень наслаждался едой уплетая её за две щёки попутно запивая чаем. Вдоволь наевшись он вышел из-за стола и направился к выходу из дома, где его встретил отец.  — Доброе утро! Куда-то идёшь? — спросил мужчина что-то записывая в большую конторскую книгу*.  — Доброе утро пап! Иду за продуктами, мама сказала, что приготовит шарлотку. — ответил юноша открывая входную дверь. — Ну всё, я пошёл, пока! — крикнул он уже из-за дверного проёма. — на что отец кивнул и опять погрузился в работу. Пан* Шервинский — высокий и статный мужчина с глазами янтарного цвета и густыми каштановыми волосами в которых уже пробивалась первая седина. На вид ему было около сорока пяти лет. Семейное дело досталось ему от его отца, а ему собственно от его отца и никто уже честно говоря не помнит когда это всё началось. Но Владзиславу нравилось это дело, как будто он был создан для него. Выйдя на улицу парень глубоко втянул носом свежий летний воздух. Впереди был ещё целый день.

***