Поцелуй

Аллен знал, что над Перкинсом издевались. Знал, что его били, когда отлавливали в туалете, на задворках школы или где-то еще, где этого не могли видеть учителя, знал, что его не раз и не два бросали в высокие мусорные контейнеры, знал, что ему давали клички, среди которых “педик” была даже не самой обидной, знал, что ему время от времени портили вещи чернилами и пару раз резали канцелярскими ножами спортивную форму. Перкинс чужие издевательства терпел молчаливо, не задавал обидчикам бессмысленных вопросов, никому не жаловался, отыгрывая стоика даже когда учителя и школьный психолог спрашивали его прямо — обычно это случалось, когда он приходил на занятия с такими следами, которые нельзя было скрыть даже от избирательно слепых взглядов взрослых. Может быть, если бы он продолжил следовать этой тактике абсолютного нейтралитета, от него бы отвязались, но за два года до выпуска что-то в нем изменилось. Он стал бить в ответ, не боясь выступить против троих или даже пятерых противников, и им это не понравилось. Месяц назад после особенно серьезной драки Перкинс загремел в больницу с сотрясением мозга и сломанными ребрами. В то время Аллен даже пожалел, что не был с ним в одном классе. Тогда у него появился бы предлог прийти к нему и… И что? Аллен не знал, как на самом деле относился к Перкинсу. Они не были друзьями и даже знакомыми, хотя в средней школе несколько раз вместе ездили на соревнования по шахматам в Вашингтон, и Аллену никогда не хватало храбрости вступиться за него, хотя он, наверное, едва ли мог бы что-нибудь исправить. При этом Аллен часто ловил себя на мысли, что думал о Перкинсе слишком часто и не менее часто оказывался в местах, где его можно было встретить. Сегодня, например, они столкнулись в коридоре второго этажа. У Перкинса шла кровь из носа, стекая по губам и подбородку, а на шее под воротником расстегнутой рубашки стремительно расцветали синяки, какие обычно бывают, если слишком крепко схватить человека за горло. Когда Аллен заметил эти следы, по его телу прошла приятная дрожь, а во рту пересохло. Секунду он думал, а потом развернулся и, старательно выдерживая дистанцию, пошел следом за Перкинсом, игнорируя недовольные комментарии своих одноклассников. Они не поняли бы все равно. В туалете Аллен незаметно установил на писсуар небольшое зеркальце, чтобы можно было следить за Перкинсом, и с показательной непринужденностью расстегнул ширинку. Впрочем, раскрыли его почти моментально, наверное, потому что в туалете они были только вдвоем. — Чего смотришь? — холодно спросил Перкинс, стирая кровь из уголка губ смоченной в мыльной воде салфеткой. — Что, и ты хочешь добавить пару следов к моей коллекции? Он закатал рукава форменной рубашки до середины плеча, обнажая с десяток синяков разных форм, цветов и размеров. — Нет, нет, вовсе нет, — ответил Аллен, не в состоянии оторвать взгляда от особенно ярких синяков на его правом предплечье. После короткой паузы он добавил совершенно нелепое: — Ты в порядке? — Не делай вид, что тебе не все равно, — Перкинс недовольно повел плечом и тут же заметно скривился от боли. Аллен уже видел это выражение лица Перкинса, но на этот раз было в нем что-то неуловимо особенное. Его сердце забилось быстрее, чему он не придал внимания. Очень зря. — Прости. Не хотел тебя обидеть. Аллен застегнул ширинку, стыдливо убрал зеркальце в карман и подошел к Перкинсу, делая вид, что сделал это исключительно ради того, чтобы помыть руки. Он отметил, насколько старше своего возраста выглядел Перкинс. Дело было не то в строгой прическе, не то в мешках под глазами, не то в том, как он держался с этой своей идеально прямой спиной и гордо приподнятой головой. Перкинс хмыкнул. — Ты странный, Джеймс. Удивительно, что ты популярен... с такими-то странностями. Аллен вздрогнул. Он знал его имя. — Откуда ты?.. — У меня хорошая память, — не дал ему договорить Перкинс. — Тебя зовут Джеймс Аллен, и мы с тобой несколько раз ездили на чемпионат по шахматам. У тебя была дебильная прическа и не менее дебильная улыбка. Признаться, сейчас ты лишь немногим лучше. Аллен нервно улыбнулся. Перкинс выдавил подобие улыбки в ответ, и этого оказалось достаточно. От одной улыбки Аллен перестал себя контролировать на короткое мгновение. Он схватил Перкинса за шею, точно поставив свои пальцы на те самые свежие синяки, слегка — во всяком случае, ему казалось, что слегка, — надавив. — Какого?.. — успел выдохнуть Перкинс прежде, чем Аллен наклонился и поцеловал его в губы. Смесь из мыла и крови показалась ему неожиданно приятной на вкус. Перкинс моментально запротестовал, одной рукой вцепившись ему в запястье, с силой впиваясь ногтями в кожу, а другой пытаясь оттолкнуть, что-то громко мыча. Аллен сдаваться не собирался, наклонился еще ниже, сделал шаг вперед, заставив Перкинса уткнуться спиной в стенку. Завыла автоматическая сушилка для рук, которую кто-то из них случайно включил локтем. Они столкнулись зубами, после чего Перкинс сжал челюсти на нижней губе Аллена. Только тогда тот, вскрикнув, отстранился. — Ты что, ополоумел?! — рявкнул Перкинс, отталкивая его, успешно на этот раз. Аллен прижал ладонь к губе. На коже осталась кровь. Лицо его горело от стыда и чего-то еще. — Прости, мне не стоило... — выдохнул он, уже жалея о своем поступке, но не смог закончить предложение. Перкинс сплюнул в раковину и, схватив бумажное полотенце, начал с остервенением тереть свои губы. Аллен не выдержал, перехватил его запястье и тихо произнес: — Прекрати. Не надо так. Ричард некоторое время смотрел на него, как на идиота, а потом, выдавив подобие смешка, сказал: — Беспокоишься обо мне? Еще скажи, что я тебе нравлюсь, Джеймс. Аллен отвел от него взгляд, потому что Перкинс, кажется, попал в цель. — Мудак, — прокомментировал его молчание Перкинс. — Еще раз подойдешь ко мне ближе, чем на пять метров, и я тебе этого не спущу, понял? Его голос был хриплым, как если бы Аллен сжал его горло слишком сильно, сильнее, чем планировал. Возможно, причина была именно в этом. Аллен кивнул. Перкинс, судя по всему, хотел много чего еще ему сказать, но вместо этого просто схватил свою сумку и пулей вылетел из туалета. “Идиот, — подумал Аллен, глядя в зеркало на одинокую каплю крови, стекающую по своему подбородку. — Какой же я идиот”. Запястье, в которое вцепился Перкинс, неприятно саднило. Аллен ничего бы не имел против, если бы там остались следы.