Некрофил.

Прогуливаясь вдоль ночного кладбища, Якоб размышлял, мечтательно глядя на покосившиеся от времени и вандалов надгробия. Он всегда гулял именно здесь, скребут ли на душе кошки аль что хорошее приключилось, ему все равно. Привычка, ничего не поделаешь. -Когда-нибудь и на моей улице перевернется грузовик с трупами, - это была его перманентная присказка, он повторял её как мантру. Якоб был некрофилом, но это не мешало ему оставаться непоколебимым оптимистом. И не зря. Внезапно мужчина заметил нечто совершенно потрясающее. Нечто немыслимое, нереальное, безумное и прекрасное. - Ба, неужели сбылась моя мечта? - Якоб глазам не верил и уж хотел, было, себя ущипнуть, но вовремя передумал, так как слышал, что на кладбище щипать отнюдь не принято, того и гляди, неправильно поймут. Но куча свежих трупов говорила за себя. Они манили его, завлекали, один их вид одурманивал бедного Якоба, оно и понятно, трупы для некрофила что варенье для голодной мухи. Решив не особо привередничать, Якоб не стал копаться в этой куче, а выбрал одно из тел, лежащих на поверхности, обхватил его руками и опустил на землю чуть поодаль. Склонившись над трупом, завернутым в плотную темную материю, Якоб осторожно провел рукой в поисках края, чтобы поскорее освободить закутанное тело. Он не знал об этом человеке ничего, и этот факт лишал его разума. Ему хотелось рвать и метать, разорвать, разрезать эту нелепую мешковину перочинным ножиком, но он не смел, боялся повредить труп раньше времени. Поэтому он все же действовал неспешно, оставляя удовольствие на потом. Его дыхание было сбивчиво, порывисто, а сам он просто пылал от возбуждения, и пот градом лился с его высокого лба, задерживаясь на густых черных бровях. Наконец он обнаружил край ткани и осторожно, двумя пальца, потянул его от себя. Он действовал так нежно и ласково, как мать, пеленающая младенца, боявшаяся причинить своему чаду малейший дискомфорт. Наконец, лицо было открыто, он посветил фонарем. Женщина. -Черт, – не сумел сдержать разочарованного восклицания. - Ну хоть что-то, – попытался успокоить он себя. Не получилось. Он чувствовал себя подавленным, как будто долгожданный подарок вдруг забрали у него, едва вручив. Встав с колен и небрежно отпихнув женщину ногой, усталый Якоб, на сей раз уже не так церемонясь, подошел к куче и потянулся за следующим телом. Он взял его почти не глядя, как берут с общего блюда кусок мяса. Ткань была плотная, нельзя было почувствовать даже божественного холодка кожи, какой бывает у всех нормальных мертвецов. Якоб чуть не хныкал, он никогда не был особенно терпелив. - Пожалуйста, окажись парнем, - молил трупа Якоб, - О, как я люблю молоденьких мальчиков, юнцов, а ведь смерть тоже их любит, оболтусов, так что я буду изо всех сил надеяться. - Ну почему их всех завернули в какие-то дурацкие тряпки? - негодовал Якоб, раздирая ткань, ломая ногти. Наконец он выпрямился. Пододвинул фонарь. Снова нагнулся. Перед ним лежал белокурый юноша хрупкого телосложения. Его ресницы отбрасывали лучистые тени на его скулы из-за яркого света фонаря. Дыхание Якоба замерло. Одного любования ему, разумеется, не хватало. Дотронувшись до ледяных, точно мраморных, щек, он припал еще ниже к лицу, целуя мертвого юношу в синюшные губы…