У черты

Звук открывающейся, уже порядком заржавевшей калитки, эхом разнесся по округе, нарушив полнейшую тишину. Анна неуверенно сделала шаг вперед и подняла неловкий взгляд на старый домик, одиноко и грустно стоящий посреди давно заброшенного участка. Девушка прикрыла за собой железную дверцу и, стараясь обходить многочисленные лужи, дабы не испачкать свои модные осенние сапожки, пошла ко входу в избушку. Холодный осенний ветер весело играл с пожелтевшими листьями и каплями недавно прошедшего дождя, которые так неприятно падали с деревьев прямо на светлые локоны девушки. Секунда, и…она подвернула ногу, сломав тонкий аккуратный каблучок на своих сапожках. — Вот блин! — Анна поморщила носик и с недовольным выражением лица доковыляла до входа в домик. Камень, так мирно лежавший недалеко от порога и, казалось, так долго ждавший своего часа, был небрежно поднят. Под ним лежал маленький, уже относительно заржавевший ключ, открывающий входную дверь. — Так и думала… Девушка вставила ключ в замочную скважину, трижды повернула его вправо, а затем, выдохнув, с силой навалилась на нее плечом. На её удивление, дверь поддалась слишком легко, поэтому она в буквальном смысле влетела в дом и, не удержав равновесие, упала прямо на грязный пол. Тяжелый, раздражительный вздох разнесся по пустой прихожей. Анна слегка приподнялась и сняла сапоги, оставшись в одних носках. Сразу же после она стала искать хоть что-то, во что можно временно переобуться, попутно ворча о том, зачем же она все-таки сюда приехала. В общем-то, все достаточно просто: девушке нужно было разгрести оставшиеся документы и найти среди них доверенность на участок, чтобы после передать его нотариусу в ближайшее время. Отыскав под ванной старые мамины резиновые сапоги, Анна надела их, а после чего, без промедления, пошла искать то, за чем, собственно, сюда и приехала. Девушка открыла нижние ящики под старым деревянным сервантом и тут же громко чихнула от огромного скопления пыли внутри. — Так, это не то… И это… Стоп, а это что вообще такое? Анна тряхнула головой, убрав со лба мешающуюся прядь волос, а затем достала желтую потертую папку, привлекающую к себе внимание тем, что она небрежно валялась среди остальных, которые были аккуратно сложенны в углу. Нерешительно кашлянув, она открыла ее. Оттуда сразу же выпали многочисленные листы с различного рода рисунками: вот натюрморт, на котором изображен бокал молока и свежий хлеб, лежащий рядом; вот соседский кот, сидящий на заборе и вылизывающий свою лапу; вот поле, посреди которого красуется небольшой прудик, в котором плавают утята с мамой; вот портрет красивой женщины с каре, на котором красовалась надпись «с днем рождения, мамочка»… Было видно, что последний рисунок был кем-то небрежно смят, а затем расправлен обратно. На глаза Анны тотчас навернулись слезы и детские воспоминания белесым призраком пронеслись перед ней, с дикими воплями разорвав самую потаённую часть её подсознания. Девушка пригнулась к полу и крепко обняла себя. Она не помнила, сколько сидела так — на коленях, рыдая. Через какое-то время, Анна встала, собрала все, что выпало, обратно в папку, и, крепко схватив это в охапку, решительно пошла в направлении выхода из дома. Светловолосая громко хлопнула дверью, вышла на крыльцо, и, утерев тыльной стороной ладони слезы, которые устилали ее лицо, тем самым размазав макияж, побрела по направлению к калитке. Она хотела выбросить все свои работы лишь потому, что они причиняли ей неистовую боль. Каждый рисунок связан с плохими воспоминаниями о том, как родители кричали на нее, говорили, как важно вырасти человеком, а не «ленивым бездырем, который только и умеет марать бумагу», как рвали ее открытки на праздники, выкидывали ее кисти и краски, и как, в конечном итоге, окончательно сломили ее, благодаря чему она больше никогда не возвращалась к этому делу. — Анечка! За спиной девушки вдруг послышался мужской голос. — Анечка, это ты? Она остановилась, вновь утерла слезы и обернулась. В нескольких метрах от нее, по другую сторону забора столь знакомого участка, стоял высокий голубоглазый шатен с ангельской улыбкой. Эту улыбку она никогда не забывала и вряд ли когда-нибудь забудет. — Алексей? Парень неуверенно усмехнулся и вздёрнул воротник своей рубашки. — Ты так давно уехала… Почему ты снова здесь? Разве родители не увезли тебя в столицу? Что ты здесь забыла? Ты…плачешь? Девушка всхлипнула и не сказала ни слова в ответ на вопросы своего старого друга. Алексей незамедлительно вышел, прикрыв за собой калитку и подошел к ней. — Эй, что с тобой…? — Я… Я здесь по делам… — Анна стыдливо опустила глаза. Несколько секунд царило полнейшее молчание. — Нужно было найти документы… Но я нашла то, что следовало бы больше мне не видеть никогда. Алексей приподнял одну бровь в знак непонимания. — И куда ты тогда так бежишь? — Просто спешу избавиться от старого… — она пожала плечами. — Я могу пойти с тобой? Анна промолчала. — Приму за согласие! — Алексей неловко улыбнулся и, слегка приобняв девушку, пошел вместе с ней. Двое в абсолютной тишине добрели до местной свалки и несколько минут стояли неподалёку, погружённые в чертоги своих мыслей. — Помнишь… — тихо пробормотал Алексей, смотря себе под ноги, — помнишь ли ты, как мы с тобой начертили эту линию ради какой-то очередной забавы краской, которую взяли в сарае моей бабушки, а она, в свою очередь, тогда сильно нас отругала? Девушка направила взгляд вниз и заметила, что они оба сейчас стоят на белой, небрежно начерченной линии у самого начала потрескавшегося асфальта. — Помню… — Это была наша с тобой черта, которую нельзя было переступать. Снова молчание. — Можно мне посмотреть, что у тебя в руках? Анна крепко сжала папку и громко крикнула отчетливое: — Нет! Голубоглазый медленно приблизился и с осторожностью забрал ее из трясущихся рук Анны. Девушка же, в свою очередь, вновь опустила взгляд, скрывая свои слезы. Казалось, она боялась посмотреть в глаза старого друга. Алексей медленно просматривал ее рисунки. — Ты всегда так любила заниматься творчеством… Знаешь, я еще не встречал никого, кто был бы столь же мечтательным и прекрасным. Никто, кроме тебя, не умел так красиво изображать столь обыденные, бытовые вещи… Неужели, ты действительно хочешь их выкинуть? В ответ послышался тяжёлый вздох. Алексей нежно взял девушку за подбородок и поднял ее голову, заставив посмотреть себе в глаза. — Ты счастлива? Я понимаю, что с моей стороны некрасиво задавать этот вопрос, но прошу, скажи мне, стала ли ты счастливой, уехав отсюда? Через пару минут тишины послышалось робкое: — Нет… — Тогда почему? — Я… Ты же знаешь моих родителей, Леш… Они не любили то, чем я занимаюсь, то, где мы живем, да и… — И меня, да? — Да. — Поэтому тебя пытались сосватать с тем, кого ты ненавидела? — Послушай, что тебе нужно? Я просто пытаюсь избавиться от старого, понимаешь? Я хочу, наконец, убежать от того, что причиняет боль. Я сегодня заберу документы и уеду… А рисунки… — От себя не убежишь, моя дорогая Анечка. — К чему ты это? — Я это к тому, — Алексей крепко обнял и прижал к себе светловолосую красавицу — что прекрасно знаю тебя настоящую. Такую добрую и мечтательную, такую, которая никогда в жизни не променяла бы то, что она любит и того, кого любит, на зеленые бумажки и столичную роскошь… Ты ни капли не изменилась, разве я не вижу? Ты все еще Анечка. Та самая. Девушка подняла глаза на Алексея. — Никогда не поздно начинать что-то менять в лучшую сторону… — прошептал он. Они стояли какое-то время в объятиях друг друга и просто молчали, наслаждаясь моментом. — Если они тебе не нужны, отдай их мне, пожалуйста. — Возьми… Я думаю, что в твоих руках им будет лучше, чем на свалке. Я в любом случае боялась выкидывать последние чувства и воспоминания… Высокий парень благодарно кивнул и они, наконец, выпустили друг друга из объятий. — Ты ничего не решила для себя? — Я не знаю… — Анечка, моя милая Анечка, ещё же не поздно снова стать собой, начать слушать саму себя, и, наконец, исправить ошибки, совершенные в прошлом. Пожалуйста, ты подумай об этом. — Я обязательно подумаю… Девушка медленно отошла и, улыбнувшись, помахала рукой не просто другу детства, а своей первой и единственной любви. — Мы еще увидимся, Леш… Мы обязательно увидимся. Голубоглазый вновь улыбнулся и крепко прижал заветную папку с рисунками к своей груди, наблюдая за тем, как Анна уходит обратно в свой домик, так смешно хлюпая резиновыми сапогами по лужам. — Я буду ждать тебя. Мы с тобой находимся здесь, у черты. И до тех пор, пока мы её не переступим, бежать нам с тобой не следует. Анна улыбнулась и, не оборачиваясь назад, едва слышно прошептала: — Здесь. У черты.