Очень публичный дом

Один раз — случайность. Два раза — совпадение? Мужчина в маске лисы, снова задевший Николая плечом, неподвижно стоял чуть поодаль и, судя по всему, не собирался извиняться. — Мы с вами знакомы? — вмиг охрипшим голосом спросил Николай. — Здесь никто и ни с кем не знаком, юноша. Все скрывают лица, в этом и прелесть. Не желаете ли составить мне партию сегодня ночью? Извините уж, что так прямо. — Я неудачлив в игре, сплошное разорение. — Значит, должны быть великолепны в делах альковных — так, кажется, говорят? Собственно, и не карты я вам предлагал. Здесь играют немного, но в основном приходят для забав иного рода. Как назло, полутемный балкон, где Лис подстерегал Николая и теперь прижимал к лакированным деревянным перилам, был тих и безлюден. Никакой возможности быстро отступить и скрыться, и дверь в кабинет председателя — на расстоянии двух шагов, вот только не дотянуться. — Разве не очевидно, что я тоже гость? — И что же? Это не запрещено правилами, нужно лишь ваше согласие. Мне изрядно прискучили крепостные, господин Ворон. А вы так изящны и, кажется, совсем невинны, и я не помню вас на других собраниях клуба. Тембр голоса собеседника постоянно менялся, каждую фразу он произносил по-новому. И все же Николай уверился, что знает этого человека, видел его без маски. Может быть, даже не в Диканьке, а в Петербурге. И он говорил опасные вещи. В опасной близости от цели их очень рискованного предприятия. Намерения Лиса притом были яснее ясного, и когда он, медленно подняв руку, погладил Николая по голой коже над воротником рубашки, тот не отступил. — Вы хотите… прямо здесь? Лис усмехнулся под своей маской, покачал головой. — Я не из тех, кому обязательно нужны зрители. Идемте со мной, — и он за лацканы сюртука потянул Николая к двери у дальнего края балкона. — Может быть, в другой раз вы согласитесь заняться любовью там, внизу. А пока готов сделать все необходимое, чтобы следующая наша встреча состоялась. Вот так Николай, наконец, оказался в кабинете председателя. Прямо напротив стола с документами, где среди прочих бумаг наверняка находился и список всех членов клуба «Мертвые души», где на краю стоял медный тур с кривыми рогами, а чуть позади, над камином, блестело в массивной раме зеркало — совсем как в видениях. Темный мир только не предупредил, что между столом и Николаем будет этот знакомый-незнакомый мужчина, который вдавит его лопатками в дверную створку, вытащит нижний край рубашки из брюк и начнет расстегивать мелкие пуговицы снизу вверх, остановившись на груди. — Вы снимете маску? Предаваться запретной страсти вообще не входило в планы Николая на этот вечер, с кем угодно, что уж говорить про незнакомого человека того же пола. И все-таки в мыслях теперь не было никакого протеста, ни капли отвращения — звенящая пустота. Может, заворожил его Лис (в Диканьке Николай уже перестал удивляться подобным вещам: колдовство тут жило в каждой хате), а, может, напомнил один болезненный, постыдный сон, который Николай очень постарался забыть сразу наутро. — Позже, — хрипло выдохнул ему в шею Лис, и обе руки запустил под одежду: плавно водил по груди, задевая соски, скользнул под пояс брюк, без стеснения обхватил полувозбужденный член. — Надо же, как вам нравится. Кто б мог подумать, да я не знал вас совсем. Так мало свободы, пространства, воздуха Николаю оставили, так горячо и странно ласкали. И собственная маска с нелепо длинным клювом отчетливо пахла жженым пером, и лисья морда из прессованной бумаги давила на шею над ключицей. Лис был выше и шире в плечах, и в целом крупнее, пусть ненамного, сопротивляться ему или ответить Николай в равной степени не мог — им уже обладали, имели его, взяли еще не в физическом смысле, но продавив волю и всякую способность к рациональному мышлению. Они терлись телами через одежду, твердый крупный член плотно прижимался к правому боку Николая, пока Лис покачивал бедрами. — Знаете старый дуб на опушке? Там еще висят на цепях качели. — Ч-что? — Завтра в сумерках приходите туда. Можете опять в этой маске. Я буду ждать, — узкая, чуть шершавая ладонь в очередной раз огладила ствол по всей длине, резко, властно, уверенно. — Хочу любить вас долго, не как сейчас. Целовать. Сношать как крепостного, как здешние девки даже вообразить себе не могут, как бесправную тварь — о, вам понравится, поверьте. Пить вашу силу как родниковую воду. Пока вы дышите, пока живы, пока в вас есть еще этот дар. А потом в дверь за спиной Николая ударили с такой силой, что они оба отлетели вперед. Николай, расхристанный, загнанно дышащий, не понимающий уже, на каком он свете, врезался животом прямо в край письменного стола и только чудом не напоролся на рога медного тура. — Прошу прощения, господа, если я вдруг вам помешал. Застывший на пороге человек в маске барана тоже был Николаю незнаком… и знаком одновременно. Слава Богу, не председатель (тот выбрал личину быка). Не Яким, не доктор, не Вакула и даже не одумавшийся вдруг Бинх. Не дожидаясь реакции Лиса, Николай опрометью бросился вон из кабинета. Этого не могло быть, потому что мертвые не возвращаются — даже к тем, кто о них отчаянно грезит. Требовалось как можно быстрее привести себя в порядок, выждать немного и вернуться к бумагам. Времени теперь оставалось совсем в обрез. Только вот тело еще пылало, сладко ныло от распаленных желаний, а громкие стоны и бесстыдные любовные игры других гостей не помогали ни в малейшей степени. Забившись в самый темный угол зала, Николай закрыл глаза, зажал ладонями уши и, глубоко дыша, принялся вспоминать все увиденные им когда-либо картины кровавых преступлений. А когда через несколько минут поднял голову, желая убедиться, что балкон снова опустел, человек в маске барана пристально наблюдал за ним. И под его тонкими кожаными перчатками вполне мог скрываться перстень с малиновым александритом.