Разные миры

Чур присел в углу коридора, посматривая на всех как можно более тупым и при этом преданным взглядом. Они такое любили. Их беты — волки, вожаки скоплений зверья. Он пришёл сюда не добровольно, он не просил помощи у альфы Коннора. Он был тяжело ранен, его приволокли сюда. Он бы ушёл, потому что он не хотел голодать, не хотел связываться с проклятыми машинами, не мог понять, почему нельзя есть даже мёртвых, чтобы продлить жизнь рода. Все эти человеческие нормы казались ему безумием. Но он вынужден был терпеть. Потому что задача простого волка, простого зверя — взрастить альфу. Найти его среди тупых щенков, поднять его, и, если понадобится, отдать ему свою жизнь. Чур нашёл этого альфу. Он обрёл миссию своего существования в этом тупом человеческом племени. Поэтому он будет терпеть столько, сколько нужно. Пока волчонок не призовёт его на охоту. Хогин уже который день ощущал, что медленно, но верно закипает от происходящего вокруг. Память его услужливо затёрла, притупила воспоминания о самом раннем и не особенно счастливом детстве. Поблёкли и частично исчезли и отец, которого он практически не знал, и уставшая, озлобленная жизнью, умирающая от лучевой болезни мать, и вообще почти всё, что происходило с Хогином до того, как его приютили бойцы Сопротивления. Но одно осталось и вечно тлело где-то на дне его души. Ненависть к Серым. Он, впрочем, как и многие сопротивленцы, считал этих в большинстве своём предателей и прислужников машин уродами, отбросами, гнилью постъядерного мира, которую нужно было удалять всеми способами. В то, что такая тварь может раскаяться и прийти жить в нормальное поселение по его законам, он не верил ни разу. Увы, верил Коннор. Ну и кое-кто из его ближнего круга, к которому Лидер всегда прислушивался. И именно поэтому одна из этих тварей была сейчас здесь. Его притащили ближе к утру с ночного патрулирования. Лично Хогин бы ублюдка просто пристрелил на месте. И то скорее пожалел бы выстрела. Но нет. Его притащили, оказали ему помощь, накормили. И теперь эта дрянь, по какой-то несправедливости оставшаяся похожей внешне на человека, сидела в углу и изредка поглядывала на солдат, определённо что-то замышляя. И всем было плевать на опасность, от него исходящую! Поэтому Хогин и не спускал с него глаз. Если другие такие остолопы, то он точно не позволит Серому устроить диверсию. Пусть тот только даст ему повод. Чур улыбнулся только кончиками губ. Волчонок не терпел, когда кто-то скалится в его присутствии. Особенно самки, которых он так основательно пытался пометить. К Волчонку нужно приближаться осторожно. Как и любой альфа, он сразу нанесёт удар. Чур встал и как можно медленнее приблизился, сел так, чтобы волчонок мог ударить, но не вцепиться зубами. — Может, вы дадите мне работу, сэр? — спросил Чур. Его просто тошнило от этих «сэров», от этой показной человечности. Скайнет и тот лучше понимает, во что превратился этот мир. Хогин брезгливо покосился на него. Но брезгливость, конечно же, была только верхушкой айсберга. Он никогда не позволял себе показывать слишком много чувств. Потому что это — слабость. А слабые, как известно, долго не живут. Коротко оглядевшись и убедившись, что поблизости нет другого командира, на которого можно было бы сплавить гада, Хогин, наконец, разомкнул губы. — Что умеешь? — Убивать, — ответил Чур. Он не понимал, какие ещё умения нужны, чтобы выжить в этом мире. Он охотится и уходит от охотников. Когда станет слишком старым, чтобы вести охоту, племя убьёт его, чтобы вскормить более молодых. Хогин хмыкнул: — Это тут все умеют. У меня нет для тебя работы, связанной с убийствами. И со скучающим видом он пошёл прочь. Чур пожал плечами. Он подождал, пока волчонок отойдёт подальше, и пошёл следом. Нужно посмотреть, есть ли у него волк, который имеет на него виды. Если нет, нужно просто находиться поблизости, пока волчонка не призовёт его внутренний зверь. Тогда можно будет начинать обучение. Спустя несколько помещений Хогин как бы только заметил, что за ним всё ещё прётся этот долбаный Серый. Но на самом деле он знал это давно. И грешным делом ему стало просто любопытно, с чего этот гадёныш привязался именно к нему и за ним таскается. Может, о прошлом его что-то знает? Или задание от машин получил? На Кейла Хогин напоролся случайно — только так, пожалуй, и можно было напороться на этого зама. Вечно выскакивал на тебя буквально из ниоткуда, как чёрт из табакерки. Кто такой чёрт, и что такое эта табакерка — Хогин представлял смутно. Но это не мешало ему понимать значение фразы. — Дуг! Коннор тебе передать велел, что завтра ждёт на утреннем собрании. Есть для тебя работа. Чур замер за углом, прислушиваясь к разговору. Бета-самец, но близкий к их альфе. Альфа явно хочет первым получить этого волчонка. Чур закусил губу. Он не хотел, чтобы волчонок достался Коннору. Он испортит хорошую крепкую кровь. — Конечно, Кейл. Передай, что приду, — кивнул Хогин. Проводил его взглядом, закурил и, наконец, оглянулся: — И хрена меня преследуешь? Чур сделал шаг назад. Он не знал, как принято говорить о подобном среди этих странных людей. — Я любуюсь тобой. Ты сильный. Ты не как они. Ты как мы. Что тебе даёт Коннор? Почему ты служишь тому, кто держит тебя на поводке? Сигарета в пальцах Хогина чуть качнулась. — Из какой местности, Серый? Чур пожал плечами: — Я не знаю. Какой в этом смысл? Разве вы не меняете дом, когда он гибнет? Я шёл по разным местам. Я менял племена. Каждый раз я шёл за сильнейшим. — Многовато о нас знаешь, — всё тот же безучастный, чуть брезгливый взгляд, короткая затяжка. — Слетал бы, посмотрел, где такие умные живут. Прозвучало это многозначительно, учитывая, что чаще всего Хогин отправлялся на боевые миссии с последующими бомбардировками и атаками с воздуха, а никак не на разведывательные прогулки. Чуру стало смешно. Он что-то слышал. О богах. Они карали и миловали. С воздуха. Но ведь даже Железный не считает себя богом. А Волчонок считает. Такой смешной. Хочется укусить. Попробовать на вкус. — Ищи — не найдёшь. У нас не такие большие племена, и мы не сидим на одном месте. Скайнет убил всё моё племя. — А вы заслужили иного? — Хогин неторопливо пошёл в сторону столовой, ожидая, что этот репейник пристал к нему достаточно крепко. Чур улыбнулся и сделал шаг назад, готовясь идти в другую сторону. — Знаешь, почему ваш лидер всё же должен умереть? Он уродует вас, заставляя жить так, как жили те, что были до огня. Какое мне дело до того, что, по твоему мнению, мы заслужили? Почему я должен отчитываться перед тобой? Хогин на него оглянулся. И качнул головой и рукой, не прося — требуя следовать за собой. — Ты начал этот разговор. Значит, готов принять определённые правила. Ладно, допустим. А как, по мнению Серого, мы должны жить? Как вы? Подлизывать машинам, пасти стадо и жрать то, что от того стада останется? Грубые слова, но почти никаких эмоций в речи. Хогин вообще давно заметил за собой эту особенность. Когда он злился, по-настоящему злился, он никогда не переходил на рык как Коннор или тот же Кейл. Он будто успокаивался. И те, кто его знали, вздыхали с облегчением именно тогда, когда он на них орал. Чур понюхал воздух, как большой зверь. Волчонок не достался ему детёнышем, и он не знал, как тот показывает зубы. Но Чур решил рискнуть. Он приблизился. Осторожно. Со спины. Не на расстояние удара. — Ты злишься, потому что ты нас не понимаешь. Мы не звери, как ты думаешь. Но в мире, в том, где нет убежищ и сопливой еды, выживают, как могут. У нас есть Волки, их стаи и Хан. Волки должны быть сильными. Потому что Хан велик. И он берёт всё, что хочет. Потому что он сильнейший. Если ты слабый, ты должен умереть. Потому что слабые рождают плохое потомство. Плохое потомство добьёт этот мир. Вы живете в коробках, а должны быть в пути, чтобы выжить. Вы полагаетесь на оружие, а должны — на свою плоть, потому что любое оружие портится, а значит, оно слабое. Да, мы служим Хану. Если он нас поймал и призвал, значит, он Сильнейший. Мы обязаны вступить в его стаю. Коннор не всех взял в свой чистый мирок. Он многих бросил. И те, кого он бросил, выживают, как умеют. Хан приказывает. Мы исполняем. Хан делится пищей. Мы берём её с благодарностью. Тебя бесит, что мы едим слабых? Хорошо. А где нам взять другую еду в мире, где всё мертво? Ну, скажи мне, что я не прав! Не смотри на величие Коннора. Просто с точки зрения обычного человека. Смотри. Я весь открыт перед тобой. Где я солгал тебе? — Ты говоришь только ту часть правды, которая тебе выгодна, — заметил Хогин. — Считаешь, что после этой религиозной тирады я должен уйти с тобой в пустоши? Я могу есть то, что жрёте вы. Я не брезгливый. Но я не вижу в твоей речи ни одной причины. Конечно же, Хогин не был уверен в этом предположении. Но хотя бы одно из них стоило высказать. Чтобы хотя бы отсечь. — Но ты должен пойти со мной, — Чур сам не ожидал, что его голос будет звучать жалобно, — ты станешь Великим Волком! Ты создашь сильную Стаю! Какого чёрта ты уцепился за Коннора? Что он даёт тебе?! — То, чего никогда не дадите вы, будь ваша стая даже самой огромной, — Хогин снова пошёл вперёд. — И я не служу ни Хану, ни ханам. Как насчёт еды? Пусть и сопливой. Хотя, наверное, крыса для тебя будет больше похожа на привычную жрачку. — Ты позволишь мне сесть подле тебя? — спросил Чур. Хогин едва сдержался от того, чтобы не возвести глаза к сводчатому потолку, с которого на проводах свисали редкие старые подкопчённые многочисленными кострами лампочки. — Не воспринимай это как привилегию. Здесь положение определяется не этим. Как тебя зовут, я забыл? — Чур, — ответил он, — а ты ведь Хогин, да? Что значит твоё имя? — Это фамилия. И это просто фамилия, — хмыкнул Хогин, понимая, на что тот намекает. — Но этот вопрос задавай не мне. Мне мало интересно, как зовут меня за моей спиной. Они пришли в столовую, и перед Чуром на стол опустилась миска крысиного супа, в котором даже плавали куски варёного мяса. Сам Хогин, как всегда, предпочёл чашку свежей биомассы. Чур понюхал пищу и едва сдержался, чтоб не блевануть. В этом во всём не было силы и жизни. Но пищу всё же съел. Чур долго молчал. Он считал, этот разговор начинать рано. Но этот вопрос. Он самый главный вопрос. Пришедшие от Хана говорили, он его всегда задаёт. — Ты любишь Коннора? — Его тут все любят, — Хогин отхлебнул еды. — В той или иной степени. Если ты его не любишь, тебе нечего тут делать. Ты его когда-нибудь видел или только слухи ловил? Чур утвердительно кивнул своим мыслям. Коннор — как железный Хан, только из мяса. Он со всех требует любви на словах, а сам требует свободу. — Я его не видел, и я не хочу о нём слышать. Я не верю в то, что он сильный. Дай мне семь дней. И я уйду. — Почему именно столько? Чай будешь? — Чай? Что такое чай? Потому что ровно столько Волк даёт любому зверю на задачу. Или зверь её выполняет. Или уходит из стаи. Или возвращается в стаю и объявляет себя слабым. Дерётся с сильными. Если убивает сильного, значит, ему позволяют остаться. Если убивают его, он тоже остаётся, но в другом качестве. — Дикари, — хмыкнул Хогин, отходя за чаем, который, впрочем, был скорее отваром из сушёных подземных грибов — ну какая трава будет расти в бункерах? — И кто тебе дал задание, если не секрет? Хан? Чур понюхал чашку, отхлебнул, но решил, что это выше его сил, и он лучше мочу выпьет от недостатка воды, чем это. — Мне дал его мой Волк. — А я ему на кой? — Этот Волк — ты. Если стая гибнет, и остаётся не самый сильный, он должен найти себе нового Волка, чтобы создать Стаю. Разве вы так не делаете? Разве, потеряв сильнейшего, вы его не ищете? Или думаете, Хан укусит Коннора, и тот будет жить вечно? — Скорее затанцует его своими танцами с бубном, — Хогин фыркнул. — Тогда, раз уж ты думаешь, что я твой вожак, послушай ещё раз и запомни хорошо: я с тобой не уйду. Потому что я когда-то ушёл оттуда. Если тебе удобно, то можешь считать, что Волку виднее, где создавать стаю. Чур встал из-за стола и коснулся рукой сердца в знак уважения. — Я понимаю. Но и я не могу так быстро сдаться. Чур ушёл подальше в коридор. Но не так далеко, чтобы его волчонок, его будущий вожак, не смог позвать его.