Живой

Цзян Чэн равнодушно смотрел, как Мо Сюаньюй скулит от страха, забившись в угол. Тот поджал колени к животу, вцепившись пальцами в плечи, словно старался стать как можно меньше. Исчезнуть вообще. Перед ним стояла Фея, оскалив зубы. — Пожалуйста, пожалуйста, — прошептал Мо Сюаньюй, кусая раскрасневшиеся губы. — Уберите ее, пожалуйста... Цзян Чэн!.. Цзинь Лин, стоя в дверях, вопросительно посмотрел на Цзян Чэна. Цзян Чэн медленно кивнул. Цзинь Лин свистнул, и Фея черным облаком выскользнула за дверь. Цзинь Лин, повинуясь жесту дяди, закрыл дверь с обратной стороны, хотя его лицо так и горело любопытством. Действительно, зачем бы главе ордена Юньмэн Цзян пытать одним видом собаки сумасшедшего бастарда Цзинь Гуаншаня? Особенно если учесть, что в прошлом дурачок Мо Фею прямо-таки обожал. Даже упросил Цзинь Лина однажды дать покататься на ней. Только подумайте — теперь так боится! Что же сотворили с ним в деревне Мо! — Значит, вернулся, Вэй Ин? — холодно спросил Цзян Чэн, едва повернув голову. Мо Сюаньюй медленно распрямился и огляделся по сторонам, точно желая убедиться, что собака ушла. На лице его расцвела широкая улыбка — такая знакомая, а лицо чужое. Он потянулся, точно чувствуя свободу от угрозы. Идиотская маска, которые так любил ублюдок Гуаншаня, закрывала лицо. — Сними, — потребовал Цзян Чэн. Мо Сюаньюй усмехнулся и в самом деле стянул маску с лица. И улыбнулся еще шире. — Вернулся, значит, — снова сказал Цзян Чэн, на этот раз без вопроса в голосе. Мо Сюаньюй — нет, Вэй Усянь — только руками развел. *** Первым делом Вэй Усяня бросили в казематы. — Посидишь тут, как положено, пока глава ордена не решит, что с тобой делать, адепт Тьмы! — хохотнул один из заклинателей. Вэй Усянь сощурился и медленно выдохнул, считая про себя до трех. Этого он знал — помнил по тем временам, когда Цзян Чэн собирал людей по всем окрестностям и восстанавливал Пристань Лотоса всеми доступными средствами. Так и захотелось выдать подзатыльник и поучить уму-разуму. Вовремя опомнился: играть роль Мо, так до конца. Хватит и того, что Цзян Чэн силой забрал его с горы Дафань и увез с собой, как трофей. Сидя в одиночестве в темных казематах Пристани Лотоса — Вэй Усянь даже не мог точно сказать, были ли они здесь раньше! — он размышлял. С одной стороны, угодить прямо в лапы Цзян Чэну было обидно. Совсем недолго на свободе побегал. С другой — лучших вариантов не было, Лань Ванцзи точно был готов забрать его с собой в Гусу. Пристань Лотоса или Облачные Глубины? Вот уж воистину — попал между молотом и наковальней, а теперь выкручиваться надо. Вэй Усянь вытянул ноги и принялся перебирать в голове недавние события. Память его цеплялась за обрывки фраз. Выходит, Цзян Чэн не верил в благостную мирную смерть его духа и продолжал искать? Вот уж нет! Призрака тише и спокойнее, чем Вэй Усянь, сложно было бы найти! А Лань Ванцзи? Он-то чего тут забыл? Почему Лань Ванцзи так назойливо вторгся в личное пространство, между прочим, вполне себе незнакомого человека, да еще и за руки хватал? И пытался увести с собой. Точно добычу делили. Вот же чудеса. А, ладно. В конце концов, Цзыдянь ничего не сделал, да и не смог бы! Тело-то вот оно, дареное. Не захваченное. Ничего не докажет. А Вэй Усянь пока продолжит стоять на своем — он Мо Сюаньюй, и нечего тут… Обвиняют, обижают… Вэй Усянь вошел в образ, обхватил руками колени и привычно забубнил себе под нос. Так его и застал все тот же адепт ордена. — Все плачешь? — насмешливо спросил он. — Не использовал бы путь Тьмы, не пришлось бы плакать! А так — смотри, что вышло. Сначала тебя выгнали из ордена Ланьлин Цзинь — таких уважаемых и терпеливых людей до белого каления довел, «обрезанный рукав»! Небось, посмел оскорбить господина? Смотри, к нашему господину и шагу не сделай без разрешения, а то у нас разговор короткий — быстро шкуру пустим на ремни! Потом заклинатель выволок его за шиворот и потащил за собой — в покои главы ордена. Вэй Усянь, рыдая в голос и поминутно утирая нос, поплелся за ним, твердо решив ни за что не выходить из образа. Да кто же знал, что Цзян Чэн приведет собаку?!.. *** Цзян Чэн выглядел спокойным, но Вэй Усянь прекрасно знал цену этому спокойствию — натянутая кожа на скулах, заострившаяся линия подбородка, нехороший блеск в глазах. Он всегда таким был, яростный Цзян Чэн, а боль от потери близких и крушения его собственного мира только ожесточила его. Вэй Усянь поймал себя на том, что с интересом вглядывается в лицо шиди — повзрослевшего, возмужавшего, жесткого… Наверное, жестокого. — Для кого эти казематы? — спросил Вэй Усянь первое, что пришло на ум. — Для тебя, — коротко бросил Цзян Чэн и усмехнулся уголками рта. — И для всех последователей Темного пути, которых твой пример ничему не научил. — А я смотрю, заклинатели до сих пор пользуются моими изобретениями. Клан Гусу не побрезговал флагами для приманивания духов, бродячие заклинатели использовали компас зла… Правда, он у них барахлил. — У тебя ничего не работает нормально. Никогда. Ты сам ненормальный. — Вот спасибо! — Вэй Усянь всплеснул руками. — Ты мастер добрых слов. — Оттачивал мастерство годами. Цзян Чэн встал и прошелся по комнате. Он был выше — теперь ощутимо выше, слишком субтильным и не тренированным было тело Мо. Цзыдянь на правой руке Цзян Чэна вспыхивал фиолетовыми искрами. — Итак, — Цзян Чэн повернулся так, чтобы оказаться с Вэй Усянем лицом к лицу. — Ты вернулся. Захватил чужое тело. И при этом Цзыдянь не смог изгнать тебя за два удара. Как ты это устроил? Вэй Усянь пожал плечами. — Да не забирал я ничье тело, что ты. Вот Цзыдянь и не сделал ничего. — Чушь несешь, — отмел его слова Цзян Чэн. — Вот твой дух, вот тело Мо Сюаньюя, как же вышло, что ты владеешь им, если ты его не захватил? — Мне подарили, — моргнув, ответил Вэй Усянь. Повисла тяжелая тишина. Цзян Чэн молча выдыхал воздух через раздувавшиеся ноздри — раз, два, три… — Подарили?! — Цзян Чэн запрокинул голову назад и расхохотался — Вэй Усяня передернуло от этого смеха, до того жутко он прозвучал. — С каких пор бесплотным мятежным духам дарят тела? — С тех самых, с которых самим дарителям тела оказываются не нужны, — парировал Вэй Усянь. — Хочешь верь, хочешь не верь, только тело теперь мое. — Это мы еще разберемся — твое, не твое. Вытряхну тебя обратно, и дело с концом! И Цзян Чэн и впрямь схватил его за плечи и встряхнул несколько раз подряд, точно в самом деле намеревался вытряхнуть душу из тела. Хорошо еще, вверх ногами не перевернул, болтаясь в железной хватке, подумал Вэй Усянь. — Если ты меня поста-а-а-авишь… Я смогу тебе ответить! — сообщил он. Цзян Чэн, подумав, в самом деле поставил его обратно — а потом резко схватил за руку и потянул на себя. В два движения он распустил шнуровку наруча, сбросил его на пол и задрал рукав. — Что это? — О, вот ты мне и поможешь узнать, что! — радостно воскликнул Вэй Усянь. — Представляешь, я всю голову сломал. В деревне Мо было только три обидчика, а шрамов четыре. И один никак не затягивается! — Погоди, — Цзян Чэн на мгновение зажмурился. — Хочешь сказать, это… — Да, да, это оно самое! Мо Сюаньюю тело больше не нужно, но он захотел, чтобы злобный Старейшина Илина отомстил. Ну… Я не очень злобный, да и мстить не пришлось — тот странный дух успел раньше. Тот, который у тебя в мешочке! Цзян Чэн невольно бросил взгляд на мешочек, который висел на поясе. Он в самом деле заполучил странную руку-убийцу, которая устроила такой переполох на горе Дафань и в деревне Мо, но понятия не имел, что Вэй Усянь знает и об этом. — Это вообще очень странное дело! — сообщил Вэй Усянь, улыбаясь ему в лицо. — Где сам Мо? — глухо спросил Цзян Чэн. — Я за него! — ответил Вэй Усянь, улыбаясь еще шире. Цзян Чэн отпустил его запястье и прикрыл ладонью лицо. *** — ...и вот я добрался до горы Дафань, посмотрел на все это и понял: это вообще не то! Неупокоенных душ вокруг — хоть на рис клади и уплетай за обе щеки, если ты, конечно, голодный демон. А оно ело только живых. Вот я посмотрел, подумал — разгадка-то был на поверхности! — Конечно, ты легко ее разгадал! — раздраженно ответил Цзян Чэн. — Все, что касается темной магии — твое. Цзинь Лин никогда бы не подумал о таком, потому что он не практикует Темный путь, как и юноши из Облачных Глубин! — А вот зря! — Вэй Усянь воздел указательный палец вверх. — Зря! С каких пор в Гусу начали отвергать священные знания? Были бы славными теоретиками, если бы только дали себе труд погрузиться в вопрос. И не путали бы напитанную добровольной жизненной силой статую божества с нелюдями и духами! — А эта рука? — невольно спросил Цзян Чэн. — Какая рука? Ах, эта… Она, похоже, припрыгала прямо из деревни Мо — по крайней мере, я узнаю ее в лицо… в пальцы… в общем, похожа, или где-то было много здоровенных агрессивных мертвецов, и у всех оторвали левую руку, но что-то я сомневаюсь… — И что с ней делать? — Расспросить для начала! — Вэй Усянь похлопал себя по поясу и вдруг обнаружил, что там пусто. — А где моя флейта? Эй, глава ордена Юньмэн Цзян, вы что, опустились до того, чтобы обкрадывать безоружного? — Флейта? — у Цзян Чэна дернулся глаз. — Хочешь сказать, тот бездарный кусок бамбука, из которого ты пытался извлекать душераздирающие звуки? — Полезные звуки! — Полезные? Словно десять кошек потянули за хвосты. Еще и Призрачный генерал… — Не тронь Вэнь Нина! — серьезно предупредил Вэй Усянь. — Даже не думай. Цзян Чэн потемнел лицом. — Быстро же ты все забываешь… — прохрипел он. — Ты хоть помнишь, что он натворил? Что ты… натворил. — Помню, — коротко кивнул Вэй Усянь. — Можешь ударить. Можешь убить — даже странно, что до сих пор не убил. Но как тогда ты узнаешь, что делать с рукой? — Итак, ты хочешь свою флейту, — Цзян Чэн с трудом выдохнул, обхватив себя руками за плечи. — Тот бамбуковый огрызок я выкинул на горе Дафань. Если ты это хотел услышать. — Я вообще не хотел такого слышать! — огорчился Вэй Усянь. — Неплохая получилась дудочка, рабочая. Впрочем, мне подойдет любая флейта. — И что ты тогда сделаешь? — Как что? Сыграю «Расспрос», узнаю, где ее тело, пойду и найду этого мертвеца целиком. А потом упокою. Мы имеем дело с черной магией, и, глава ордена, тут уж как бы вам ни хотелось, а подобное лечат подобным. Клин клином вышибают, проще говоря. — Ты хочешь, чтобы я допустил темную магию на территории Юньмэн Цзян? — от злости у Цзян Чэна натянулась кожа на скулах. — Хорошо же ты учился, раз считаешь, что техника «Расспроса» тоже относится к темным искусствам, — хмыкнул Вэй Усянь. — Ну как знаешь. Можешь упрямиться. А можем заняться делом. Глаза Цзян Чэна вдруг налились кровью. — Думаешь, выжил, получил тело — и можешь всеми командовать? — прошипел он, в два шага оказавшись почти вплотную к Вэй Усяню. Вэй Усянь попятился и уперся спиной в широкий письменный стол. На нем были в беспорядке разбросаны книги, свитки, карты, планы, стояла открытая тушечница и кисти на подставке тоже были в туши — главу ордена отвлекли в самый разгар работы, — но Цзян Чэна, казалось, все это совершенно не волновало. — Вэй Ин… — прорычал он. Его тяжелая рука легла на загривок Вэй Усяня. Тот посмотрел в бешеные глаза Цзян Чэна и сглотнул. Повисла тишина — напряженная, нервная, воздух сгустился, как перед грозой. Цзян Чэн нависал над Вэй Усянем, вжимая его в стол и не давая ни вывернуться из захвата, ни сделать шаг в сторону. Вэй Усянь физически мог ощутить, как напряжен Цзян Чэн, и видел это — по напряженной шее, сведенным скулам и красным жилкам сосудов в глазах. Ноздри его широко раздувались — кажется, лишь серьезным усилием воли он сдерживал гнев. Их лица были так близко, что, казалось, еще немного — и они соприкоснутся. Лбом ко лбу, или… Губы Цзян Чэна были так близко к его губам, что он чувствовал чужое дыхание. Вэй Усянь поднял бровь: — В самом деле? Это то, о чем я подумал? Цзян Чэн рыкнул что-то неразборчиво и впился в рот Вэй Усяня. Не поцелуй — укус, агрессивное вторжение на вражеские территории. Его губы сминали губы Вэй Усяня, язык настойчиво толкался в рот, а ладонь крепко удерживала голову на месте, не давая отстраниться. Вэй Усянь протестующе застонал и уперся руками в плечи Цзян Чэна, попытавшись оттолкнуть. Цзян Чэн, словно опомнившись, шагнул назад, потемнев лицом. Вэй Усянь, отдышавшись, заметил, что хватка исчезла, а руки Цзян Чэна безвольно повисли вдоль тела. — Ну нет, — протянул Вэй Усянь, шагая вперед. — Так не делают. Вот как надо. Он обхватил руками лицо Цзян Чэна и притянул его в нормальный поцелуй — мягкий, неспешный, позволяющий вдоволь исследовать чужой рот. Они впервые целовались, не виделись долгих шестнадцать лет — так куда торопиться? Впрочем, выдержки Цзян Чэну надолго не хватило — Вэй Усянь почувствовал, как его снова толкнули к столу, руки Цзян Чэна обхватили его за талию, и в следующий миг он оказался сидящим на столе. Какие-то письма безвременно погибли в черных потеках туши из опрокинувшейся тушечницы. Вэй Усянь почувствовал, как промокли штаны. А, все равно черные. Но все-таки каким же хилым и хлипким был Мо! Широкие ладони Цзян Чэна могли обхватить его так, что пальцы почти смыкались. Прежнее тело Вэй Усяня было, конечно, крепче. Вряд ли Мо Сюаньюй мог даже удержать в руках меч… — Эй, помягче со мной! — заявил Вэй Усянь и закинул руки на плечи Цзян Чэна. — Разве ты не видишь, что это тело очень хрупкое? — Мое терпение — вот что здесь очень хрупкое! — рявкнул Цзян Чэн. Выражение лица Цзян Чэна позабавило Вэй Усяня: так смотрят люди, которые не знают, ударить или поцеловать. Он решил взять сложный выбор на себя — обхватил ногой талию Цзян Чэна и притянул его к себе. — Этот шиди скучал? — сощурившись, протянул он с интонациями Мо Сюаньюя. — Вэй Ин! — рявкнул Цзян Чэн. — Не вздумай паясничать! — А что же мне еще остается? — хихикнул Вэй Усянь. — Флейту ты у меня отобрал! Свободы лишил — а я, может быть, собирался стать безвестным бродячим заклинателем. А ты!.. — А я? — низко прорычал Цзян Чэн, наклоняя голову, и вдруг показался Вэй Усяню похожим на разозленного упрямого буйвола. — На буйвола ты похож, — немедленно сообщил Вэй Усянь вслух. — Скучал — так скажи прямо, я человек простой, намеков не понимаю, так и останусь не при делах!.. Договорить ему Цзян Чэн не дал — атаковал очередным поцелуем, вымещая на тонких губах всю свою ярость. Вэй Усянь почувствовал привкус крови. — Ну ты и… — пробормотал он, рукавом утирая рот. — Дальше пойдем? А здесь или сразу в пыточную? У тебя ж, небось, и масла нет, только норов бычий… — Масло есть, — глухо бросил Цзян Чэн и в самом деле достал из лакового ящика, стоящего под столом, небольшой флакон. — Мммм! — довольно протянул Вэй Усянь. — А ты, я смотрю, времени не терял! И через мгновение убедился — в самом деле не терял. Неизвестно, что там с пыточными, но вот пояса развязывать одной рукой он навострился. Другой — все так же держал сзади за шею, словно желая убедиться, что Вэй Усянь никуда не сбежит. — Вэй Ин… Вэй Ин… — Цзян Чэн прижался лбом к его лбу. Дышал он глубоко, прерывисто, а черный взгляд был совершенно диким. Вэй Усянь лизнул его в нос. Им овладело какое-то странное, легкое веселье — казалось бы, беги и паникуй, глава ордена Юньмэн Цзян прижимает к столу и намеревается покарать за шестнадцать лет отсутствия и прочие неприятности самым унизительным из возможных способов, а вместо ужаса какая-то дикая радость. Может, все дело в теле «обрезанного рукава»? От жара, исходящего от нависающего над ним Цзян Чэна, что-то внутри плавилось и дрожало, и ноги раздвигались сами собой, впуская между бедер пальцы, обильно смазанные маслом. — Никогда бы не подумал, что ты «обрезанный рукав», — промурлыкал Вэй Усянь, запуская пальцы в его волосы. Заколка мешалась — вот так, вытянуть серебряную шпильку, снять украшение, позволить промасленным черным прядям укрыть плечи… И самому спрятаться за ними, как за полупрозрачной шелковой занавесью. — Кто бы говорил… — рявкнул Цзян Чэн и впился губами в шею. До синяка, подумал Вэй Усянь, запрокинув голову, точно до синяка, и никакими воротниками не прикроешь. Такое уж тело у Мо Сюаньюя, на любое прикосновение отзывается багровыми кровоподтеками. Неудивительно, что в маске ходил — видимо, его часто били по лицу… Дальше думать про Мо и его синяки стало неудобно — от ощущения пальцев Цзян Чэна внутри все мысли осыпались, точно листья с деревьев в начале зимы. — А-Чэн… — простонал Вэй Усянь, вцепившись в его плечи. — Что? — жарко выдохнули на ухо. — Что, Вэй Ин? Язык прошелся по подставленной шее, зубы снова прихватили тонкую кожу, и Вэй Ин тихо застонал. К первому пальцу добавился второй, и, судя по реакциям тела, Мо в самом деле был именно таким, как о нем говорили. Вэй Усянь не чувствовал боли — только тяжесть и нарастающий жар внизу живота. Мягкое масло сладко пахло, путаясь запахами с ароматом сандала из тяжелой медной курильницы. Цзян Чэн медленно растягивал его пальцами и одновременно терзал шею, подбородок, губы — все, до чего мог дотянуться. — Вэй Ин… — исступленно шептал он. — Вэй Ин… Пальцы исчезли. — Ммм!.. — разочарованно простонал Вэй Усянь, слабо соображая, что делает, и схватил Цзян Чэна за руку. Тот усмехнулся: — Погоди, погоди… Запах масла ударил в ноздри. Вэй Усянь опустил руку к собственному члену. — Жарко… — простонал он. Цзян Чэн ударил его по руке. — Я сам, — коротко бросил он и подхватил Вэй Усяня под бедра. Да, успел подумать Вэй Усянь, Мо Сюаньюй определенно имел много… практики. Тело легко приняло в себя член Цзян Чэна, пока Вэй Усянь только успел подумать о том, что… Что… — А-Чэн... — слабо выдохнул он, шире разводя ноги. Цзян Чэн толкнулся медленно раз, другой, третий… Вэй Усянь слышал его рваное дыхание, пальцы сжимали бедра — синяки, еще синяки! — натягивая на себя. Вэй Усянь застонал снова, откинулся назад, на локти, почти ложась на стол, и обхватил ногами талию Цзян Чэна. Перед глазами все плыло. — Вэй Ин… — с глухим стоном Цзян Чэн ускорился, одна его рука обхватила член Вэй Усяня, заскользила по нему в том же ритме. Вэй Усянь закричал и тут же заткнул рот рукой. От яростных толчков перед глазами вспыхивали искры. Цзян Чэн отпустил его, уперся рукой в стол, сметя попутно несколько свитков, и продолжил вбиваться — уже под другим углом, отчего Вэй Усянь закричал снова. — А-Чэн… — жалобно-просяще протянул он. — Вэй Ин… Вэй Ин… Вэй Усянь кончил первым — с глухим стоном выгнулся под жаркой ладонью, ударился затылком о тяжелый край столешницы, застонал от боли и удовольствия, накрывшего разом, и выплеснулся в руку Цзян Чэна, слабо чувствуя, как Цзян Чэн догоняет его и прижимается всем телом, кусает в плечо. — Вэй Ин… Некоторое время в комнате стояла тишина. Даже дыхания не было слышно. — Хорошо… — пробормотал, наконец, Вэй Усянь, когда способность осознавать мир вокруг начала возвращаться. — Хорошо. *** Цзян Чэн проснулся от громкого крика. — Что ты… — застонал он, с трудом отрывая голову от подушки. — А-Чэн… — проскулил Вэн Усянь откуда-то справа. — Шиди, убери… убери это… пожалуйста… Цзян Чэн разлепил глаза и встретился взглядом с тяжелым оценивающим взглядом Цзинь Лина. Племянник нависал над кроватью, скрестив руки на груди, а одеяло медленно ползло вниз под тяжелыми лапами Феи. Вэй Усянь продолжал скулить, забившись в угол к стене. Цзян Чэн тихо выругался и сел на кровати. — Уймись, — коротко бросил он через плечо и, склонившись над Феей, принялся объяснять собаке, почему именно сегодня ей нельзя поваляться в постели главы ордена. Фея удрученно заскулила. В голубых глазах Цзян Чэн видел искреннее непонимание — но что поделать. — Пока здесь молодой господин Мо, тебе сюда нельзя, — мягко объяснил он, запустив пальцы в черную шерсть. Цзинь Лин услышал и громко хмыкнул. — Молодой господин Мо, ага! — едко ответил он. — Дядюшка, да весь дом слышал вчера ночью, кто это такой на самом деле. Цзян Чэн поднял на него потемневший от гнева взгляд. — Давно ноги тебе не ломал? — рявкнул он. — Забери Фею и выйди немедленно. Что ты вообще тут делаешь? Совсем приличия забыл? Цзинь Лин фыркнул и, пожав плечами, вышел. Фея бросила на Цзян Чэна обиженный взгляд и потрусила следом за ним. Только когда дверь закрылась, Вэй Усянь выпал из оцепенения. — Что… Что это чудовище тут делает… — пролепетал он. — Фея пришла пожелать доброго утра, — ответил Цзян Чэн, вставая с кровати и выуживая из груды одежды на полу собственные штаны. — И это она должна задавать вопрос, что тут делает это чудовище, которое отбирает у собаки ее законное право поваляться на кровати. — Собака на кровати?! Ты с ума сошел?! Не пускай ее сюда! — Вэй Усянь надулся и обхватил руками колени. Цзян Чэн собрался ответить что-то, но взгляд скользнул по зацелованной шее и плечам, и мысли куда-то улетучились. Поэтому он громко хмыкнул и, накинув домашнее платье, вышел из спальни. Вэй Усянь, дождавшись, пока он выйдет, выскользнул из кровати и прижался ухом к двери. Все те же родные двери Пристани Лотоса! Удачно — Вэй Усянь точно знал, куда надо приложить ухо, чтобы слышать все, что происходит в коридоре. Цзян Чэн и Цзинь Лин не ушли далеко — говорили прямо у входа. — Так что же, дядюшку можно поздравить? — голос Цзинь Лина так и сочился ядом. — Старейшина Илина вернулся, но почему-то не в казематы, а прямиком в постель главы ордена? — А-Лин, — голос Цзян Чэна зазвучал очень серьезно. — Все… Намного сложнее. Дай время — нам всем, и ты поймешь. — Что пойму, что? — голос Цзинь Лина дрогнул. — Этот человек убил мою мать! Он призвал — я сам видел! — призвал Призрачного генерала! Ты обещал, что сотрешь его в порошок, что жизни ему не дашь, если он вернется! «Жизни он мне точно не даст спокойной, — подумал Вэй Усянь и тихо хихикнул. — Но шиди прав, Цзинь Лину многое надо понять. Все далеко не так… Не так просто». Следующая мысль неприятно уколола — после сказанного там, в лесу, непременно надо извиниться перед мальчиком. И как он мог такое сказать?! Тем временем Цзинь Лину, видимо, удалось взять себя в руки. Голос его зазвучал со спокойной уверенностью: — Итак, вот что выходит, глава ордена Юньмэн Цзян. На горе Дафань вы схватили Мо Сюаньюя — этот человек тоже является последователем Темного пути, при свидетелях использует темную магию, да еще и безумен… Но он так же безумен, как и хитер, раз сумел очаровать вас. Вот так «обрезанный рукав»! Мало того, что совратил чистого душой и помыслами достойнейшего человека, так еще и дал ему то, о чем он мечтал… — А-Лин!.. — прорычал Цзян Чэн. — Это даже звучит отвратительно. — Истинно! — улыбнулся Цзинь Лин. — А уж что скажут люди… Какими словами будут честить Мо Сюаньюя, который так боялся за свою дешевую душонку, что пошел на такие дела! И уж точно никто не поверит в возвращение Старейшины Илина в теле «обрезанного рукава»... Вэй Усянь обомлел. От такого мальчишки, как Цзинь Лин, он не ожидал подобных высказываний! Он же совсем юный! Из коридора раздался звук подзатыльника. — Ай, дядюшка! Правду же говорю! И люди заговорят. Цзян Чэн что-то неразборчиво прорычал. — Только вот что, дядюшка. В эти твои дела — и с Мо Сюаньюем, и с поисками адептов Темного пути — я не вмешиваюсь! Но и ты тогда меня — не вмешивай! Этот человек… — Я знаю, кто этот человек, А-Лин. И ты узнаешь. — Не думаю, что я этого хочу! Вэй Усянь услышал удаляющиеся шаги и отпрянул от двери. Одним прыжком вернулся в кровать и натянул до носа одеяло — едва успел вовремя. Цзян Чэн резко открыл дверь, и лицо его было мрачнее тучи. — Иди сюда? — позвал Вэй Усянь, протягивая руки. — Шиди, ты же без собаки? — Без. И собаки здесь не будет, пока ты ведешь себя подобающе. Цзян Чэн сел рядом и провел рукой по его волосам. — А в Юньмэн Цзян теперь тоже есть три тысячи пятьсот правил? — усмехнулся Вэй Усянь. — И все надо соблюдать? Цзян Чэн задумчиво на него посмотрел. — А ведь тебя мог забрать Лань Ванцзи. И ты бы в самом деле сидел сейчас в Гусу Лань и переписывал правила… Такого хотел? Вэй Усянь растерянно рассмеялся. — Брось, да зачем бы я был нужен Лань Ванцзи. В былое время он только волком смотрел на меня, и все. Я бы вел себя с ним так ужасно, что он сам бы меня поскорее отослал из Облачных Глубин, лишь бы лишний раз не видеть! Цзян Чэн нахмурился, но ничего не ответил. Вэй Усянь протянул руку и большим пальцем разгладил глубокие морщины меж нахмуренных бровей. — Ну, не сердись. Такой уж я человек — все обращаю в шутку. Если смеяться, то все не так страшно. Так что со мной сделаешь ты? Оставишь здесь? Цзян Чэн покачал головой. — Боюсь, что это не выход. Пусть даже и поверят, что Мо Сюаньюй пленил меня своим темным искусством соблазнения, но то, что ты — это ты, рано или поздно всплывет наружу. Тем более, есть кое-что поважнее… — Что? Цзян Чэн взял его за руку и взглядом указал на порез. — Вот это. Есть еще какой-то человек, за которого ты должен отомстить. Я не смогу удержать тебя, даже если захочу: магия поведет тебя вперед, рано или поздно… — А ты, я смотрю, поднаторел в знаниях о темной магии, — невесело усмехнулся Вэй Усянь. — Потому я и прошу у тебя флейту. Эта рука, случаи одержимости и Мо Сюаньюй кажутся мне звеньями одной цепи. Хочу докопаться до правды, какой бы она ни была. — А потом? — Что?.. — Потом. Когда ты выполнишь желание человека, который тебя призвал. Что будет с твоим духом? И с этим телом? — А, ты об этом? — Вэй Усянь просиял. — Знаешь, тут не надо волноваться. Тело мне вроде как подарили. То есть, когда я закончу с местью, оно останется при мне! А я останусь с тобой! Цзян Чэн выдохнул так резко, словно слова Вэй Усяня выбили воздух у него из груди. Вэй Усянь рассмеялся и притянул его к себе, впиваясь губами в губы. Думать ему не хотелось. Хотелось жить. *** Тело Мо Сюаньюя обладало куда большим опытом и талантами, чем Вэй Усянь только мог представить. — Нет уж, шиди, теперь моя очередь! — промурлыкал Вэй Усянь, пресекая попытки Цзян Чэна оказаться сверху. Вместо этого он заставил его опуститься навзничь на кровать и с довольной улыбкой сел верхом. — Моя очередь! — Вэй Усянь явно дразнился, и Цзян Чэна снова охватил гнев — это было видно по тому, как раздуваются его ноздри и как напрягаются вены на шее. Вэй Усянь прижался губами к его шее, чувствуя, как постепенно Цзян Чэн начинает расслабляться. — Не бойся, шиди, — пробормотал Вэй Усянь, прихватывая зубами мочку уха. — Ничего не бойся… — Вот пока ты не сказал… — жарко выдохнул Цзян Чэн, запрокидывая голову. — Я не боялся… Вэй Усянь засмеялся и снова впился поцелуем в шею. Цзян Чэн охнул, откидываясь на руки. Вэй Усянь неспешно изучал поцелуями его грудь, прикусил сосок и, хитро улыбнувшись, скользнул вниз. — Щекотно, ты что творишь! — закричал Цзян Чэн и принялся спихивать его с себя. Вэй Усянь зашелся смехом и только крепче сдвинул ноги, удерживаясь на нем, как на норовистой лошади. — Какой прыткий… — промурлыкал он. — Я тебя обуздаю… Цзян Чэн прорычал что-то невразумительное, и Вэй Усянь счел за лучшее не вслушиваться в слова. Вместо этого он передвинулся так, чтобы оказаться между разведенных ног Цзян Чэна, и деловито спросил: — Масло? — Т-там!.. — слабо махнул рукой Цзян Чэн — ровно в эту минуту пальцы Вэй Усяня обхватили его член и слегка сжали. Вэй Усянь довольно улыбнулся. — Вот таким ты мне нравишься больше, шиди. И где это загадочное «там»? «Там» оказалось ближе, чем Вэй Усянь опасался — заветный флакон нашелся рядом с кроватью. Вэй Усянь опрокинул его на пальцы и прикусил губу. — Ну держись, шиди… — прошелестел он на ухо. Цзян Чэн вздрогнул. Пальцы Вэй Усяня скользнули по его бедрам и толкнулись внутрь. — А ты, я смотрю, не очень любишь оказываться младшим братиком? — промурлыкал Вэй Усянь, внутренне обмирая от того, каким узким и горячим оказался вдруг Цзян Чэн. — Так ты младший братик и есть… Старший брат вернулся, старший брат дома… Тело Мо Сюаньюя на удивление многое знало — столько, сколько самому Вэй Усяню было и в три жизни не узнать, все как-то в другом направлении обучался. Но сейчас это играло ему на руку. Вэй Усянь просто перестал думать и разрешил телу делать все, что оно захочет. Тело хотело многого — поцеловать, укусить, зализать, ущипнуть… Толкнуться в податливое тело Цзян Чэна уже совсем не пальцами, нанизать его на себя до конца под каким-то особенно правильным углом — иначе почему Цзян Чэн так запрокинул голову и стонет низко, хрипло, пробирая своими стонами до мурашек? Под губами Вэй Усяня кожа его казалась соленой на вкус, плечи ходили ходуном, пальцы вцеплялись в простыни, а острые колени то и дело норовили что-нибудь задеть. Вэй Усяню мешали его ноги — подумав, он забросил их себе на плечи и продолжал двигаться. — Хорошо тебе, шиди? — прошептал он в полуоткрытый рот. — Шиди, тебе хорошо? Цзян Чэн застонал в ответ, обхватив его за шею. Длинные ресницы его дрожали. Хорошо, улыбнулся Вэй Усянь, теснее прижимаясь к нему, обнимая крепче. Хорошо. Хорошо!.. *** Вэй Усянь понимал, что всегда хорошо быть не может, но все равно расстроился, когда Цзян Чэн едва не пинками выгнал его из кровати. Выполз как был — разнеженный после любви, — потянулся всем телом и едва не застонал. — Глава ордена Юньмэн Цзян так нелюбезен! — захныкал он. — Оставил на бедном господине Мо не меньше сотни синяков! — Сейчас еще и тумаков довешу! — рявкнул Цзян Чэн. Щеки у него были пунцовыми. Вэй Усянь не преминул обратить на них внимание, за что немедленно получил в лицо собственным нижнем платьем. — Оденься сначала, — отводя глаза, пробормотал Цзян Чэн. — А потом уже… — А потом уже что? — весело спросил Вэй Усянь, завязывая пояс. — Что на повестке дня? Пытки? Избиение кнутом? Изучение основ темной магии? Цзян Чэн посмотрел на него долгим, с детства знакомым взглядом — как на придурка. Потом вздохнул и коротко ответил: — Потом завтрак. Точно же, завтрак. Конечно. Вэй Усянь хмыкнул, накинул нижнее платье и уселся возле низенького стола, ожидая угощения. Цзян Чэн только усмехнулся, глядя на него. Вскоре один из адептов — совсем молодой, Вэй Усянь никогда не видел этого лица — принес поднос с горячей едой. Опасливо покосившись на Вэй Усяня (наверняка слухи о том, что глава ордена неожиданно для всех освободил из цепей и приблизил к себе дурачка Мо, уже разлетелись по Юньмэну), он поставил поднос на стол и, поклонившись, бесшумно выскользнул за дверь. Едва только Вэй Усянь снял крышку со своей миски и вдохнул аромат супа, глаза защипало. В горле встал ком и стало трудно дышать. Он быстро опустил крышку на стол и невольно провел руками по лицу. Сквозь пальцы он увидел вопросительный взгляд Цзян Чэна. — Суп, — пробормотал Вэй Усянь, кивнув на миску. — Это же суп из ребрышек и корня лотоса, верно? Как шицзе делала… Цзян Чэн медленно кивнул. Вэй Усянь дрожащей рукой поднял фарфоровую ложку, зачерпнул суп и поднес ко рту. — Такой вкусный… — пробормотал он. Голос не слушался, дрожал, срывался. — Совсем как шицзе готовила… Хотя нет… Не такой вкусный… Так, как шицзе, никому не повторить… Но тоже... Очень… Вэй Усянь уронил руки на колени и опустил голову, надеясь, что распущенные волосы скроют его лицо от взглядов Цзян Чэна. Губы его дрожали, глаза жгло, по щекам катились крупные горькие слезы. Вэй Усянь даже не сразу осознал, что это именно слезы — слишком давно не плакал, слишком давно не позволял себе даже толику слабости, даже пока еще был жив. В какой-то момент слезы просто высохли и все. А сейчас потекли снова. Вот удружил, Мо Сюаньюй, небось был тем еще плаксой… — Я тоже по ней скучаю, — услышал он голос Цзян Чэна, доносящийся словно издалека. — Так скучаю… Вэй Усянь услышал, как Цзян Чэн садится на пол рядом с ним. Крепкие руки обняли его за плечи, и Вэй Усянь не стал сопротивляться — позволил прижать себя лицом к мягкой фиолетовой ткани и крепко зажмурился, надеясь, что слезы кончатся как-нибудь сами. — Ну… — пробормотал он, с трудом разлепляя губы. — Что это я тут устроил… Какой-то потоп… Суп соленый будет. Шицзе бы не одобрила… — Верно, — буркнул Цзян Чэн, уткнувшись лицом ему в макушку. — Так что давай ешь. Вэй Усянь глубоко вздохнул и, уперевшись ладонями в плечи Цзян Чэна, отстранился. Взял ложку и снова отправил суп в рот. — В самом деле — очень вкусно, — сообщил он. — А еще что есть? Цзян Чэн снял крышки с остальных мисок. — Рис с мясом и овощи. — Так мало!.. — А тебе сколько надо, прорва? — вскинул брови Цзян Чэн. Вэй Усянь посмотрел на него и заулыбался снова. — Какой ты строгий! А знаешь, сколько лет я вообще ничего не ел? Даже самой маленькой рисинки? Еще оно, наверное, совсем не острое… Все белое… Совсем нет перца, да? — Какой же ты невыносимый тип! — взорвался Цзян Чэн. — Смерть тебя ничему не научила? Схватив со стола маленький горшочек, он перевернул его над одной из мисок. Красное облако перца поднялось над едой. — Теперь доволен? — прорычал Цзян Чэн. На рукаве у него оседал перец. Вэй Усянь схватил палочки и немедленно попробовал кусок покрасневшего мяса. — Самое то! Самое то! Спасибо, шиди, спасибо, А-Чэн, вот порадовал! А ты тоже любишь поострее? Не знал… А то перец теперь повсюду. И в твоей миске тоже! — Ах ты! — Цзян Чэн потянулся отвесить ему оплеуху, но Вэй Усянь свободной рукой схватил его за запястье и прижался губами к ладони. Потом посмотрел влажными глазами поверх руки и пробурчал: — Давай завтракать! А то бедному господину Мо так давно не доводилось вкусно поесть! Сначала над ним издевались в деревне Мо, потом он странствовал, а вчера его заперли в казематах и даже не предложили чаю! Проявите милосердие, глава ордена Юньмэн Цзян! — В Пристани Лотоса не знают такого слова, — буркнул залившийся краской Цзян Чэн, отобрал руку и принялся разливать чай. Вэй Усянь улыбнулся, взял в ладони миску и залпом допил суп. Шицзе бы порадовалась, подумал он. Она так расстраивалась, что мы в ссоре. Она бы точно порадовалась… *** — Итак? — спросил Цзян Чэн, когда с завтраком было покончено. Вэй Усянь не торопился отвечать. Он неспешно ходил по комнате, изучая обстановку — ему было интересно, как Цзян Чэн жил все эти годы. Выходило, что очень аскетично — никаких милых сердцу безделушек, например, или красивых вещиц. Только необходимое для соблюдения статуса и приличий. Вэй Усянь бросил короткий взгляд на развороченный накануне стол. В самом деле, из-за пролитой туши погибло несколько свитков, а вот пятна на темной древесине казались старыми, въевшимися — наверняка Цзян Чэн не раз проливал тушь и опрокидывал подставки для кистей в те дни, когда характер брал над ним верх. Вэй Усянь почувствовал, что улыбается. — Итак, — ответил он, поводя плечами. — Для начала надо бы привести себя в порядок, а, шиди? Посмотри на нас! Растрепанные и в домашнем. А ведь солнце уже в зените. У! Если выстрелить из лука в это окно, попадем ему прямо в глаз! — Только безумец стреляет в солнце, — ответил Цзян Чэн, поднимаясь из-за стола. Вэй Усянь, наклонившийся в это время за верхним халатом, резко выпрямился и едва не столкнулся с Цзян Чэном лоб в лоб. — Но ведь я стрелял? — широко улыбнулся он. — И неплохо получилось. Пока Цзян Чэн собирался с мыслями для ответа, Вэй Усянь коротко поцеловал его в кончик носа и счел разговор оконченным. Он принялся одеваться — в самом деле, неприлично уже оставаться в нижнем белье. Цзян Чэн последовал его примеру. Вэй Усянь краем глаза залюбовался замысловатыми узорами на его фиолетовом ханьфу. Дядя Цзян предпочитал гораздо более строгие одежды. Цзян Чэну же с юных лет шли красивые вышитые ткани: подчеркивали широкие плечи и узкую талию, обнимали бедра… Вэй Усянь сглотнул. Что-то пошло не так и теперь при взгляде на одетого Цзян Чэна ему хотелось только немедленно его разоблачить. — Что-то не так? — нахмурился Цзян Чэн, поймав его взгляд. — Что смотришь? — Нравишься ты мне, вот и смотрю, — поддразнил его Вэй Усянь, крепко затягивая собственный пояс. Цзян Чэн поперхнулся возмущением. Вэй Усянь подхватил с пола красную ленту и, не глядя в зеркало, завязал высокий хвост. Ему хотелось успеть привести себя в порядок раньше, чем Цзян Чэн возьмется за гребень — и он успел. — Дай я… — попросил Вэй Усянь, накрыв ладонью руку Цзян Чэна и забирая гребень. — Ты… что? — Хочу тебя причесать. Цзян Чэн хмыкнул, но послушно опустился на пол, позволяя Вэй Усяню возиться с его волосами: расчесывать, приглаживать и собирать в высокий красивый узел. Волос у главы ордена Юньмэн Цзян было так много и они были такими длинными, что все сразу убрать в узел не получилось. Вэй Ин раздосадованно хмыкнул и распустил их обратно. — Что ты делаешь? — дернулся Цзян Чэн, ощутив его руки у висков. — Косички тебе плету. Красивый будешь, — пообещал Вэй Усянь, в самом деле заплетая довольно ровные косички. Остальную массу волос он разделил на две части и закрутил верхнюю часть в узел, пропустив заколку через гладкие пряди. — Вот так, шиди. Теперь тебя можно людям показывать, — со смехом сказал Вэй Усянь, проверяя, надежно ли держится заколка. Цзян Чэн поднялся с пола и зачем-то посмотрелся в зеркало. — Ну, как тебе, шиди? — Неплохо, неплохо, — усмехнулся Цзян Чэн. — Это тоже неизвестные ранее умения молодого господина Мо? Вэй Усянь зашелся в приступе смеха, потом, не прекращая смеяться, скользнул под бок Цзян Чэну, взял его под руку и нежно прижался щекой к плечу. — Ну конечно! Разве глава ордена сомневается в талантах господина Мо? — Я не посмею. Хочешь в беседку? — резко сменил тему Цзян Чэн. — В беседку? — Здесь душно. К тому же ты давно не был дома. Неужели не хочешь посмотреть на Пристань Лотоса? Глаза Вэй Усяня засияли. — Хочу! Хочу! Давай скорее пойдем в беседку! Или возьмем лодку или куда-нибудь поплывем? — Для лодки рановато, — мягко ответил Цзян Чэн, накрывая его пальцы своей ладонью. — А в беседку — хоть сейчас. И он пошел на улицу, потянув за собой Вэй Усяня, который так и не отпустил его руку. Вэй Усянь шагнул на порог и с наслаждением полной грудью вдохнул запах лотосов, кружащихся по воде. Запах дома. *** Вэй Усянь лежал, свесив руку, на широкой деревянной скамье, покрытой темным лаком, и задумчиво болтал пальцами в воде, задевая лотосовые лепестки. На губах его блуждала улыбка. Легкий ветерок то и дело налетал на беседку, лаская кожу прохладой. Вэй Усянь повернул голову и залюбовался Цзян Чэном сквозь ресницы. — Что смотришь? — буркнул в ответ Цзян Чэн. Сколько раз они так сидели в тишине и покое… Так давно. В прошлой жизни — и ведь даже не метафора. Вэй Усянь невольно усмехнулся. В самом деле, в прошлой жизни, точнее, две жизни назад, когда он был молодым и беззаботным, пил вино, заглядывался на девушек, воровал лотосы… А потом умер. А потом умер еще раз. И все вернулось на круги своя… — Я давно здесь не был, — сказал он, подпирая щеку ладонью. — Соскучился. Здесь все как в детстве. Замечательно мы все здесь тогда отстроили. А ты заботишься… Такой хороший глава ордена из тебя вышел! — Не издевайся, — сквозь зубы процедил Цзян Чэн. Вэй Усянь поднял брови. — Я не издеваюсь, — без улыбки ответил он. — Я серьезно говорю. Ты отлично справляешься. Цзян Чэн усмехнулся краем рта. — Ну спасибо… На добром слове. Так что ты намерен делать? — Я? — протянул Вэй Усянь с удивлением в голосе. — А разве не «мы»? — Мы? — Ты и я. Пойдем с тобой куда глаза глядят и раскроем тайну четвертого пореза и загадочной руки, ммм? Только флейту верни. Цзян Чэн промолчал. Тогда Вэй Усянь соскользнул со скамьи на пол и положил голову на колени Цзян Чэна. По губам его заскользила игривая полуулыбка. — Или… Шиди хочет, чтобы я для начала сыграл на его флейте? От его слов Цзян Чэна бросило в краску. Вэй Усянь, склонив голову к плечу, посмотрел на него снизу вверх. Рука его скользнула вверх по бедру. — Ну же, шиди… Хочешь убедиться в моем мастерстве, прежде чем доверять мне флейту? — Ты ужасно фальшивил на горе Дафань… — буркнул Цзян Чэн, прикрывая ладонью лицо. — Просто чудовищно играл. Вэй Усянь расценил его слова как согласие. Разведя полы нижнего халата, он дотянулся до завязок нательных штанов и легонько потянул их на себя. Не то чтобы он представлял, что делать. Но ему хотелось расслабить Цзян Чэна — каждый раз, когда он заговаривал о грядущем, у того на лицо набегала тень. А Мо Сюаньюй был достаточно умел в определенных вещах. Можно было довериться ему сейчас. Вэй Усянь усмехнулся и взял в рот член Цзян Чэна, мимолетно подумав о том, что сказала бы госпожа Юй, если бы стала свидетельницей этой сцены. Почему-то представившаяся картинка развеселила его. Он хмыкнул и тут же ощутил, как пальцы Цзян Чэна вцепились ему в волосы. Вэй Усянь снова хихикнул — и посерьезнел, отдавшись занятию целиком. Было неудобно и странно — он в жизни не делал ничего подобного. И почему это назвали «игрой на флейте»? У флейты есть дульце, и отверстия, которые зажимаешь пальцами, и она вся вибрирует от звука и дыхания… Хм… Вэй Усянь пробежался пальцами по стволу, последовательно опуская пальцы на кожу — как сделал бы с флейтой. Тяжелый низкий стон стал ему наградой. И в самом деле — что-то общее определенно есть. Он отстранился, несмотря на сопротивление удерживающей его руки, и аккуратно подул на член. Цзян Чэн вздрогнул, шире разводя ноги. Вэй Усянь вновь накрыл губами член и позволил телесной памяти перехватить контроль. Тело Мо умело приносить удовольствие. Вэй Усянь хотел этого сейчас — удовольствия для Цзян Чэна. Только и всего. Он отстранился и вытер рукавом рот. Пальцы Цзян Чэна лениво перебирали его волосы. Вэй Усянь ощутил на коже мимолетное прикосновение Цзыдяня. — Вэй Ин… — тихо позвал Цзян Чэн. Тихо — так, чтобы никто не смог услышать, даже если заподозрит что-то, даже если решит подглядеть за тем, что не предназначено для чужих глаз и ушей. Вэй Усянь поднялся на ноги и тут же уселся прямо на колени Цзян Чэна, поймал его лицо ладонями и дразняще поцеловал. — Ну, ну… Уймись… уймись… — пробормотал Цзян Чэн, пока Вэй Усянь неприкрыто любовался алеющими скулами. — Теперь глава ордена мной доволен? — спросил Вэй Усянь, и не думая встать. — Исполнит маленький каприз своего молодого любовника? Подарит небольшую безделушку, чтобы порадовать падкое на красоту сердце? Цзян Чэн вздрогнул. — Не смей так говорить! — Как?.. — В таком тоне! Хочешь на людях дурака валять — валяй, запретить тебе не смогу, да и стоит ли? Откуда я знаю, кто еще причастен к твоему великому возвращению. Но со мной — не надо. Я не с Мо Сюаньюем разговариваю. — А зря, — Вэй Усянь надулся. — Если бы шиди приучался обращаться к молодому господину Мо, то избавился бы от искушения назвать меня Вэй Усянем. Я все-таки тут скрываюсь, или что-то вроде того. По крайней мере, не то чтобы горю желанием забраться на самую высокую гору и оттуда прокричать, что Старейшина Илина вернулся. Хватит с меня высоких гор и громких заявлений. Разобраться бы с насущными вопросами. — Куда нас заведут в этот раз твои насущные вопросы? — шумно выдохнув, почти прорычал Цзян Чэн. Вэй Усянь тяжело вздохнул. Да что за человек такой? Его расслабишь, а он опять нервничает. Глаз да глаз нужен, и ласковая рука. Ласковая рука немедленно принялась гладить Цзян Чэна по волосам. Вэй Усянь прижался лбом ко лбу Цзян Чэна и пробормотал: — Ну зачем ты по второму кругу начинаешь? Я же уже сказал — ничего не знаю, не понимаю, в толк не возьму. Расспросим руку — узнаем, куда идти. Куда-нибудь придем, кого-нибудь встретим. Тогда и ясно будет. Цзян Чэн вдруг напрягся и спихнул его с колен. — Что?.. Шиди, жестоко! Вэй Усянь повалился на деревянные доски и недолго думая остался лежать, приняв удобную позу. Цзян Чэн сложил руки на груди. Взгляд его не обещал ничего хорошего. — Все видели, что на горе Дафань ты призвал Призрачного генерала, — медленно произнес он. — Поэтому ты так рвешься получить свою флейту? Кого-нибудь встретим… Я могу легко предположить, кем будет этот «кто-нибудь». — Шиди, шиди… — Вэй Усянь поднялся на ноги и выставил перед собой руки в успокаивающем жесте. — Послушай… Насчет Вэнь Нина — я сам не могу понять, почему так произошло. Я ведь думал, что его убили! Замучили и растерзали! — А скольких он сам замучил и растерзал — ты не думал?! — Цзян Чэн тоже вскочил на ноги. Они стояли лицом к лицу, тяжело дыша. Цзыдянь, оплетающий запястье Цзян Чэна, слегка искрил. — Хорошо. Ты прав, — глубоко вздохнув, ответил Вэй Усянь. — Я в самом деле намеревался призвать Вэнь Нина, чтобы выяснить, что с ним произошло. Да и я рад видеть его… живым, если так можно сказать. Он мой друг! Но… Увидев, как помрачнело лицо Цзян Чэна, Вэй Усянь затараторил: — Послушай, шиди, мне бы в голову не пришло призвать его здесь, в Пристани Лотоса. Я понимаю, как ты не любишь его. Тебе есть за что злиться на Вэнь Нина! В самом деле есть! Поэтому я не хотел бы тебя расстраивать. Я думал, что когда мы уйдем подальше, я где-нибудь в сторонке его призову и быстренько поговорю с ним. Что-то нечисто с тем, что он откуда-то появился, да еще в таком месте! И тем более там, где Цзинь Лин. Думаешь, у меня нет ни сердца, ни совести? Думаешь, я могу так поступить? Цзян Чэн молча отвернулся. — Шиди… А-Чэн… — в голосе Вэй Усяня скользнула растерянность. — Ну послушай, послушай… Это ведь в первую очередь загадочно и странно — как так вышло, что он оказался цел. Но я и не думал втягивать тебя в это, сам бы справился, тебе бы даже не сказал… По яростному взгляду Цзян Чэна он понял — ошибся. — Что бы еще ты мне не сказал? — рявкнул Цзян Чэн. — Разберись уже, хочешь оторвать меня от дел и потащить неведомо куда, чтобы я охранял твою шкуру, или сам бы как-нибудь справился? Справляйся сам! — Вот и справлюсь! — крикнул Вэй Усянь. — У меня-то выбора нет! У всего, знаешь ли, есть цена. Ты сам сказал, что темная магия, призвавшая меня, погонит меня в путь рано или поздно. Так не лучше ли уйти пораньше! — Именно темная магия и привела тебя к этому! — Я не просил меня воскрешать! — заорал Вэй Усянь, уже совершенно не заботясь о том, что кто-то может их подслушать. — Я был самым мирным и тихим призраком, никому не мешал, я не просил отдавать мне тело и обрекать меня на обязательную месть непонятно за что и кому! Не - про - сил! Но если уж оно есть — я счастлив. Я счастлив, А-Чэн, потому что живой, а я, знаешь ли, очень люблю быть живым. И очень не люблю загадки, которые не могу разгадать. Не хочешь давать мне флейту? Так я пойду и настрогаю бамбука! Не хочешь идти со мной? Так я один пойду! Да лучше будет, если я один пойду, чем постоянно видеть, как ты морщишься при одном упоминании о Вэнь Нине! Думаешь, я один не справлюсь? Да я… — Не справишься! — прогремел Цзян Чэн в ответ. — Ты ничего не знаешь о Мо Сюаньюе, зато я знаю. Он слабый заклинатель и слабый боец. Он не сумел развить золотое ядро, пока учился у клана Цзинь, и он совершенно безнадежен как ученик. У него нет меча — у тебя нет меча! Как ты собрался хотя бы выжить в дороге?! Вэй Усянь неожиданно расслабился и заулыбался: — Да как-нибудь. Не такая уж и сложная наука — выживать. Ну я пойду? — Стой… Стой, А-Сянь… Вэй Усянь замер. Рука Цзян Чэна легла ему на локоть. Секунда — и его притянули ближе. Цзян Чэн замер, прижавшись губами к его лбу, не выпуская из объятий. — Стой. Не уходи без меня, не надо. Вместе справимся. — Это теперь всегда так будет? — пробурчал Вэй Усянь. — Хотя о чем я, это же ты… Характер с годами не исправился, да? — Я тебя шестнадцать лет искал. Думаешь, это как-то исправляет характер? — усмехнулся Цзян Чэн. Вэй Усянь фыркнул: — Правда искал, что ли? Все шестнадцать лет? — Правда. Мои люди перевернули Илин вверх дном. Я не мог допустить и мысли, что твоя душа… — А вдруг бы моя душа давно ушла на перерождение? Цзян Чэн отстранился и посмотрел ему в глаза: — Нет, и это я точно знал. — Почему? — растерянно спросил Вэй Усянь. Цзян Чэн помрачнел и нехотя ответил: — Лань Ванцзи. Вэй Усянь открыл рот от удивление: — Лань Ванцзи? Ему-то какое до меня дело? — Он играл «Расспрос» на гуцине и убедился, что твоя душа не отзывается. Тебя не было нигде… Но я-то знал… — в голосе Цзян Чэна зазвучало скрытое торжество. — Я знал, что ты, прохвост, все равно выкарабкаешься обратно. Смотри-ка, а я был прав… А-Сянь… Вэй Усянь обхватил ладонями его голову и прижался лбом ко лбу. Отчего-то в горле встал комок и глаза непривычно жгло. *** Цзян Чэн шел по коридору таким широким шагом, что Вэй Усянь едва поспевал за ним. Они прошли мимо личных покоев главы ордена, мимо зала приемов и свернули в один из малоиспользуемых коридоров. Вэй Усянь недоумевал — куда они идут? — А-Чэн! — позвал он. — Куда ты? Цзян Чэн ничего ему не объяснил — просто сорвался из беседки почти бегом, схватив его за руку и потащив за собой. Вэй Усяню ничего не оставалось, кроме как бежать следом и пытаться угадать, что его ждет. Он никогда не видел комнату, в которой они оказались. Но зато прекрасно знал значение каждого талисмана, украшающего стены. — Да что ты тут хранишь? — удивился он. — А-Чэн, для чего столько защиты? Вместо ответа Цзян Чэн опустился на колени и убрал с пола ковер. Талисманы украшали выщербленные временем половицы. Защитные, атакующие… Вэй Усянь попытался представить, что будет с тем человеком, кто по неосторожности наступит на этот пол, и ему стало дурно. Цзян Чэн спокойно снимал талисманы один за другим, точно порядок был ему хорошо знаком. Вэй Усяню осталось только наблюдать за точными, четкими движениями рук. Цзян Чэн с усилием поднял половицу и достал из тайника деревянную шкатулку. Вэй Усянь ждал. Цзян Чэн выпрямился и, не поворачиваясь, сказал: — Кто-то опередил меня и забрал Суйбянь. Это точно был не Лань Ванцзи — тогда я бы знал. Кому-то потребовалось то, что принадлежало тебе, Старейшине Илина. Я не знаю, кто это и на что он готов пойти — поэтому немного поостерегся. — Немного?! Ты это называешь немного? Ну ты даешь, шиди! Цзян Чэн поднялся и пола и протянул шкатулку Вэй Усяню. — Возьми. Она твоя. Вэй Усянь сглотнул. Руки дрожали и не слушались, пока он поднимал крышку. В тусклом свете блеснул черный бок Чэньцин. — Ох… — Вэй Усянь выхватил флейту. — Чэньцин! Я думал, она давно утрачена, а ты… А-Чэн! Цзян Чэн, не глядя ему в глаза, убрал шкатулку обратно в тайник и возвратил на место охранные заклинания. Вэй Усянь любовался флейтой. Повертел в руках, потом поднес к губам и проиграл несколько чистых, звучных нот. — Спасибо, шиди… — прошептал он. Цзян Чэн шагнул к нему, и Вэй Усянь закинул руки ему на шею, стараясь поймать взгляд. — А-Чэн… — позвал он. — Ты правда хочешь пойти со мной? Ты — со мной? Цзян Чэн тяжело вздохнул и зарылся лицом ему в волосы. — С тобой. *** Мешочек цянькунь лежал на столе. Вэй Усянь развязал шнурок и освободил мертвую руку. Черная энергия, исходившая от нее, холодила кожу. Не просто убитый — расчлененный воскресший мертвец, каждая часть тела которого одержима ненавистью и злостью. Возможно ли дозваться до души, или она была растерзана столь же безжалостно, как и плоть? Получится ли отыскать тело, от которого отделили руку? Будут ли части тела желать воссоединиться? Есть ли шанс узнать хоть что-то лишь с помощью этой руки? Вэй Усянь не был бы собой, если бы не попытался. Дверь открылась, и в комнату тенью скользнул Цзинь Лин. Вэй Усянь вздрогнул и тут же расслабился — Феи не было, скорее всего, Цзинь Лин придержал ее за дверью. Они так и не поговорили… Оставалось надеяться, что у них еще будет время. Цзинь Лин смотрел на него тяжелым, недобрым взглядом, но молчал. Только поставил рядом с собой верный лук и колчан. Не иначе, собрался с ними? Кто его разберет. Вэй Усянь не был уверен, что будет возражать. Цзян Чэн подошел и встал за его спиной. Вэй Усянь качнулся на пятках и откинул голову ему на плечо. Цзян Чэн легко коснулся губами его виска и подтолкнул к столу: — Начинай. Ну, в добрый путь, подумал Вэй Усянь, и тут же подумал, что в пути наверняка будет хорошее вино и множество событий, из которых будет складываться цепь его новой жизни. Определенно хорошей, что бы ни произошло. В которой — он надеялся — будет немного меньше темной энергии и немного больше покоя. Чужое золотое ядро грело его изнутри. Улыбнувшись, он развернулся и прижал ладонь к груди Цзян Чэна — там, где в груди горело его собственное золотое ядро. В темном взгляде вспыхнуло непонимание. Вэй Усянь потянулся на цыпочках и поцеловал Цзян Чэна в уголок губ. — Будь наготове. Это ручка больно шаловливая. — Не бойся, дядюшка Мо, — усмехнулся Цзинь Лин, выделив голосом слово «дядюшка». — Это орден Юньмэн Цзян. Тут не забалуешь. — Угу, — без улыбки добавил Цзян Чэн. — А будет баловать — ноги ей переломаю. По витому кольцу Цзыдяня пробежали фиолетовые искры. Вэй Усянь улыбнулся, поднес к губам Чэньцин и заиграл.