Сложные братские отношения

Может быть, не все помнят их имена, потому что никогда не зовут их по отдельности. «Братья Миками» — привычно, понятно, просто. Как правая и левая руки, сцепленные в замок. Первый раз они подрались, когда обоим было по четыре, из-за яблочного желе. Потом — из-за набора цветных маркеров, очередности игры в приставку, последней сигареты в пачке, когда ни одному неохота идти за следующей. Из-за девчонок они не дрались никогда, девчонками они делились — по-братски. Как и затрещинами от Серидзавы, порой недовольного ходом дел в классе В. Ладно, братья Миками были не прочь иногда и огрести по делу. Жизнь есть жизнь. Потом пришел Такия, и братья крупно поссорились. Было странно видеть Такеши одного — как странно первое время видеть знакомого, лишившегося после аварии руки или другой существенной части тела. Даже разговаривать с ним было странно: все время приходилось помнить про «ты», а не «вы». А Манабу вообще не отсвечивал, болтался грустной тенью на задних партах и исчезал сразу после уроков. «Не нравится мне это», — говорил Серидзава Тацукаве. Тот скалился и молча соглашался. Ему все это тоже не нравилось. У каждого вороненка имелось что-то свое, личное, глубоко запрятанное. У братьев Миками оно было одно на двоих. Чем грозит раскол в братских рядах, не мог предсказать даже умница Идзаки Шун. Такеши на косвенные вопросы огрызался и топорщил перья. Это он предложил брату перейти на сторону Такии. «Почему?» — спросил Манабу. Не «зачем?», а «почему?» Такеши задумался. Он привык к пониманию без слов. «Такия крутой, — сказал он, мучительно пытаясь уловить неуловимое. — Он... ну... такой». «Какой?» — снова спросил Манабу, ничуть не упрощая задачу. Такеши, как любая загнанная в угол крыса, обозлился. «Крутой, говорю! Он тут всех подомнет! Я хочу с ним!..» «А я?» — спросил Манабу, и Такеши сказал, что он — как хочет. И вот после этого Манабу перестал с ним разговаривать. Можно было подумать, что он лишился дара речи, если бы не редкие и на удивление осмысленные ответы на уроках. Такеши хотел бы все вернуть и вообще не понимал, чем так уж страшно пойти под крыло к Такии. Но Манабу на контакт не шел, а Такеши не знал, что делать. Поэтому как-то в пустом дворе подставил ногу торопящемуся Манабу и дал тому возможность съездить себе в челюсть. Подрались они нормально, как всегда между собой: куча синяков, ссадин и сочащейся крови и никаких серьезных повреждений. Такеши протянул Манабу найденную в кармане салфетку — мятый белый флаг. — Ну и чего ты? Из глаз Манабу словно ветром сдуло сверкающее веселье драки. — Вали к своему Такии. — Да ты чего? — Рука с салфеткой бесполезно зависла между ними, ни туда, ни сюда. — Я же просто предложил... — Я думал, мы всегда вдвоем, против всех. — Так и есть. — Тогда зачем тебе Такия? — Он хочет наверх. Значит, пойдет против Серидзавы. Значит, все равно придется выбирать сторону. — Можно остаться с Серидзавой. Такеши честно не понимал, чего хочет Манабу. — Можно. Но зачем быть с проигравшими, когда можно с победителями? — Ты так веришь в Такию? — усмехнулся Манабу красным ртом — будто помада размазалась. — Просто ему это важно. А Серидзаве пофиг. — И все? — Все. — Вытри, — вдруг предложил Манабу, шагнув к нему и подняв голову так, чтобы разбитый угол рта был на виду. Такеши догадался, что это вызов и что медлить нельзя, если не хочет, чтобы... Черт. Было во всем этом что-то сложное, что Манабу понимал, а он — нет. Он осторожно прижал салфетку к губе брата — вообще-то такое у них не практиковалось, убрал, подумал, послюнявил мягкую бумагу и аккуратно провел по коже раз, другой. Кровь не столько впитывалась, сколько размазывалась еще больше, но он продолжал тереть, а расстояние между ними все сжималось, незаметно, но настойчиво, и когда уже нельзя было не посмотреть Манабу в глаза, Такеши посмотрел. Как будто распахнул застрявшую и долго упиравшуюся железную дверь. — Я понял, почему тебе не нравится Такия, — сказал он, радуясь неожиданно наступившей ясности. — Придурок, — беззлобно бросил Манабу, отстраняясь, но оставаясь рядом. — Ты хоть соображаешь, что всего этого... — Не должно быть, — кивнул Такеши. — Ага. Но мы-то есть. — Мы есть, — согласился Манабу. — Ладно. Пойдем домой. Жрать хочется.