Кривое отражение

      Поместье главной семьи клана Учиха всегда было темным и мрачным. Впрочем, такими были и его жители. Всегда суровые, с темными волосами и в темной одежде, распространяющие вокруг себя пугающую ауру. Все они наводили жути даже на своих. Но все ли, на самом деле?       Из своей комнаты, неслышно отворив седзи, вышел молодой парень в темно-синем кимоно. Его длинные черные волосы были перевязаны лентой почти на самых концах и свисали с плеча красивой волной. Также тихо он закрыл створки за собой и, сложив руки в широкие рукава традиционного одеяния, двинулся вперед, плавно шагая, будто плывя. Пробегавшие мимо служанки восхищенно вздыхали и мечтательно, а некоторые и весьма плотоядно, смотрели на юношу.       Его эти взгляды, казалось, вовсе не волновали. Он мягко улыбался уголками губ, прикрыв глаза. Сейчас ему нужно поговорить с братьями, нет времени отвлекаться на служанок.       Так, провожаемый взглядами до самого конца, он дошел до комнат главы клана и скрылся в покоях «жуткого демона», коим его считали и в собственном клане, что уж говорить про остальных. — Добрый вечер, Мадара, — мягкий голос юноши обволакивал, заставляя расслабиться. — Позволишь мне помочь с документами?       Молодой мужчина за столом лишь устало кивнул, с раздражением смотря на ненавистные бумаги. Его бы воля, давно бы все их сжег, да нельзя. Иначе братья будут очень злы, да и проблем потом из-за этого будет много. — Изуна скоро придет, — пробормотал уставший Мадара себе под нос, хотя обращался к собеседнику.       Парень, лишь слегка приподняв уголки губ повыше, начал разбирать бумаги, ненавязчиво забирая их у главы клана и подкладывая ему новые на подпись. В тишине прошло десять минут, прежде чем седзи с грохотом дерева открылись и в помещение с шумом ввалился, иначе не скажешь, еще один брюнет. — Сжечь бы их всех огнем Аматэрасу… — мечтательно протянул вошедший, устраиваясь за низким столиком вместе с братьями. — Я, конечно, все понимаю, но… — Чаю? — мягко вклинился все еще разбирающий бумаги парень, до странного похожий на него лицом. -… должен быть какой-то предел глупости ведь! — закончил фразу юноша, лишь после обратив внимание на предложение. — Да, Мизуки, было бы неплохо.       Мизуки лишь снова приподнял уголки губ, текуче вставая на ноги и выходя на кухню, чтобы уже через несколько минут вернуться с подносом с чайником и чашками.       Пока Изуна с Мадарой шумно обсуждали остальных членов клана Учиха и их извечных врагов — Сэнджу, Мизуки разлил чай по чашкам и аккуратно подал братьям. Это было привычно и заставляло расслабиться, почувствовать себя настоящей семьей, а не как обычно — хорошо, если «доброе утро» кинут перед тем, как умчаться куда подальше, чтобы еще с неделю и весточки о себе не подавать. — А Хаширама все еще предлагает перемирие? — поинтересовался парень, отпивая зеленый чай. — Ну не идиот ли? — фыркнул в ответ Изуна, откидывая хвост завязанных у затылка длинных волос. Мадара с легкой завистью покосился на этот жест — его волосы собрать было невозможно. — Так, может, стоит прислушаться? Раз уж его даже его известный упрямством и настойчивостью младший брат переубедить не может, — слегка недовольно стрельнул глазами на довольные лица братьев Мизуки.       Они ответили укоряющими взглядами. Этот разговор проводился не в первый и даже не в пятый раз. О перемирии с давними врагами никто, а особенно Изуна, и слышать ничего не хотел. И даже мелькавшее изредка в глазах Мадары сомнение не давало надежды — к мнению Изуны он прислушивался, пожалуй, даже слишком часто. — Да я лучше его бледную тушку железом набью! — запальчиво выкрикнул Изуна, потряхивая кулаком. — Как пожелаешь, брат, — Мизуки пожал плечами, не собираясь спорить.       После неудавшегося, в очередной раз, разговора о перемирии, хотя бы временном, с Сэнджу Мизуки вернулся к себе в комнату, снова ловя на себе эти, приевшиеся уже взгляды. — Мизуки-сама! — обернувшись, парень увидел молодую девушку, дочь одного из старейшин. — Как же я рада, что встретила Вас. У меня есть несколько вопросов к Вам, не могли бы Вы на них ответить? Можем зайти в Вашу комнату для удобства.       От такого наглого предложения мягкая улыбка чуть не сползла с лица, но ему удалось сдержаться. — Вынужден отказать. Боюсь, я не слишком хорошо себя чувствую. Пожалуй, я лучше прилягу, — вежливо отказал парень, тут же скрывшись в своей комнате. Еще часа два его не посмеют потревожить, если только это не братья, так что можно выдохнуть спокойно и завалиться на футон, никого не опасаясь.       Упав на мягкий матрас спиной, Мизуки потянул кончик пояса, ослабляя его, и вдохнул полной грудью. Как же эта утягивающая все, что можно и нельзя, одежда его достала, кто бы знал. Кроме братьев, разумеется.       Учиха Мизуки, брат-близнец Учиха Изуны, в своем клане выделялся так сильно, как только можно было, будучи чистокровным представителем главной семьи. Спокойный, мягкий, вечно слегка улыбающийся, слабый и болезненный, на брата он был похож разве что лицом. Так думали все в клане, кроме главной семьи. Ведь маска именно такого человека была проработана настолько хорошо, что стала почти частью личности. О том, какая же его личность на самом деле, парень предпочитал не думать, так как сам уже давно не знал ответа на этот вопрос.       В действительности Изуна и Мизуки были похожи настолько, что до пяти лет их собственный отец различал по одному единственному признаку, до которого еще добраться нужно было. Сами близнецы лет до трех сами разобраться не могли, как кого зовут, а потом Изуна решил, что Мизуки красивее, вот и отдал имя «красивая луна» ему. Отец на такое ничего не сказал, так как это и были их настоящие имена. Да и самому бы сначала научиться их различать… Единственным, кто всегда знал, кто из близнецов перед ним стоит, был Мадара. Одинаковая внешность, один голос, один характер, привычки, движения, мимика, мысли, слова… Второй и третий дети Учиха Таджимы были похожи как две капли воды, как два клона. Человек и его отражение в зеркале.       Только вот отражение было кривое.       Об этом знала только главная семья. Это был единственный признак, по которому различал близнецов Таджима. Правда заключалась в том, что Мизуки не был третьим сыном своего отца. Мизуки была его первой дочерью. Только так он и запоминал: если сын на самом деле дочь — значит Мизуки. Если сын сыном и является, то Изуна. И никак иначе.       В пять лет близнецы поняли разницу между мальчиками и девочками, подслушав разговоры взрослых. Посмотрев на взрослых женщин из клана, они огорчились. Им так нравилось запутывать окружающих, постоянно меняясь, но как же Изуна будет изображать девушку, когда они вырастут?       И тогда они придумали простой, как тогда казалось, план. Для всех Мизуки был мальчиком, третьим наследником главы клана. И образ мальчика они ему и создали. А чтобы было веселее, они придумали такой образ, который на самого Изуну будет похож очень мало. Тогда точно никто не догадается, если они поменяются.       Никто и не догадывался. Кроме Мадары, опять же.       Сколько бы такое ни происходило, никто не находил абсолютно ничего подозрительного, когда близнецы, уже повзрослевшие, менялись местами. Мизуки выходила в бой воевать под видом Изуны, а он разбирал бумаги под видом «брата». Или просто болел. И как же они были рады, что придумали «вечные болячки» Мизуки, когда с пятнадцати лет к ним в комнаты начали пытаться проникать девушки с целью женить братьев на себе. И если Изуна просто с яростным хладнокровием выпинывал нарушительниц своего покоя наружу, то Мизуки так сделать не мог. Во-первых, образ. Во-вторых, он все-таки девочка. И если кто-нибудь стащит с него широкую футболку, в которой он спит, то увидит совсем не мальчишескую грудь, пусть и маленькую. Обычно ее скрывали майка и утягивающее до невозможности или, наоборот, слишком свободное кимоно, но ночью Мизуки стягивал все эти «путы», отдыхая. Хотя с восемнадцати он иногда сбегал в комнаты к братьям, вполне разумно опасаясь слишком решительных девушек. Даже его высокий статус их не останавливал. О чем говорить, если они даже к Мадаре, уже тогда главе клана, лезли в комнату?       Жизнь Мизуки в поместье была слишком спокойной и откровенно скучной. Бумаги, бумаги, сон, погулять, в тайне ото всех где-нибудь потренироваться, опять бумаги. А вот моменты, когда они с Изуной менялись, он обожал. На поле боя он мог не сдерживать свою разрушительную, прямо как у братьев, натуру и крушить все вокруг. А иногда, еще и всех вокруг. Что бы там окружающие не думали, Мизуки вовсе не был слабым, по силе они с Изуной были равны, не зря же тайком менялись и тренировались вдалеке от дома. И, к огромному везению этих чудо-конспираторов, у них даже глаза, уникальные для каждого члена клана, были одинаковые.       Шаринган — великий дар и проклятье клана Учиха. Красные с черным рисунком глаза, пробуждающиеся и становящиеся сильнее от душевной боли. У него есть четыре стадии — по одной на появление каждой из трех запятых-томоэ и последняя — слияние томоэ в цельный рисунок. У каждого человека этот рисунок был уникальным, должен был быть, но только не у близнецов Учиха. И глаза, и способности у них были тоже одни на двоих.       И даже заклятый враг, чтоб его сожгло божественное пламя Аматэрасу, тоже был один.       О, этого человека, Сэнджу Тобираму, одинаково терпеть не могли оба близнеца. Только если в кимоно и с низким хвостом они ненавидели его тихой и холодной ненавистью, такой уж была особенность образа тихого-мирного парня, то встречаясь на поле боя, тут же хотели разорвать его на мелкие кусочки и сжечь. Вместе с этими синими доспехами и издевательски-белым меховым воротником. Беловолосый, с бледной кожей, красными от природы глазами, тремя красными отметинами на лице, на подбородке и по одной на скулах, в синих доспехах. Он неимоверно раздражал, бесил, вызывал жажду крови.       Хотя невозможно было не признать, что он был сильным, умелым и весьма… красивым. Для Мизуки такие мысли были дикостью, но она действительно считала его привлекательным. Ну, или он был бы таким, не будь он их заклятым врагом. Они — полные противоположности, и в то же время так похожи, что аж тошно. Все трое теряли младших братьев из-за друг друга, совершенствуются из-за друг друга, все трое мастерски владеют мечами, изобретают собственные техники, и Изуна, и Тобирама считаются гениями своего клана. Но если близнецы Учиха — это огонь, дикий и неуправляемый, пожирающий сам себя и все на своем пути, то Сэнджу Тобирама — вода, сметающая все препятствия, ищущая обходные пути и проникающая всюду.       А вода всегда гасит огонь.       В тот день у Мизуки было нехорошее предчувствие, но он отмахнулся от него. Брат был измотан предыдущей битвой и миссиями, несколько ночей не спал и был ослаблен. А Мизуки, наоборот, засиделся дома. Поэтому они в очередной раз поменялись. Ничего сложного — завязать волосы в хвост у затылка, надеть одежду Изуны, и никто лишний ничего не узнает. Изуне же достаточно и вовсе не собирать волосы и одеть кимоно. Можно даже и из комнаты, не своей, правда, а Мизуки, не выходить — заболел и все.       Все начиналось как обычно. Обычная стычка, обычная битва, привычные красные глаза, горящие холодной яростью. Клинок будто сам летает вокруг, защищая. Поливать все вокруг огнем несложно. Сложнее дома прятать свои большие запасы чакры, чтобы не раскрыться. Пустить Огненный Шар в ответ на Водяного Дракона Сэнджу тоже не сложно.       Этот идиот кидает несколько кунаев, от них, с замечающими все и немного больше глазами, легко увернуться. Но слишком быстро и неожиданно, буквально из воздуха, противник появляется рядом.       Боль, жуткая боль. Мизуки под личиной Изуны падает на колени, зажимая кровавую рану на боку. Боль разрывает на куски, рана серьезная. Рядом появляется Мадара, взрыв дымовой бомбочки и они оказываются дома.       Брат на руках несет его в комнату, сшибая все в коридоре. Встревоженный шумом Изуна соскакивает с кровати, обеспокоенно сверкая алыми глазами. Мизуки укладывают на кровать и зовут медика. Сейчас не важно, что медикам было запрещено подходить к Мизуки, не важно, что медики из Учиха весьма неважные. Все трое достаточно долго воюют, чтобы понимать, что с такими ранами долго не живут.       Мизуки со всех сил цепляется за руки старших братьев, пытается что-то придумать, что-то сделать, лишь бы выжить. И в то же время приходит осознание, что на его месте должен был быть любимый старший брат. Они полностью, за исключением пола, идентичны. Навыки, способности, образ мышления, тактика… Изуна бы не уклонился. Не заподозрил подвоха, недооценил врага. Изуна мог умереть.       Эта мысль прошивает молнией. От эмоционального всплеска в покрасневших глазах бешено крутится черный рисунок последней стадии шарингана. Нет, Изуна не должен умереть. И Мадара тоже. Только не братья. Мизуки потерял уже всю семью, потерять еще и их он не может.       С трудом поднимаясь, он осматривает свою рану. Скверная. Он не медик, но и сам понимает, что хлыщущая кровь ничего хорошего не предвещает. Сосредоточиться, руку окутывает обжигающая чакра огня, приложить к ране. Прижечь рану — первое, что может сделать Учиха в такой ситуации. Кровь остановилась, хотя боль стала еще сильнее. Вбегает медик, он весь трясется и с ужасом смотрит на второго наследника, как он думает. — Чего стоишь?! — яростный рык срывается с губ. Точно, он же сейчас Изуна. А сам брат стоит рядом, позволяя со всей силы сжимать свою руку. Мадара рядом — обеспокоенным взглядом бегает по комнате, не зная, что делать. Опасность дорогим людям вышибает все мозги. Ну, а кому-то, видимо, вставляет на место.       Медик быстро приближается, со всей дури льет какую-то пахнущую алкоголем жидкость на рану, из-за чего приходится сжать зубами ткань на плече. Не церемонясь с раненым, медик тут же начинает осматривать рану. Что-то там делает воздействием очищенной — медицинской — чакры. А после берет иглу, обливает ее все той же жидкостью, и простой иглой и нитками зашивает рану. Мизуки грозно смотрит на него, скалясь от боли.       Когда все закончено, медик спешно убегает, а парень без сил падает на футон. Устало оглядываясь, он понимает, что потерял слишком много крови. Если бы не прижег рану, даже медик бы уже не помог.       Старшие братья устраиваются рядом, сжимая. Аккуратно, чтобы не потревожить рану, которая все еще жутко болит. Лежать между ними, чувствовать их прикосновения и заботу, сжимать пальцами ткань их одежд — все это дарило такой уют и ощущение безопасности, что Мизуки провалился в сон.       А проснувшись, понял, что никого рядом нет. Братьев не было дома вообще. Подслушанные шепотки служанок дали понять, что братья пошли мстить.       У Мизуки от этой новости потемнело в глазах. Для всех уже давно было очевидно, что Сэнджу победят, если война закончится, но клан Учиха слишком гордый, чтобы это признать. А теперь, ослепленные яростью и жаждой мести, братья могут погибнуть. Горячие головы ни до чего хорошего и путного обычно не доводят.       Быстро перевязав раненый бок и натянув какое-то попавшееся под руку кимоно, Мизуки со всех ног помчался к братьям, уже не скрывая ни чакру, ни свои способности.       Мчаться через густой лес с горящей раной и в кимоно было неудобно. Но страх за братьев затмил разум, гоня вперед. Мадару и Изуну Мизуки чувствовал четко даже за много километров от себя. Поэтому не сомневался, куда надо мчаться.       Не сумев вовремя остановиться, он выбежал прямо, на пустошь, на которой двумя кучками стояли Учиха и Сэнджу. И Мадара, к ужасу Мизуки, лежал на земле рядом со стоящим Хаширамой, а клинок Тобирамы был прислонен к горлу Изуны. С откровенно звериным рыком Мизуки выхватил меч у кого-то из Учиха и помчался прямо на давнего врага, позволяя брату уйти из захвата и зависимого положения.       Сэнджу, даже не разбираясь, отразил атаку и пнул ногой в живот. Ослабленный раной, Мизуки отлетел в руки Изуны, корчась от боли. Удар пришелся и на рану, из-за чего теперь даже дышать было сложно. — А ты что здесь делаешь?! — с каким-то отчаянием и страхом жутким голосом прокричал Мадара, приподнимая голову. Его вечный противник Хаширама лишь недоуменно осматривался. Казалось, он был готов даже подать Мадаре руку и помочь подняться, но под суровым взглядом младшего брата не решался. — У меня к вам тот же вопрос, — прошипел парень, сверкая на брата алыми глазами. — Какого черта ты поперся в битву с Сэнджу, а?!       Этот момент Хаширама выбрал лучшим для предложения мира. В очередной раз. И, откровенно говоря, был готов в очередной раз услышать грубый отказ, когда увидел чересчур довольную усмешку Мизуки, которого поддерживал Изуна. — Вот видишь, Мадара, тебе предлагают замечательный выход из ситуации. Хватит отрицать очевидное и посмотри правде в глаза. Как думаешь, сколько еще будет продолжаться эта война, причины которой никто уже не помнит? Сколько еще детей, — парень специально выделил это слово тоном, заставив братьев дернуться, — погибнет до ее окончания? И кто выйдет победителем? Только вот без предрассудков и прочего. Все все понимают, но принять отказываются. Тебе не надоело терять близких, а?       Все на поляне помрачнели. Все они потеряли близких в этой войне, как и многие поколения до них. Те же Хаширама и Тобирама похоронили двух младших братьев и родителей. Изуна прижал Мизуки к себе, понимая к чему он клонит. И даже ненависть к клану Сэнджу и желание лично прирезать Тобираму уступили перед перспективой потерять еще и Мизуки. — Действительно, — холодно произнес Изуна, выпрямляясь. — Я не в восторге от этого, — он неприязненно покосился на отряд Сэнджу и прожег взглядом альбиноса, — но не признать правдивость слов Мизуки не могу.       Против выступил Тобирама, желавший прямо на месте прикончить «разделившегося на двух» Изуну, но его утихомирил Хаширама. Попытался воспротивиться Мадара, уже давно похоронивший мечту о мире и совместной с Сэнджу деревне, но его затыкали в три глотки Хаширама и близнецы. Отряды молча стояли, мрачно переглядываясь. Терпеть друг друга они не могли, но от войны устали все.       Итогом той так и не закончившейся битвы стало заключение мирного договора, назначенное через неделю в торжественной обстановке.       Еще одним, весьма большим, шагом к миру стало предложение Хаширамы вылечить Мизуки. Они отошли, чтобы не мешаться, и Мизуки стянул верх кимоно, оставаясь в майке, которую приподнял, показывая рану. Глава клана Сэнджу долго еще после ругался на того, кто так рану залечил. Но вылечил и боль ушла.       А вот с торжественным мероприятием все оказалось не так гладко. И, как ни странно, проблема была не в организации и спокойном поведении присутствующих кланов, а в одежде…       Когда вместе с Изуной в зал, уже полный бойцов Сэнджу и Учиха под присмотром Мадары и Хаширамы с Тобирамой, вошел Мизуки в женском кимоно, члены клана Учиха выпали в осадок и в шоке смотрели на близнецов, спокойно садящихся на свободные места — в достаточном отдалении от глав кланов и Тобирамы, но не слишком. — Мизуки-сама… — нерешительно начал сидящий рядом Учиха. — А почему Вы в женском кимоно? — все же собрался он с духом. — Изуна сказал, что если я буду выглядеть неподобающе, то он лично меня разденет и завернет в женское кимоно. Так что я лучше сам… — Мизуки покосился на сидящего рядом хмурого брата и исправился, — сама оденусь.       Учиха начали переглядываться, не понимая происходящего. Но фраза Изуны заставила их выпасть в осадок и тихо, не скандаля, сидеть до самого конца мероприятия. — И ты очень красиво оделась, сестра, — Изуна ободряюще похлопал Мизуки по плечу, усмехаясь. За двадцать лет своей жизни его близняшка так привыкла говорить о себе в мужском роде, что сделать из нее женщину будет непросто.       «Праздник» проходил весьма неплохо. Люди болтали, пусть и настороженно оглядывались, пили и ели, в дальних концах стола даже что-то распевали. Мизуки уже начала уставать, когда обратила внимание на болтающих Мадару и Хашираму. — Мадара, почему бы нам не укрепить мир наших кланов сильнее? Давай станем союзниками! — всплеснул руками явно нетрезвый Сэнджу, улыбаясь. Мадара лишь кивнул. — А закрепим мы его браком. С моей стороны Тобирама! — хорошо, что этот самый Тобирама в тот момент был в другом конце зала и брата ударить или заткнуть не успел. Или плохо… — А из Учиха? — нахмурился Мадара, вспоминая. — Какая-нибудь женщина-Учиха, — отмахнулся Хаширама. — Уверен, любая будет счастлива удачно выйти замуж и поднять свой статус, став гарантом мира.       Мадара, видимо, тоже не в самом трезвом состоянии, кивнул и отпил алкоголь из своей чашки. Этот разговор слышали сидевшие рядом старейшины, записав его и под шумок подкинув главам кланов для взятия отпечатка чакры — теперь не отвертятся. Будут женить, никуда не денутся. — Изуна, кто у нас следующий на роль главы клана? — мрачно спросил… ла Мизуки, нервно тарабаня пальцами по столу. — Мадара что-то снова натворил? — подозрительно спросил брат, кидая взгляд на Мадару. — Ты много знаешь близких к главной семье Учиха женщин? — задала наводящий вопрос Мизуки, заставив брата нахмуриться. — Только ты. — Именно, — наигранно-довольно кивнула девушка. — А Мадара только что, считай, заключил брачный договор с Сэнджу, жених — Тобирама. — А поскольку брак должен быть равным… — начал Изуна, с ужасом смотря на сестру, уже понимая, во что ее втянул их старший брат, скорее всего, даже не осознавая того. — Да, брат, меня только что выдали замуж!