Разносить бы

Кертис проснулся от сильной боли: свело и стопу, и икру. Сев, он откинул одеяло, собираясь хорошенько потянуть носок на себя. Забавно. Забыл, что ноги-то и нет. Точнее того, что, как показалось, свело и что болело. Пара таблеток аспирина. Всегда теперь на тумбочке. Глоток воды. Воздухом бы подышать. Бросив взгляд на протез, прислоненный к тумбочке, Кертис потянулся к костылю. Тер еще, зараза. Надо, конечно, разнашивать, но явно не посреди ночи. С ним было тяжело. Снимал, как только преступал порог дома. Старая рама не без сопротивления поддалась. С улицы ударило жаркой и влажной летней Нью-Йоркской ночью. В Афганистане хоть ночью холодно. Сигарета так и просилась в пальцы, но курева дома не было. Теперь и не сбегаешь в круглосуточный магазин на углу. Стул неприлично громко скреб ножками по полу, пока Кертис тянул его к окну, пытаясь не потерять равновесие. А что? Он инвалид. Простительно. Иронично, что это он обычно говорил «все будет хорошо», пытаясь перетянуть бедренную артерию кому-то без ноги, а то и двух. Он же даже в это верил. Всего лишь нога. Или две. Жизнь же на этом не кончается. Даже как-то в медицинских вертолетах шутил про протезы как у Оскара Писториуса. Искренне. Теперь Кертис знал: для начала нужно с обычным справиться, что не так просто, а уже потом переходить на спортивные. И теперь уже его уверяли, что все будет хорошо, хотя хорошо уже не будет никогда. И нога — не всего лишь нога. Но Кертис еще знал, был уверен, что пока. Просто, наверное, ему нужно время. Хотя бы разносить протез, чтобы не тер.