1.
В его глазах он читает: больно ли было падать с небес? До тошноты тактичный Азирафаэль даже после бутылки отборного красного вина оставляет этот вопрос внутри себя. Всякий раз, когда они так или иначе затрагивают тему об изгнании, вопрос замирает на дне зрачка ангела. Или Кроули просто кажется. Потому что ему, на самом деле, так хочется рассказать о том чудовищном миге, но первым начать разговор он отчего-то не решается. Не раз и не два он мысленно возвращался на несколько тысячелетий назад и переживал отголоски того ужаса, который тогда испытал. Кроули долго думал, как обличить свои эмоции и чувства в слова, и в голове порой возникали действительно недурные идеи и красочные эпитеты. Он с удовольствием и лёгким волнением представлял, как расскажет об этом Азирафаэлю, если тот наконец-то задаст свой — их общий — вопрос. — Падать — не больно, — говорит Кроули перед тем, как принять облик ангела. Азирафаэль удивлённо смотрит на него. Он хочет спросить «Ты о чём?», но вдруг всё понимает без лишний слов. Кроули продолжает: — Когда мы разбились, мы погибли. Это было не больно, — повторяет он. Их тела сгорели, а кровь разъела землю до самого основания, — туда их мёртвые, обугленные тела и упали. Кроули удивляется, что мысли, которые он так долго и тщательно собирал, вдруг рассыпаются. Он говорит так сухо, так обыденно, без эпитетов и сравнений, даже без волнения, словно рассказывает о походе в магазин за мылом. Это даже не смешно. — Больно было перерождаться. Их кости стирались в пыль, остатки плоти рвало в клочья, их сущность словно пронзали тысячи отравленных копий. Из криков от сумасшедшей боли возник огонь — адский, и когда глаза всех падших распахнулись, они увидели над собой тёмный потолок. Не было больше бескрайнего неба, не было света в груди и теплоты Бога. Было что-то абсолютно противоположное, тёмное и вязкое, но… такое манящее. Кроули смотрит в стену сквозь тёмные очки, но прекрасно знает, что Азирафаэль видит его глаза — стёкла никогда не были для него преградой. Неужели стоило так долго тянуть с этой правдой? Неужели надо было тратить годы, чтобы сформулировать мысли? Неужели надо было говорить об этом именно сейчас, перед их возможной кончиной? Говорить правду перед возможной казнью — дурное знамение. — Всё будет хорошо, Кроули, — серьёзно говорит Азирафаэль, и на дне его зрачков демон замечает нечто сродни понимаю и благодарности за искренность.2.
Лучи утреннего солнца заполняют мягким светом маленький книжный магазин. Азирафаэль вдыхает аромат свежезаваренного чая и смотрит в окно на сонную улицу Лондона. Когда чашка будет пуста, тротуары заполонят семенящие на работу люди, а дороги — сигналящие друг другу машины. А пока что Азирафаэль наслаждается звуками новорождённого дня и следит за спешащим мужчиной, что сжимает в одной руке дипломат, в другой — кофе в картонном стаканчике. Азирафаэль приглядывается. Он знает, откуда этот стаканчик — на соседней улице недавно открылась маленькая кофейня с весьма недурным кофе. Чай выпит наполовину. Людей на улице больше. Азирафаэль ставит чашечку с блюдцем на подоконник, вдруг вспомнив о том, что забыл полить свой единственный цветок. Азирафаэль проходит мимо стопки книг и слабая улыбка касается его губ, когда взгляд цепляется за почти стёршиеся позолоченные буквы на потрёпанном корешке — Алистер Кроули. Мистер Чап должен прийти сегодня за этим экземпляром и ещё за парой книг Кастанеды. Полив цветок и вытерев пыль со стола, Азирафаэль возвращается к остывшему чаю и созерцанию уже суетливой улицы. Жизнь за окном кипит и не хочет останавливаться ни на секунду; люди спешат, поправляют на ходу причёски и одежду, нервно смотрят на часы, как белый кролик. Люди очаровательны в своём постоянстве. Сколько бы Азирафаэль не наблюдал за ними, они всё такие же суетливые из года в год, из столетия в столетие. Он отставляет пустую чашку и вдыхает сладковатый аромат старых книг. Спустя несколько посетителей и раздражающих гудков автомобилей, на улицы Сохо приходят спокойствие и тишина полудня. Час пик ушёл отдыхать до вечера. Азирафаэль подходит к двери, вешает табличку «обед» и направляется заваривать новую порцию чая, думая о том, что, пожалуй, он во время перерыва полистает ту иллюстрированную энциклопедию. Стоит только подумать об этом и о том, что день нынче совершенно чудесный, как за окном раздаются визг машин и разрывающая динамики музыка. Азирафаэль поворачивается и видит Бентли, что резко тормозит перед книжным магазинчиком, а в следующую секунду — копну рыжих волос. Мистер Чап забрал книгу Алистера Кроули полчаса назад. Теперь место Алистера в магазине займёт другой Кроули. День, кажется, становится ещё лучше.3.
Азирафаэль смотрит в глаза напротив и не испытывает ни страха, ни отвращения. При виде других демонов что-то странно, неприятно сжимается внутри, вызывая смутную неприязнь, но рядом с Кроули… такого нет. Быть может, всё дело в том, что они давно друг друга знают? Азирафаэль временами задумывается об этом с лёгкой тревогой. Глаза Кроули притягивают к себе, а не пугают. Глаза змея на лице человека — есть в этом что-то почти поэтическое. Взгляд их холодный и пристальный, а узкий, длинный зрачок — словно лезвие. Азирафаэль любит заглядывать в опасный омут змеиных глаз, но ненавидит прислушиваться к своим ощущениям в такие моменты. Потому что он чувствует буквально физически, как его поглощает этот жёлтый блеск. Его влечёт интерес и он не может отрицать, что глаза этого демона — один из лучших примеров эстетики отвратительного. Отвратительного?.. Азирафаэль с тоской думает о прошлом Кроули, в котором тот был одним из тех, кто создавал этот мир. Он сплетал нити в небесное полотно, вышивал на нём созвездия и помогал Вселенной сделать несколько первых судорожных вздохов. Кроули был одним из тех, кого Бог некогда любил. Интересно, какими тогда были его глаза? Острые зрачки устремляются в сторону ангела, словно Кроули понял, о чём он думает, и Азирафаэль ловит себя на мысли, что они правда почти способны разрезать кожу любого существа. Любого, но не его.