Рыцарь моего дня

В номере отеля уже с пару часов стоит тишина, больше не слышны громкие крики и ругань, оттуда не доносятся истеричные всхлипы и прочее. Кихен так и сидит на кресле, прижимая к своей руке полотенце, не в силах его убрать, потому что не хочет видеть здоровую руку. Для него это не просто раны, которыми наградил себя сгоряча — в этом жесте заключается его раскаяние. Он с горечью смотрит на давнего друга, который так и сидит в ногах, но никак не может начать разговор и заставить себя улыбнуться, сказать хотя бы банальное «прости» или еще что-нибудь, то, что уберет эту колючую тишину между ними, так хочется произнести нечто обнадеживающее и приятное. Пусть даже в их ситуации априори не предусмотрен хороший конец. Никакого долго и счастливо не может быть и в помине, но все-таки слишком хочется поддаться самообману, позволяя своему сердцу и душе хоть немного отдохнуть от того, что сковывает цепями и лишает рассудка. Кихен искренне считает, что в их борьбе, не игре, никто не побеждал и не проигрывал, они оба страдали. Их упорство, гордыня и колкие слова только и делали, что отдаляли и не давали рассмотреть нечто очень важное, что до сих пор связывает их прочнее всего остального. Ю осторожно тянется к рыжим волосам и мягко зарывается в них пальцами, он грустно улыбается, после чего несмело треплет их. — Я скучал по тебе. — Не ври, тебе это не идет. — Ладно, — Кихен отстраняет руку, — мы можем честно и мирно поговорить о том, что происходит? — Видимо нет. Мы можем только орать друг на друга, кидать ножи в спину и прочее. Так мы привыкли. — Не правда. — Кихен, ты помнишь, когда мы в последний раз спокойно говорили? Не кричали, не дрались, не плевались ядом, а тихо спокойно беседовали? Я вот не помню. — Чжухон, давай я открою все карты, но и ты взамен скажешь мне правду? Мы ничего не потеряем, если поговорим. Мы же не враги и не должны быть по разные стороны, но почему так получилось? Из-за чего между нами выросла огромная стена? К чему эта злоба, огонь негодования и постоянные драмы, я больше не могу так. Не хочу. — Ты первым отдалился от меня. Это ты начал твердить о том, что правильно, а что нет. Позволь спросить, каково это быть настолько слепым? С чего ты взял, что твоя позиция претендует на истину, а моя ошибочна? Наша дорогая магическая гостья запудрила тебе мозги. Неужели ты не видишь всей правды, Кихен? — С тех пор ничего не изменилось, ты ведь знаешь это, не так ли? Вы всегда привносили в мой мир яркие краски и отдавались целиком, я не хотел заставлять вас так страдать, вы двое все, что у меня есть. Драгоценные и любимые, я нуждался в вас гораздо больше, чем вы во мне. Ты ведь знаешь, что Шону жив? — Я узнал это относительно недавно, но не встречался с ним лично. — Почему? — Не хочу, но все-таки я иногда оставляю ему записки, рассказываю обо всем понемногу, иногда нарочно злю. Я написал ему дату последнего раунда, чтобы он предпринял что-нибудь интересное. Не подумай, я не хочу, чтобы он нас останавливал, это простой азарт и только. Мне хотелось общаться с ним через Минхека, но тот упорно не идет на контакт, как бы я настойчив не был, — Ли недовольно хмыкает. — Оставим это, я к другому веду. Ведь тогда ты должен понимать, через что он прошел. Как я могу так эгоистично заявлять о чем-то перед лицом Шону? Он спасти меня хочет, вот только я этого не хочу. Меня не от кого спасать, да и глупо это, ведь во всем виноват я сам. Все, что узнаю, слова каждого из тех, с кем я пересекся за пару дней, подтверждают мою теорию. Знаешь, что еще очень важно? Теперь я четко вижу цель и знаю, что нужно делать. — Присоединишься ко мне? Или твои выводы как всегда в розовых тонах и бабочках вокруг? — И нет, и да. Мои выводы более чем резонны в такой ситуации. Да и выход всего лишь один. — Так значит мы будем мстить им вместе? — Тебе недостаточно? Ты еще не всех наказал за проступки прошлого? — голос Кихена почти затихает, он еле слышно шепчет, чем раздражает Чжухона. — Можешь считать, что я только начал. Каждого, кто приложил к нам руку я никогда не прощу. Я не добрый и не милый. Я тот, кого избивали и презирали, над кем издевались и не считали за человека. Тогда было их время, а теперь мое. Я буду мстить каждому ублюдку из их рода, неважно, дочерям или сыновьям, может даже внукам — плевать. Они расплатятся. Ты можешь считать меня садистом и выродком, но, согласись, они и доли того стыда и унижения не получают, через которые пришлось пройти нам, а уж про боль и говорить нечего. Да ты посмотри на них, на своих обожаемых спасителей, кто из них выстоял перед искушением? Разве ты не понял, что главное не изменилось, в жилах этих людей течет не кровь, а гниль, заложенная в их ДНК предками. Ты же каждому давал шанс, грустненько заглядывал в глаза и предупреждал, а я им всего лишь делал предложение, никого не заставлял. У них был выбор. Всегда, даже в самую последнюю секунду, выбери они тебя все бы изменилось. Но нет! — Чжухон вскакивает на ноги, взмахивает руками и громко кричит, — никто ведь тебя не выбрал. Все в точности также, как и было тогда, Кихен. Мы нахер никому не нужны и этого не изменить. Если хочешь знать, то я больше тебя ждал того момента, когда хоть кто-нибудь одумается, но мы до сих пор для них те глупые школьники, которых можно бросить лицом в грязь, а сверху придавить ногой. Так будет всегда, они никогда не выберут вместо богатств и прочей дряни свою совесть. Никогда. Раз за разом они будут делать всевозможные мерзости и подлости, лишь бы только получить желаемое. Раз эти выродки нас за людей не считают, то с какой стати мне быть всепрощающим ангелочком? Ты можешь сказать, что я жесток, но сам ты ведь не лучше. — Что ты имеешь в виду? — Ты дал согласие на участие нашей магической особы в этом. Ты можешь говорить, что все обстоит иначе. Ты можешь одурачить любого, но только не меня. Мы как единое целое, не забывай, я знаю тебя лучше, чем кто-либо. И да, я намеренно так жесток с тобой. Ведь ты упорнее меня, твои принципы как всегда непоколебимы, пусть ты и пытаешься выставлять все иначе, но я вижу. А знаешь, что самое забавное? Я знаю почему ты не смел сбежать раньше, потому что наслаждался теми делами, что мы вершили вдвоем. Тебе ведь тоже нравилось видеть их перекошенные от боли лица и слышать крики отчаяния? Ты понимал, что каждый из них заслужил такую участь, после ядовитых слов, сказанных в твой адрес, и насильственных действий. Подобные звуки словно музыка для ушей, согласись, хотя, да, это мерзко. Сколько бы человек не пострадало от наших рук, сколько бы еще душ мы не загубили, мне мало. Эта ноющая боль в груди не уходит, это ужасное чувство, что я не заслуживаю ходить по родному городу — тоже. Кихен, скажи, неужели мы настолько виноваты? Ты правда считаешь себя кровожадным убийцей? А меня? Ты думаешь, что я истязал тебя зазря, заставляя смотреть на их мучения и вынуждая играть в нашу любимую с детства игру? Ответь мне, ну же, давай. Прояви всю свою добродетель и скажи, что мы должны были остановиться в тот момент, когда главные злодеи пали? Или еще что-нибудь высокопарное, как ты любишь. Хоть что-нибудь, что меня позабавит и, к сожалению, взбесит. — Я знал, что твое поведение — моя карма и принимал ее в полном объеме. Ты же знаешь мой ответ и почему все изменилось. Я боялся всего на этом свете, даже, когда ты был рядом и успокаивал, мне было не по себе. Я накручивал себя зазря и паниковал, придумывая небылицы. Думал они найдут нас и убьют, заставят страдать сильнее и больше, я сходил с ума в этой клетке, но не решался выйти. А потом даже ты стал мне палачом вместо друга, начал уничтожать все, что было дорого. Ты же прекрасно знал и видел, как я цеплялся за прошлое, но не давал поблажек, упорствовал, заставляя стать другим, таким, каким тебе хочется меня видеть. Заполнял до краев мое «я», не спрашивая разрешения, лишь подчиняя своей воле. Ты собственными руками подтолкнул в ее объятия, оставил меня одного наедине с той, чья магия связала нас навечно. — Я не просто так обратил наше убежище в персональный ад для тебя, я прекрасно осознавал, что делаю и зачем, но даже моим усилиям есть предел. И я его достиг. Ты наивный глупец, который никогда не слушается, не важно, сколько раз ты обожжешься, ты упорно будешь снова и снова находить причины для доверия. Венцом всего стал твой побег с незнакомцем. Ну как, долго твое счастье длилось? Давай, начинай мне в красках рассказывать, как там все было сказочно и за пределами твоей вечной тюрьмы ты встретил волшебных пони и катался на радуге, а потом, как всегда и мечтал, нашел прекрасного защитника, который никогда не предаст и в любой ситуации будет за тебя? Ты сделал первого встречного не просто другом, а отдал особое место. Мое место. Давай, скажи мне, что я не должен был сходить с ума и злиться, не должен был выслеживать тебя и угрожать расправой тем двоим? Вот только и тут ты почему-то посчитал своим долгом вмешаться. Скажи мне, нахера ты отпустил моего пленника? Еще и сам за ним пришел, это настолько же похвально, насколько тупо. Стало жаль его? Его? Твоего потенциального соперника номер один и того, кто с самого начала мечтал тебя вернуть в клетку? Мне никогда не понять твоих поступков, каждый из них выводит меня из себя. — Так почему не остановил меня? Ты же хотел, я знаю, подошел так близко, но отчего-то передумал. Может ты не такой, каким хочешь себя считать, возможно ты увидел в его глазах отражение нас самих? Вспомнил, нас такими же жалкими и бесполезно барахтающимися? Как мы не могли преодолеть обстоятельства, храбрились и боролись, но ничего не вышло? Ты думаешь, что проявил слабость, отпустив нас, а вижу в этом поступке настоящего тебя, Чжухон. Только почему-то ты считаешь проявление доброты и чести чем-то зазорным, но это не так. — Я не убил его потому что это совершенно не в моем стиле, мне нравится играться, ломать волю и видеть беспомощность, а вот перерезать глотки — нет. Да и зачем мне это, гораздо веселее было наблюдать за вами издалека и наслаждаться спектаклем. Хотя от твоего жалкого благородства, меня чуть не вырвало. Повторюсь, оно ни к месту. Может он и не заслужил смерти, но и таких подарков тоже. Однако, мне следует признать, что подобные поступки полностью в твоем стиле. Ты стал отличным примерном для моральных мазохистов, чем больнее — тем лучше. Ты полнейший идиот, надеюсь хотя бы эту простую истину твое серое вещество способно осознать. — Даже такой идиот как я все понял, правда. Я больше не уйду. Так что давай, пожалуйста, закончим на этом. Прекратим, уедем и никогда не будем вспоминать о том, что произошло. Нам ведь не нужен этот город, твой дом и она, нам никто не нужен. Я не подведу. Клянусь. Чжухон садится рядом с Ю и видит, как тот по привычке инстинктивно пытается отстраниться, но не дает ему этого сделать, подхватывает его руку и кладет себе на сердце. Долго и внимательно вглядывается в карие глаза, которые переполняют множество эмоций и щурится. Не верит ему, хоть и очень хочется. Кихен лжет, не во всем, но во многом. Его желание спасти может и искреннее, но за этим кроется что-то большее. Он замечает насколько тот устал, задерган и разбит, но не собирается отступать. Хочет высказаться, если придется грубо и резко, так, чтобы наконец отрезвить и объяснить, что к чему. А также, что нет и не было разных сторон, о которых они вечно твердят друг другу — есть лишь старые раны и обиды, из-за которых гордость не дает сделать шаг навстречу. Даже сейчас. — Я не хочу причинять тебе боль, мое сердце лгать не будет, ты ведь чувствуешь его ритм? Вот только ты не так честен со мной, снова и снова хочешь защитить кого-то ненужного и пожертвовать собой, откуда вообще в тебе взялась эта херня, Кихен? Мы жертвы: ты и я! Мы оба, не жители города. Только мы. Очнись, я прошу тебя, взгляни на мир ясным взором. Ты ведь давно не под ее гипнозом, ты должен был ожить. — Гипнозом? — Еще не догадался? Наша гостья не так-то и проста, она обманула нас. Не смотри на меня таким прижигающим взглядом, лучше ответь, ты помнишь тот момент, когда мы очнулись и последующие за ним годы? — Смутно, хотя, что там помнить, все дни как один. Они не отличались друг от друга. — В этом все дело, они отличались и очень сильно. Много всего происходило, но в твоей памяти те дни как сплошное серое пятно. Я ведь выходил наружу, рассказывал тебе обо всем, тащил наверх, а ты не помнишь. Мне жаль, что я так долго не замечал пагубных последствий ее чар, но все-таки лучше поздно, чем никогда. Хочешь услышать новость дня? Я предложил тебе играть снова не для того, чтобы уничтожить все, что нас связывало, а для того, чтобы спасти. Вот такой я молодец, убил двух зайцев сразу. Поблагодаришь меня? Или будешь орать о том, что это неправильно, что именно мы должны были продолжать страдать, отрабатывая тем самым непростительный грех. Так, я полагаю? — Почему сразу не сказал? — А должен был? — Обязан! Неужели ты не понимаешь, Чжухон, что делаешь со мной и насколько это жестоко? Обо всем молчишь, не хочешь ничем поделиться, даже такими важными вещами. Почему ты делаешь все в одиночку? — Потому что могу. У меня есть воля и сила выдержать это и не сломаться. Я пообещал себе больше не плакать, стать тем, кто при любых обстоятельствах никогда не станет жертвой. Я раз и навсегда принял другую сторону. Не важно скольких мне придется подставить и чем пожертвовать. Я добьюсь своего. Буду сражаться за то, что считаю правильным и совсем не важно нравятся тебе мои методы или нет. Хотя, сначала я хотел довериться, но потом увидел тебя в ужасно жалком состоянии. Это стало толчком к изменениям. Я жаждал преобразовать тебя, сделать сильным и бойким, прикладывал неимоверно много усилий для осуществления этой цели, но ты до сих пор излишне мягок. Тебя ничто не берет, никакие мудаки, подставы и испытания, ты не можешь измениться и дать отпор обидчикам. Ты до сих пор маленький напуганный мальчик, который ждет своего защитника, вот и все, а я давно вырос и не брезгую запачкать руки. — Спасибо за своевременное объяснение того, почему ты резко изменился и стал вести себя как тюремный надзиратель. Очень кстати. Может мне, как слабому и глупому ребенку, уже начать плакать или стоит подождать еще каких-либо секретов? Начать ножками топать от негодования? Чжухон, ты на самом деле посчитал, что это лучший способ доказать мне что-то? Ты ведь врагом мне стал, бездушным и ненавистным палачом. Ты издеваешься? Играешь со мной? Я не такой, как ты, почему ты до сих пор этого не понимаешь, я не ангел, ты прав, говоря, что какой-то части меня нравилось видеть то, что ты творишь, но боже мой, Чжухон! Все, чего ты добился — это уничтожил меня. Я сетовал на свою судьбу, делал разные вещи против тебя, оскорблял, а ты язык засунул в задницу и ждал того момента, пока я вдруг взорвусь, став злым и расчетливым? Ты серьезно лучшего способа не придумал, чтобы помочь мне справиться с травмой прошлого? Видимо все были правы, говоря, что лучше бы мне было не рождаться, только одно мое существование сделало из тебя монстра, ослепленного безудержным желанием отомстить. Но не волнуйся, не ты один такой, я чудище номер два, которое устроило локальный апокалипсис, заставив всех пройти через ад. Из нас двоих, мои грехи хуже, темнее и непростительнее. Хэй, Чжухони, по-твоему Агнесс была права, не так ли? Она, как и ты, держала меня на привязи рядом с собой и все вбивала свои идеалы, словно в пустую куклу, думая, что я сам ничего и никогда не добьюсь. Что мной можно вертеть как угодно и я слова не скажу поперек. Я все понимал тогда и сейчас понимаю. А ты? Ты хоть знаешь почему я доверился тебе? Я верил, что ты в первую очередь видишь во мне не жалкую жертву обстоятельств, а сильную личность, которая несмотря ни на что пытается справиться со своими проблемами, не вовлекая никого извне и не прося помощи. Я верил, что лучший друг не будет поступать со мной так же, как она. Ты сделал меня посмешищем: слабаком, нытиком, слепцом, не знавшим правды, таким образом не добиться от меня любви. Так можно ввергнуть мою душу в пучины ада. Этого все, чего ты добился. Поздравляю. Кихен забирается с ногами в кресло, царапает ногтями кожу на коленках, чтобы хоть как-то отвлечься от правды, которая поразила его. Все его ранние рассуждения были в корне неверными, никому нельзя доверять. Все только и ищут свою выгоду: кто-то ждет любви, кто-то денег, кто-то доверия и этот список бесконечен, никто не видит в нем человека, который хочет быть понятым, того, кто бесконечно устал от одиночества и боли. Он вызывает лишь глупое желание защитить, словно беспомощного ребенка, которого обижают взрослые и это ранит больше всего. На него все выливают то, что ему никоем образом не нужно и требуют за это особого отношения. — От твоих поступков я чувствую лишь горечь, которая переполняет мое сердце. Я не тряпичная кукла, а личность. Ты так и не понял самого главного, Чжухон, мне не нужно, чтобы ты приносил себя в жертву и страдал, не хочу видеть, как ты мучишь всех подряд, я не желаю видеть тьму в твоих глазах. Мое сердце заполучить не так трудно, как ты думаешь. Ты пытался изменить меня, убегал, закрывал и насильно защищал от всего на свете, но так и не понял, что все гораздо проще. Я всегда хотел, чтобы кто-нибудь просто был рядом со мной, принимал таким, какой я есть и пообещал не предавать. Не нужны мне героические поступки, я простой человек, который не ждет, чего-то необычного, всего лишь теплоты от рук, что обнимают меня. Все. Только он мне это дал. Не важно, что он и забрал. Даже сейчас, зная правду, я уверен в своем выборе, пусть я не смог стать для Хосока кем-то особенным, но зато он является таковым для меня. Можем мы с этого момента больше не впутывать в наши разборки кого-то еще, давай прекратим это раз и навсегда. Я услышал тебя, я благодарен и останусь с тобой, что бы не произошло дальше. — Хах, — хмыкает Чжухон, не сдержавшись, — ты убежишь к нему сразу же, как увидишь. Он стал тебе дороже меня, я же вижу. Возможно, я действительно был чрезвычайно груб с тобой, насильно пытаясь изменить и привлекая магию, но вот еще что. Учти самое важное: я врал, потому что хотел защитить тебя и сделать сильнее, а твой Вонхо, чтобы уничтожить. — В итоге вы оба преуспели. Если хочешь знать, я никогда в жизни не чувствовал себя таким ничтожным, как сейчас. Было бы смешно, если б не было так грустно. Я зол, Чжухон, очень расстроен и сбит столку. Только не спорь со мной, когда я в следующий раз назову тебя эгоистом. Ты ведь в первую очередь тешил свое эго, поступая так, а если что-то бы пошло не так, использовал бы мое огромное чувство вины перед тобой, не забывай, я тоже являюсь тем, кто знает тебя лучше всех остальных. Не важно, что наша драгоценная магическая особа успела приложить ко мне руку, этого не изменить, но я никогда не подумал бы что ты так поступишь. Я одновременно и восхищаюсь твоей самоотверженностью, но также ненавижу за методы достижения цели. Ты и герой, и нет, хотя в любом случае ты стоишь на сто ступеней выше меня. Я получил урок и отчетливо вижу свое место. Спасибо и на этом. Напоследок, перед тем, как мы пойдем туда, ответь мне на один вопрос: это все, что я должен узнать? — А что если нет? Есть парочка секретов, один из которых касается того парня, что ты выбрал, а другой, более интересный и относится к нашей вечной спутнице. Уверен, что хочешь их узнать? Только давай потом без обвинений в мою сторону, я устал от этого. Тебе не угодишь. Я все понял по поводу себя, но ничего изменить не могу, да и честно говоря не стал, если бы мог. Из нас двоих только ты должен измениться, Кихен. Ты обязан стать сильнее, в первую очередь ради себя. — Расскажи мне все, что знаешь. Ли долго и пристально смотрит на брюнета, ему не хочется начинать разговор, потому что это со стопроцентной вероятностью разобьет тому сердце. Он думает, что рано выкладывать все начистоту, но Кихен, словно прочитав мысли, грозно смотрит в ответ, заставляя поддаться. — То заклинание что мы прочли, помнишь его? — Конечно. Мне его не забыть. — Мы с самого начала неправильно его истолковали, оно несколько другое. Во всем виновата спешка. Смысл был не в призывании сильнейшего защитника, а в сотворении его собственными руками. Вот для чего нужна была кровавая жертва — это не подношение, а сковывание чужой души в другой оболочке. Неважно чья это душа, какая она плохая или добрая, волю связывает сильная магия и заставляет действовать так, как нужно, а не так как хочется. А теперь подумай о том, что происходило. Сопоставь факты и осознай истинную сущность той, кто с нами находилась все это время. Она не просто так помешалась на тебе, не просто так изменилась. Все это тесно взаимосвязано. Агнесс никогда не умирала, она все время была рядом с нами, но в другом обличии. Все только в твоих руках, Кихен, ты главная фигура — мы второстепенные. Спустя время магическую оболочку изнутри стали разъедать противоположные чувства, твоя мачеха хотела мести и мечтала искупаться в нашей крови, но вместо этого защищала — это создало некий дисбаланс и с годами нарушило ее чистейший образ. Магия против нездоровой одержимости. Как итог мы получили нечто, помешанное на тебе, не знающее почему и зачем ты ей нужен, но обязанное охранять и защищать. Любыми способами удержать тебя рядом, ни в коем случае не давая приблизиться к тому человеку, к которому у тебя возникнет симпатия и любовь. Она боялась снова упустить тебя из виду, дать кому-то постороннему помочь тебе и спасти. Сейчас наша гостья совсем не в себе, мало того, что ее день за днем разрывает внутренний конфликт, так еще меняют злоба и страх людей, чьими душами она питается. Их чувства разъедают ее. Агнесс будто бомба замедленного действия, ее тело скоро будет переполнено энергией, и она взорвется, а знаешь, что последует за этим? Наша свобода. Я не уверен, но такой вариант возможен, так что почему бы не попробовать. Осталось совсем немного поиграть и тогда все закончится. Мы сможем жить как раньше. Рыжий останавливается на минуту, дает Ю переварить услышанное, внимательно наблюдая за эмоциями, отображающимися на его лице. Лишь после того, как тот буквально начал заново дышать, он продолжил. — Это одна тайна, а вот вторая, боюсь понравится тебе гораздо меньше. Помнишь ту женщину, которая хотела спасти своего сына? Та, которой ты рассказал сказку и пожалел ее? Твой Вонхо тот самый мальчик. Теперь его поступки приобретают совсем другую окраску, не так ли? — Чжухон ухмыляется, видя настолько побледневшее лицо Кихена, — не волнуйся, я не дам тебя в обиду. Неважно зло я или добро, есть тот, кто для меня стоит превыше всего. И этот кто-то — ты. — Я принял решение. Теперь в моем сердце не будет жалости к тем, кто этого не заслуживает. Давай выиграем этот раунд вместе, разбив все надежды Хосока раз и навсегда.