Маггловский способ

      Сон отступал медленно, и Гермионе не сразу удалось стряхнуть с себя его остатки. Она не знала, что ее разбудило. Открыв глаза, она оцепенела. Прямо рядом со спальным мешком, который она делила с Гарри, стоял вервольф и смотрел на нее. Сон тотчас как рукой сняло.       «Черт, почему мои охранные заклинания не сработали?!»       Гермиона испуганно закричала. В ее голосе явно слышался страх, даже ужас. Высунувшись из спального мешка, не дающего ей двигаться, она облокотилась на пол и резко рванула застежку-липучку. В панике перекатилась через Гарри, одновременно вытаскивая волшебную палочку из кобуры на левом предплечье.       И только тогда заметила, что вервольф не двигался. Кроме того, он казался прозрачным. Взгляд Гарри, сбитого с толку внезапным переходом от глубокого сна к шуму и неразберихе, метался между Гермионой и зверем. Чтобы лучше видеть, Гарри наощупь лихорадочно нашел свои очки. Когда он наконец водрузил их себе на нос, его напряжение спало.       — Это патронус Тонкс, — сказал он. — Нет причин для паники.       Гермиона опустила волшебную палочку. Потом выругалась:       — Черт подери! Мои родители! Должно быть, что-то случилось.       Она торопливо схватила свои брюки, которые лежали рядом с ней в спальном мешке (так она рассчитывала спасти их от росы). Застегнув ремень, взглянула на Гарри, который как раз завязал шнурки на ботинках.       — На счет «три». В переулок справа от дома.

***

      Гермиона осторожно выглянула из-за угла и снова спряталась. Входная дверь ничем не примечательного многоквартирного маггловского дома, выбранного Тонкс в качестве убежища для родителей Гермионы, была широко распахнута. На лестничной площадке горел свет.       В то же самое мгновение, когда Гарри прижался рядом с ней к стене, из освещенного подъезда на улицу, пошатываясь, выбрел человек, одетый как Пожиратель смерти. Прижимая руки к груди, он сделал несколько нетвердых шагов вперед, после чего ноги его подкосились, он навзничь упал на землю и замер.       Гемиона, держа наготове волшебную палочку, подбежала к нему. Теперь она видела еще и кровь, струившуюся у него по пальцам. Человек застонал, потом по его телу прошла судорога, и маска соскользнула с его лица с последним движением головы. Взгляд его остекленевших глаз остановился на Гермионе, но ей было ясно, что они ничего больше не видят.       Вдвоем с Гарри они проскользнули через раскрытый проем на лестничную площадку. Свет все еще горел, и вокруг тусклой лампочки под потолком роились насекомые. Пахло фейерверком («Или порохом?»). С таким запахом Гермионе практически не приходилось сталкиваться. Во всяком случае, в этом месте он был чуждым. Обычно на лестнице «благоухало» разогретой едой и дешевым стиральным порошком.       На площадке первого* этажа лежало еще одно тело. Женщина. Маску она сорвала с себя перед смертью. Черты ее застыли в болезненной гримасе. Гермиона с содроганием посмотрела на брызги крови на стенах. За их спинами приоткрылась дверь и тотчас же снова захлопнулась.       Они поспешили на второй* этаж. Дверь, за которой жили ее родители, была вся изрешечена маленькими дырками. Замок был вырван с корнем. На лестничной площадке лежал следующий труп. Гермиона быстро взглянула на него и тотчас отвела взгляд. Ей пришлось судорожно сглотнуть, чтобы подавить приступ тошноты. Был это мужчина или женщина, она не могла сказать, потому что от его головы мало что осталось. Плиточный пол был щедро усеян блестящими золотыми цилиндриками, которые перекатывались под их ногами («Гильзы», — всплыло в памяти нужное слово).       «Что здесь происходит? Спокойно. Если Тонкс смогла отправить Патронуса, значит, она еще жива. Была жива», — уточнила Гермиона.       Тяжело дыша, они вдвоем с Гарри распластались по стене справа и слева от двери.       — Мам, пап, Тонкс, — крикнула Гермиона. — Это мы.       — Заходите, — ответил голос ее отца. — Но медленно. И я хочу видеть ваши руки.       Гарри с Гермионой переглянулись. Гермиона первой вышла из своего укрытия и осторожно открыла дверь, несколько неловко держа приподнятые руки перед собой.       В прихожей лежало еще одно тело, окруженное множеством гильз. В воздухе висел дым. Запах пороха был сейчас таким едким, что она закашлялась. Позади убитого стоял ее отец. Полуголый, в одних только шортах, волосы растрепаны. В руках он держал — Гермиона судорожно вдохнула — автомат. Оружие целилось ей в живот и опустилось, только когда отец ее узнал.       — Гарри, заходи, — сказала она приглушенным голосом. Гарри ввинтился в дверной проем и, оценив ситуацию, опустил палочку. Краем глаза Гермиона зафиксировала какое-то движение на заднем плане. В дверях кухни появилась ее мама. Она поддерживала Тонкс, едва живую, окровавленную и с глубокой раной на голове.       С улицы донесся вой сирены. На лестнице раздались голоса.       — Нам нужно уходить. Немедленно! — сказала Гермиона. — Мы все равно не сможем никому объяснить, что здесь произошло.       Она вытащила шнурок из наколенного кармана брюк:       — Хватайтесь! Все! — пересчитала руки и выкрикнула: — Портус!       Секундой позже они стояли перед стенами Хогвартса. Они прошли защитный барьер, и Гермиона сложным движением волшебной палочки открыла дверь. Затем они поспешили по коридорам к больничному крылу. Тонкс больше не могла держаться на ногах, и Гарри перемещал ее, удерживая в воздухе рядом с собой.       Передав Тонкс в заботливые руки мадам Помфри, Гарри опустился на свободную кровать. Гермиона села рядом с ним, а ее родители присели напротив. Миссис Грейнжер выглядела уставшей и поникшей, чего нельзя было сказать об отце Гермионы. В его взгляде появилось что-то новое, чего Гермиона раньше никогда не замечала, и это что-то преобразило его. Весь его внешний вид говорил о том, что он собран, сосредоточен и готов к немедленным решительным действиям. И куда только делась его вялость и отрешенность, которую она привыкла видеть у него во время своих редких визитов в последние месяцы.       — Что произошло? — спросила Гермиона.       Отец поднял голову.       — На кухне внезапно раздался грохот. Мы услышали, как закричала Тонкс. В нашей спальне тоже кто-то был. Черная фигура в серебряной маске. В точности, как ты нам описывала. — «Узи», — он показал на оружие, — всегда у меня наготове. Я тотчас же выстрелил. Фигура исчезла за дверью. Тут мы услышали новый крик Тонкс и какой-то шум в прихожей. И еще там были другие голоса, которые что-то кричали, но я не понял что. Возможно, это была латынь. Я выскочил из спальни.       Отец Гермионы замолчал и вытер вспотевшие ладони о свои шорты. Тишину нарушал лишь монотонный голос Поппи, тихо читающей лечебные заклинания.       — Думаю, всего их было четверо. Ох, и тяжело же было различать их в масках. Одного я уже зацепил. И он, видимо, спасся бегством. Другой выстрелил в меня этим зеленым лучом, о котором ты нас предупреждала. Я бросился на пол и открыл огонь.       — Тот, который выпускал зеленый луч, вылетел на улицу через дверной проем. Он, должно быть, тотчас умер. Двое других, что еще были в прихожей, наверное, получили свою порцию пуль от рассеянного огня. Один остался лежать в прихожей. Считаю, что он тоже мертв. Рикошет угодил ему в голову. Второй удрал вниз по лестнице. Я выскочил на лестничную площадку и выстрелил вслед. Не знаю, попал ли я. Из этой штуки плохо целиться на большие расстояния.       — Ты попал, — сказала Гермиона.       Вдалеке Поппи гремела железным тазом. Гарри вытер блестящее от пота лицо, но от его грязных рук стало только хуже. Гермиона покачивала своей палочкой вверх-вниз. Она заметила на голом животе своего отца темный след, который она сначала приняла за кровь, пока не увидела, что из оружия, которое отец крепко сжимал обеими руками, капает блестящая черная жидкость.       — Пап? — спросила наконец Гермиона. — Откуда у тебя автомат?       Отец взглянул ей прямо в глаза.       — Я купил «узи» у нелегального торговца оружием, когда стало ясно, что нам придется прятаться. Я не хотел быть безоружным. Мы тоже можем защитить себя. Маггловским способом. Ведь так вы нас называете: магглы.       Гермиона смотрела на отца так, словно впервые его видела. Человек, который поддерживал ее, сколько она себя помнила, сотни раз носил ее на руках, на животе которого она спала маленькой девочкой, этот человек, казалось, внезапно исчез, и его место занял кто-то другой. Теперь Гермиона видела перед собой бойца, такого как Грюм или Кингсли.       — Откуда ты знаешь, как с ним обращаться?       — Я научился этому в армии.       Несколько секунд они пристально смотрели друг на друга. Но, поскольку к ним подходила мадам Помфри, Гермиона оставила дальнейшие расспросы на потом.       — Тонкс будет жить, — сказала целительница. — Кто-нибудь еще пострадал?       — Нет, — ответил Гарри и вопросительно посмотрел на родителей Гермионы. Те отрицательно покачали головами.       — Дать вам что-нибудь из одежды? — спросила мадам Помфри.       Родители Гермионы кивнули, и Поппи скрылась в своем кабинете, а через несколько минут вернулась со стопкой одежды.       Когда родители надели брюки и пуловеры, и мадам Помфри покинула комнату, Гермиона вернулась к расспросам:       — Когда ты был в армии?       — Очень давно, — кратко ответил отец.       Гермиона разглядывала его. Ее взгляд задержался на оружии, которое до сих пор источало запах кордита. Она отметила, что отец держал автомат в руках так уверенно и естественно, как будто тот был его частью.       «Так, как я держу мою волшебную палочку», — подумала она.       — То, что ты устроил в прихожей, не входит в курс подготовки обычного солдата. Я знаю, сколько нужно тренировок, чтобы суметь уклониться от Авады и одновременно выполнить контр-заклятие. Не говоря уже о том, чтоб так стрелять из этой штуки, — она ткнула указательным пальцем в оружие.       Отец Гермионы не ответил. Он осмотрел автомат и нажал рычаг на рукояти. Потом вытащил магазин и засунул его за ремень брюк. И после этой затянувшейся паузы взглянул на жену. Та кивнула.       — Я и не был простым солдатом, — сказал он. — Я служил в парашютном полку. Красные дьяволы, так их называют. Можно сравнить, пожалуй, с вашим Орденом Феникса. Вид элитных войск.       Гермиона сглотнула. Гарри увидел, что она потрясенно сжала руки в кулаки, и успокаивающе погладил ее по плечу.       — А почему я об этом ничего не знаю? — хриплым голосом спросила она.       — Дети и не должны все знать о своих родителях. Кроме того, мы тоже не спрашиваем тебя, чем вы таким занимаетесь, пока мы пытаемся убить время в этой убогой дыре.       — Это нечто другое, — сказала Гермиона, скрестив на груди руки.       Ее отец невесело рассмеялся.       — Нет, Гермиона, не другое. К тому же это было до того, как я познакомился с твоей мамой и до того, как родилась ты. Я ушел из армии потому, что был не согласен с некоторыми решениями моих начальников.       — Какими решениями?       Отец промолчал и смотрел в глаза дочери, пока та не отвела взгляд.       — Почему ты никогда мне этого не рассказывал?       Опять повисла пауза, и по отцу было видно, что его мысли сейчас далеко отсюда.       — До того, как ты пошла в Хогвартс, ты стремилась во всем походить на мальчишку, быть первой, командовать. Тогда мы опасались, что правда о моем десантном прошлом только добавит тебе безбашенности. Поэтому твоя мама и я решили никогда тебе об этом не рассказывать. И если бы этой ночью ничего не случилось, то ты бы так ничего и не узнала.       — Ты участвовал в боевых операциях, когда был солдатом?       Взгляд отца помрачнел. Он долго молчал и разглядывал деревья, гнувшиеся под ветром за окном больничного крыла.       — Тебе приходилось убивать? — спросил он вместо ответа на ее вопрос.       Гермиона запнулась.       — Да, я убивала людей, если они нападали на меня, моих друзей или просто невинных людей, — и после паузы добавила. — И, возможно, я буду делать это и дальше… должна буду делать. Пока все не закончится.       — Ты уверена в том, что ты делаешь?       Прежде чем ответить, Гермиона мысленно взвесила варианты.       — Нет, — сказала она наконец.       — Ясно, — ответил отец. — Я тоже никогда не был уверен и сомневаюсь в этом по сей день. Ты что-нибудь слышала про кровавое воскресенье в Дерри?       Гермиона кивнула.       — Я как-то читала про это. Это было в Северной Ирландии. Там безоружные демонстранты были расстреляны британскими солдатами.       Отец вздрогнул от выбранных ею слов.       — И когда это было? — спросила она.       — Тридцатого января семьдесят второго года, — тихо сказал он.       — Ты там был. — Это был не вопрос. Утверждение.       — Да, я там был. Я был в числе тридцати десантников, которые начали стрелять. Все произошло так стремительно, — его голос затих, и он опустил глаза. Жена положила руку ему на плечо. От прикосновения его спина выпрямилась, и он снова поднял голову.       — Мы были молоды, и нервы у нас были на пределе. Демонстранты буйствовали. А потом грянул этот выстрел. Я подумал, что кто-то стрелял в нас. Остальные — тоже. И тогда мы начали просто палить по толпе. Это было как наваждение.       Он несколько раз тщетно сглотнул пересохшим ртом, и Гермиона протянула ему стакан воды. Он жадно его выпил, и дочь снова наполнила стакан коротким движением волшебной палочки. Отец с недоумением посмотрел на стакан и протянул его жене, которая залпом его осушила.       — Мы оказались совершенно не подготовлены к чему-то подобному. У нас не было представления, насколько опасна та ситуация, и опасна ли она вообще.** В результате было убито тринадцать человек. Большинство — твоего возраста.       Гермиона заметила, как крепко отец сжимает оружие. Большим пальцем он нажимал на кнопку на обратной стороне рукояти, и при каждом касании раздавался щелчок.       — Предохранитель барахлит, — сказал он больше себе, чем Гермионе. — Поэтому я вынул магазин.       Он начал рыться в карманах брюк, которые ему дала Поппи, в поисках носового платка. Гермиона вытащила платок из своего кармана и протянула ему. Отец вытер масло с рук.       — Армейское начальство обязало нас тогда обо всем молчать. Ни один из нас не смел об этом говорить. И ни один из нас не был осужден.***       — Я решил, что не хочу больше никого убивать. Я попросил об отставке, и мне разрешили уйти. Потом я начал новую жизнь. Только мои родители знали, где я. Я изучил стоматологию, познакомился с твоей мамой, остальное ты знаешь.       Гермиона внимательно рассматривала его.       — Твою ж мать! — сказал он и оттолкнул автомат в сторону, так что тот оставил на белоснежной простыне грязный масляный след.       Гермиона не сводила с отца глаз.       Он выглядел неожиданно старше, чем должен был в пятьдесят один год.       Потом она встала и молча обняла его.