На глубине

Коридоры были пустынны и выкрашены в белый цвет. Палата, к которой быстро шел Чинен, была в самом конце одного из таких безликих стерильных коридоров — чтобы другие посетители не заглядывали в прозрачное окно в двери и не проявляли излишнего любопытства. Всё-таки больного знала в лицо без преувеличения вся Япония. Чинен отпер дверь, закрывающуюся снаружи и почти сразу очутился в объятиях обитателя палаты. — Чии-чан пришел! Чии-чан поиграет с Рё! Чинен снял накидку посетителя и бросил ее на кровать вместе с рюкзаком. Стены в палате тоже были белыми, но их украшали всевозможные рисунки на листах формата А4 — похожие на детские, но не по-детски детальные. Большинство из них изображали двух мальчиков, держащихся за руки, семью с тремя детьми и много людей, которые тоже держатся за руки. На больничной кровати лежал уютный яркий плед и много подушек — было видно, что близкие пытаются создать уют в страшной белой комнате. — Я принес сладости. Хочешь? — с мягкой улыбкой проговорил он, продолжая обнимать льнущего к нему молодого мужчину. — Да! — обитатель палаты беззаботно и ярко улыбнулся и двумя руками взял предложенную ему шоколадку, а потом важно поклонился, — спасибо! Мама меня учила, что всегда надо говорить: «Спасибо». — Верно, — Чинен погладил его по голове, — во что будем играть? — В паровозик! Мне папа недавно железную дорогу подарил, смотри! Молодой человек с лицом, перемазанным шоколадом, увлеченно двигал маленький поезд по игрушечной железной дороге, издавая жужжащие звуки. Чинен сидел рядом, наблюдая за ним, и рассеянно вертел в руках ярко раскрашенный локомотив. Ямада Рёске занял палату в дальнем конце коридора отделения психиатрии больницы Иссин уже полгода назад. Агентство не допустило слухов по поводу его состояния, заставив СМИ забыть о существовании этого человека. Фанатам же был дан короткий ответ — покинул группу из-за проблем со здоровьем. Чинен приходит к нему, наверное, чаще, чем его родители и сестры, несмотря на сумасшедший рабочий график. Игнорируя режим посещений — персонал и врачи сначала пытались с ним бороться, но, поняв, что его присутствие благотворно влияет на состояние больного, сдались, разрешив Чинену приходить к Ямаде в любое время. Несколько раз, когда Ямада капризничал, он даже оставался ночевать на узкой кровати, рассчитанной на одного человека. — Чии-чан, я сейчас в тебя врежусь! Тормози! — закричал Ямада, изображая визг тормозов поезда, — только что мы избежали страшной аварии! — Какой ты молодец, прекрасный машинист, — с улыбкой похвалил Ямаду Чинен. Сердце привычно сжалось. Видеть на лице самого дорогого на свете человека радостное и пустое выражение лица — та боль, которая не проходит никогда. Чинен научился себя контролировать, заперев эмоции глубоко внутри, и не позволяя злым слезам сбегать по щекам после каждого посещения больницы. Он продолжал механически работать, ожидая окончания действия своего контракта с агентством. Все так же танцевал, пел, участвовал в фотосессиях и интервью, улыбался фанаткам на концертах. Он слепо ненавидел каждую из них, в особенности тех, кто еще продолжал притаскивать учивы с Ямадой. На роли в кино его звать перестали. На развлекательные шоу — тоже, остались только их собственные, от агентства. Он часто задавался вопросом, когда именно все пошло не так? Той ночью, когда Рёске проснулся от собственного крика и после этого перестал нормально спать? Когда он без предупреждения, ведя себя как дикий зверь, набросился на Чинена и практически его изнасиловал во время тура? Когда его первый раз стошнило только что съеденным обедом совсем не по причине проблем с желудком? Когда он впервые дернулся от громких женских голосов, раздавшихся неподалеку от него? Или… Или задолго до этого?… Чинен был уверен, что он повинен в том, что произошло — если бы только он заметил раньше, то, возможно, не случилось бы то, что сделало его Рёске, его сентиментального и ранимого, бесконечно талантливого и трудолюбивого, доброго и нежного Рёске, десятилетним Рё-чаном, плачущим от испуга и непонимания, чего от него хочет следователь в полицейском участке. Чинен опоздал. Работа айдола — постоянный стресс, ни для кого в их профессии это не секрет. Все борются с ним по-разному — алкоголь, препараты, секс, сон. Чинен предпочитает два последних. Ямада был с ним солидарен — снимали пресловутый стресс они всегда вместе. Ровно до того момента, как с Рёске стало что-то происходить. Сначала это было незаметно: иногда он терял нить разговора, иногда грубил без повода, мучился от бессонницы, раздражался от любого неудобства. Стал избегать общения с фанатками, хотя оно и так было максимально ограниченным. Чинен до того самого события относился к своим сталкерам снисходительно: заметив девчонок с камерами, снимающих его из-за ближайшего угла или кустов неподалеку от его дома, он частенько развлекался и махал им рукой, зная, что это только прибавит ему популярности, и, в конечном итоге, принесет группе еще больше успеха. Рёске же, год от года все сильнее бесился от назойливого внимания, а уж если им доводилось ездить по работе за границу, где фанатки были намного более бесцеремонными, то он приходил в ярость после таких встреч, особенно когда они были нерегламентируемые — аэропорт или улица. Доставалось после этого всегда Чинену — именно на нем Ямада срывал свои злобу и раздражение. Рёске мог просто огрызнуться или сказать что-то обидное, а мог и навредить физически: если бы Чинен сопротивлялся, то это смело можно было бы считать насилием. Но он не сопротивлялся, давая Ямаде выпустить пар, не зная, как ещё может ему помочь. После этих вспышек ярости он на короткое время успокаивался, просил у Чинена прощения и вновь становился тем Рёске, к которому Чинен привык и которого так сильно любит. Но вспышки становились все более частыми, а передышки все короче. Чинен опасался нестабильного состояния Ямады, это дошло до того, что стало заметным не только ему, но и всем окружающим. Ямада стал огрызаться на других мемберов, доставалось и менеджерам, а однажды Чинен застал его вдрызг пьяным и плачущим почти навзрыд. «Я так больше не могу», — сквозь слезы шептал Ямада одну и ту же фразу. Чинен не отвечал, только сидел рядом и молчал. Сказать было нечего — это их работа, они не могут от нее отказаться. Потом Ямада успокоился и почти трезвым голосом сказал: «Когда-нибудь мы с тобой уедем далеко. Туда, где нас никто не знает. Где никто не преследует…» Тогда, Чинен помнил, он хотел ответить, что это невозможно, и что у них контракты и обязательства перед всеми вокруг, но внезапно вставший в горле ком не дал ему этого сделать и он просто кивнул, соглашаясь. «Когда-нибудь мы с тобой уедем…» Все больше грима требовалось визажистам, чтобы скрыть измождённый вид Рёске, а ему — все больше усилий, чтобы работать как обычно. Он становился все более отстранённым, рассеянным и все чаще позволял себе резкие выпады в сторону фанаток, во всеуслышание обвиняя тех в сталкерстве и одержимости. На аккуратное замечание Ябу о том, что если бы не было фанаток, то не было бы и их, он с яростью ответил, что это было бы здорово. Чинен думал, что в тот момент все мемберы словно получили пощечину. Стояла звенящая тишина, а через мгновение Ямада, со слезами на глазах кланялся во все стороны, прося прощения за свою грубость. После того случая уже каждый вокруг знал, что с Рёске что-то не так. И все же Ямада оставался собой — более эмоционально нестабильным, но собой. Таким же невероятно трудолюбивым и влюбленным в свою работу. Он начал пить успокоительные и снотворные препараты — на этом долго настаивали все его близкие. Чинен знал, что Ямаде это не нравится и раздражает, потому что тот не считал, что нуждается в помощи и что с ним что-то не так. Но, ворча и кривя рот, исправно пил таблетки. На какой-то момент Чинену показалось, что Ямаде становится лучше — приступы агрессии и резкие перепады настроения почти прекратились, сон и режим питания стали приходить в норму. — Чии-чан! Чии-чааан! — требовательно вернул Чинена из размышлений в реальность сидящий рядом с ним Ямада. Другой Ямада, в чьих глазах не было души, Ямада в больничной пижаме и со следами от катетера на внутренней стороне локтей. — Что, Рё-чан? — Чинен улыбнулся и поставил, наконец, игрушечный локомотив на рельсы. — Ты меня совсем не слушал! — надулся Ямада, — я рассказывал, что Дай-чан подарил мне раскраску, Юто много мягких подушек, — он махнул рукой в сторону кровати, — а Кей-чан принес какую-то очень сложную книгу, я не могу ее читать, тем более, что она без картинок! Но закладка там постоянно на разных страницах! Мне кажется, — Ямада понизил голос и заговорщически нагнулся к Чинену, — это Немура-сенсей ее читает, пока я сплю. Он врач и наверняка читает много сложных книг без картинок. — Наверное, — согласился Чинен. Ямада действительно становился все более психически стабильным. Больше спал по ночам, меньше срывал гнев на окружающих, начал отзываться о фанатках-сталкерах, как о неизбежном побочном эффекте их работы. Чинен радовался тому, что все возвращается на круги своя. Болезнь (он не хотел называть это так, но глубоко в душе признавал, что Рёске болен) начинала отступать, и вскоре этот период должен был остаться только как воспоминание о непростых временах, но Чинен ещё не знал, что скоро их всех накроет и заберёт Рёске под воду тайфун. Он до сих пор даже в мыслях не хотел возвращаться в тот вечер. До сих пор просыпался в поту посреди ночи, вспоминая слова, выведенные красным на белом. До сих пор держал перед глазами силуэт Рёске, сидящего на полу и раскачивающегося из стороны в сторону. Помнил, как трясущимися руками вызывал сначала скорую, а потом полицию. Когда Ямаде стало лучше, Чинен переехал от него обратно в свою квартиру, их совместное проживание и так порой вызывало вопросы у вездесущих СМИ. Агентство спасало, но ставить близких под удар — последнее, чего хотел Чинен. Они вернулись к тому бытовому формату, в котором существовали всегда: у обоих есть ключи от квартир друг друга и жить получалось на оба дома, но, когда работы было много и графики не совпадали, каждый жил сам по себе. Тот день Чинен запомнит на всю жизнь. У них обоих выдался свободный вечер: у Ямады завершились раньше срока съёмки в дораме, отмечать каст и стафф собирались только на следующий день, а Чинен закончил запись шоу и даже успел встретиться поужинать с Иноо. Он ехал в сторону квартиры Ямады и разговаривал с ним же по громкой связи — тот был в приподнятом настроении, предвкушая короткий отдых, вызванный окном в графике. Рёске радостно говорил о грядущем недельном отпуске, строил планы, они с Чиненом хотели улететь куда-нибудь в Австралию или США — туда, где их будет узнавать как можно меньше народа, где можно будет смешаться с толпой. Чинен предвкушал и размеренный совместный отдых, и ночь в квартире с его прежним Реске и нервно стучал пальцами по рулю, ожидая зелёного сигнала светофора. Если бы он приехал раньше Реске… Чинен опоздал. Он сразу понял, что что-то не так — дверь в квартиру Рёске была приоткрыта. Он устремился внутрь, но застыл, стоило ему переступить порог. Свет ярко горел во всей квартире — Рёске так делал, когда только заходил домой и сновал туда-сюда, переодеваясь, забегая на кухню и в ванную. Сам Ямада сидел на полу, покачиваясь и глядя перед собой пустым невидящим взглядом. На губах была легкая тень улыбки, а из глаз текли слезы, да так сильно, что щеки блестели в приглушенном освещении. Чинен окликал его, но тот не реагировал. Тогда Чинен прошел вглубь квартиры, ко входу в ванную, напротив которого на полу сидел Ямада. Когда он заглянул туда, даже железные нервы и крепкая психика не смогли удержать его от вскрика. В ванной, в ярко-красной воде лежала мертвая девушка. Обмякшее тело целиком опустилось на дно, лица не было видно из-за волос, колыхавшихся на поверхности, как жуткие черные водоросли. Но страшнее всего выглядели иероглифы, выведенные на белом кафеле, несомненно, кровью мертвой. «ЭТО ТВОЯ ВИНА» «Я ЗАБЕРУ ТЕБЯ С СОБОЙ» Секунда замешательства и вот уже Чинен с силой закрывает дверь в ванную, где лежит самоубийца, падает на колени рядом с Ямадой, одной рукой тряся его за плечо, а другой судорожно набирая номер службы спасения. Девушка ему пока безразлична, ненависть и ярость придут позже, он был в панике от состояния Рёске. Тот явно ничего не осознавал, находясь в состоянии тихой истерики. Самыми жуткими были глаза — они словно остекленели, зрачки не двигались, а мышцы вокруг расслабились, отчего веки немного опустились, но при этом Рёске не моргал. Полиция и скорая помощь были уже в пути, а Чинен пытался самостоятельно привести Ямаду в чувство. Когда он, поняв безуспешность попыток докричаться до Ямады, отвесил ему пощечину, тот, наконец пришел в себя. Так показалось Чинену в первые секунды. Слезы остановились, он шмыгнул носом и сфокусировал взгляд на Чинене. Глаза его округлились, а лицо приобрело безмятежное чуть удивленное выражение. «Чии… Чан?» Чии-чан. Так Ямада называл Чинена, когда они оба ещё учились в младшей школе. После того, как они лет в тринадцать резко решили, что уже взрослые, детскими именами друг друга не называли, разве что иногда в шутку. Атмосфера же не располагала к шуткам. Чинен невольно передернулся от воспоминаний. — Чии-чан, ты в порядке? — Ямада склонил голову набок, растерянно глядя на Чинена. Тот выдавил улыбку: — Да, Рё-чан. Чинен тоже спросил Ямаду тогда, в порядке ли он. Ямада кивнул и улыбнулся. — Да! Ты такой большой! А где мы? И где мама? Чинен не успел ему ничего ответить — в дом ворвались люди, медики и полицейские, началась суета. Ямаду подняли и усадили на диван в гостиной. Чинена опрашивали, тот совершенно ошарашенно давал показания, постоянно глядя на Ямаду, которого окружили врачи. Тот улыбался и что-то им отвечал, а когда поймал взгляд Чинена, помахал ему рукой. Тут дверь в ванную распахнулась настеж и Чинен увидел, как достают из воды тело девушки. Она была голой, руки изрезаны, а живот грубо вспорот. Из огромной дыры немного выпадало что-то бордовое и мясистое, и вытекала вода с остатками крови. Чинен услышал, как один из оперативников пробормотал: «это сколько сил нужно, чтобы так себя раскроить», а другой тихо ему ответил: «самой?» Ни о каком самообладании и речи быть не могло. Чинен с яростью вскричал: — Вы считаете, что это сделал Рёске?! С ума сошли?! Да они нас постоянно преследуют!!! — Чинен-сан, успокойтесь, пожалуйста, — надменно поклонился ему полицейский. Впрочем, это больше было похоже на кивок, — во всем разберется следствие. Чинен смутился, и, пока он извинялся за несдержанность, пропустил тот момент, когда мертвую девушку вытащили в коридор, чтобы положить на носилки и она появилась в поле зрения Ямады. Он сначала ничего не замечал, удивленно глядя по сторонам, но потом движение в коридоре привлекло его внимание и он заметил. Рёске кричал так громко, словно ему выдирали ногти. Чинен, повинуясь, кажется, только рефлексам, метнулся к нему и обнял, загородив собой и закрыв обзор, прижал его голову к своей груди. Ямада дергался и метался, а Чинен, не помня себя от страха, все держал его и говорил: «Тише, тише…» Спустя несколько минут тот затих, вцепившись руками в футболку Чинена и судорожно коротко всхлипывая. Врачи сидели рядом и старательно отводили от них взгляды: Чинен, в неудобной позе, оперевшись одним коленом на диван, склоненный над Ямадой и гладящий его по голове. Один из полицейских вошёл в гостиную: — Вам придется проехать с нами. Одна из врачей запротестовала: — У Ямады-сан шоковое состояние, нужна помощь психиатра. В голове Чинена мелькнуло: «не психолога?» — Вы можете сопровождать его в участок, а после передать на руки специалистов. Чинен еле слышно вздохнул. — Чии-чан, ты грустишь? — Ямада внимательно наблюдал за ним, склонив голову набок. — Нет-нет, все в порядке, Рё-чан, — Чинен выдавил улыбку. Благо, профессионально улыбаться их учили с самого детства. Ни черта не в порядке, Рё-чан. Ты заперт в разуме маленького мальчика и непонятно, сможешь ли когда-нибудь восстановиться. И это разрывает сердце Чинена настолько, что иногда сложно дышать. — Я сделал тебе подарок, — Ямада порылся в ящике письменного стола и достал оттуда рисунок, — вот, держи. На листе были нарисованы два мальчика, как обычно, держащихся за руки. — Когда я вырасту, — уши Ямады покраснели и он смущённо опустил взгляд, — я женюсь на Чии-чане, обязательно! Чинен усмехнулся и спрятал рисунок в рюкзак. Дома была уже стопка таких подарков от Рёске. — Я обязательно соглашусь, — он погладил Ямаду по руке, — только скорее вырастай. Допрос был долгим и бессмысленным. Ямада не мог ничего рассказать следователям, только плакал и звал попеременно то Чинена, то родителей и сестер. Полицейские, поняв, что от свидетеля ничего не добиться, отпустили Ямаду, и он тут же попал в руки врачей. Те увезли его в психиатрию, где после ряда обследований ему был поставлен диагноз «расщепление личности». Родители Ямады держали Чинена в курсе всех результатов обследования и лечения. После бесед Рёске с психиатром выяснилось, что Ре-чан появился не в момент перенесенного стресса после самоубийства фанатки в квартире Ямады, а намного раньше — тогда, когда он только попал в агентство. После этого доктор стал проводить сеансы и с Чиненом тоже, ведь они были близки с самого детства, сдружившись сразу после того, как их приняли. Чинен плохо помнил то время, но лечащий врач Рёске попросил его заново прокрутить в голове первые годы работы, когда они были джуниорами и только начинали. Чинен предпочитал забыть обо всем, что тогда с ними происходило, но ради выздоровления Рёске, рассказал Немура-сенсею о том, как они усердно практиковались, о том, как страшно было выходить на сцену, о том, как сжималось все внутри, когда их ругали за ошибки, как сжималось все внутри, когда их звали к руководству в кабинет… Чинен не хотел об этом говорить, не хотел помнить, не хотел думать. Они все ходили туда по одному. И все молчали. Понимали, что там происходило, но никогда не говорили вслух. Сбивались в пугливые стайки, объединенные стыдной тайной, и учились выживать: как выступить так, чтобы одновременно заслужить одобрение, но не попасть наверх. Выделяться, но не слишком. Чинен и Ямада подружились уже тогда — ровесники, оба быстро нашли общий язык и прониклись взаимной симпатией, которая переросла в сильную эмоциональную привязанность, а позже и в глубокое чувство. Чинен проживал заново моменты из своего детства, рассказывая доктору о том, о чем не говорил никому и никогда, даже с Ямадой он не касался этих тем, и вместе они пытались найти причину и восстановить историю болезни Рёске. Чинен через боль и нежелание вспоминал, рассказывал врачу, каким тогда был Ямада, как себя вел, как разговаривал. И с удивлением понимал, что, да, все началось еще тогда. Рёске с детства был немного замкнутый, молчаливый, редко улыбался и смеялся, мало общался с другими детьми и очень сильно, до трепета, уважал семпаев. Но иногда он вел себя совершенно иначе — был подвижным, озорным и очень жизнерадостным. В такие периоды он абсолютно не следил за манерами, непосредственно просил старших поиграть с ним и всегда ошибался на репетициях, будто не зная танцев, привлекая ненужное внимание к своей персоне. Чинен тогда и сам был ребенком, поэтому не придавал большого значения таким переменам в характере друга. А потом, ближе к дебюту, это прекратилось. И Рёске стал просто Рёске. Всегда одинаковым — трудолюбивым, немногословным, тихим и влюбленным в свою работу. А ещё добрым, нежным, ласковым и влюбленным в него, думал про себя Чинен. Немура-сенсей объяснил Чинену, что Рё-чан появился именно тогда, в их детские годы, чтобы спасти Ямаду от стресса, а когда самое тяжелое время осталось позади, «вышел из пятна», чтобы появиться вновь, когда Ямаду снова нужно будет оградить от экстремального потрясения. Потом рассказал, что такие заболевания поддаются лечению после длительной терапии, личности объединяются, и больной выздоравливает. Объяснил, что Ямаде во время лечения будет требоваться максимальная поддержка, понимание и вовлеченность в процесс близких людей. Чинен вздохнул и, протянув руку, погладил Ямаду по волосам. Они были черными и успели здорово отрасти — никаких покрасок, стрижек и укладок больше не требовалось. Рё-чан подставился под ласку, подняв голову и зажмурившись. Чинен привлек его к себе и обнял. — Мне пора идти. Рё-чан обхватил руками его шею. — Чии-чану надо работать, я знаю, — он тоже погладил Чинена по голове, — возвращайся скорее. — Я приду завтра, — Чинен, совершив усилие, отстранился от Ямады, — веди себя хорошо. Когда он закрывал дверь палаты, Ямада счастливо улыбался и махал рукой, прощаясь. Терапия шла полным ходом, Немура-сенсей постоянно проводил сеансы с Ямадой и беседовал с его семьей и близкими, держа в курсе прогресса больного. Рё-чан был твердо настроен «защищать Яма-чана» и отказывался уступить место в сознании основной личности, по-детски объясняя доктору, что «Яма-чан устал и все время плачет. Он должен хорошо поспать, чтобы у него были силы петь и танцевать». Со временем в «пятне» стал появляться и сам Ямада — изможденный, нервный, несчастный и подавленный. Он тяжело отреагировал на все, что произошло с ним в последнее время — восстановил в памяти момент, когда увидел мертвую девушку и надписи кровью на стене, узнал, что его деятельность в группе приостановлена на неопределенный срок, понял, что уже несколько месяцев его родные и друзья общаются с маленьким мальчиком, которого породил его разум, чтобы защититься. Еще сложнее далось вспомнить детство, то время, когда появилась вторая личность. Ямада закрывался, не хотел говорить, уходил из «пятна», не хотел вспоминать, как и Чинен. Медленно, аккуратно, Немура-сенсей разматывал клубок воспоминаний, распутывал узел боли и отчаяния, подготавливал обе личности к слиянию. Процесс требовал ювелирной работы, да и к тому же, нестабильная личность может распасться от любого стресса, даже минимального, поэтому близкие усердно окружали Ямаду заботой и проявляли как можно больше внимания. Чинен старался как можно чаще приезжать, проклиная рабочий график за то, что не может быть рядом неотлучно — он эгоистично хотел вновь видеть рядом с собой привычного Рёске и делал для этого все, что было в его силах. Состояние самого Чинена за месяцы, что длилась болезнь Ямады, балансировало на грани нервного срыва. Постоянное беспокойство за лучшего друга и возлюбленного, работа, которая стала ненавистной и детские воспоминания, тревожащие память, словно вскрытый нарыв, расшатали даже стальные нервы Чинена Юри. Друзья-одногруппники все понимали и старались беречь Чинена и почаще навещать лежащего в клинике Ямаду, зная, как тот радуется гостям и сильно восхищается тем, «какие все стали взрослые и красивые». После очередной репетиции, купив по дороге сладостей для Рё-чана, Чинен спешил в клинику. Еще стоя перед стеклянной дверью, он увидел того, по кому так скучал и слышал только по телефону — в то недолгое время, когда его Рёске вновь завладевал сознанием, Чинена никогда не оказывалось рядом. На кровати сидел Ямада. Отросшие волосы он убрал в низкий хвост, чтобы не мешали, лицо было привычно спокойным, с едва нахмуренными бровями. В руках — книга. Чинен, чувствуя волнение, зашел в палату. — Привет, — просто сказал Ямада и мягко улыбнулся, — наконец-то я увидел тебя, а не только сенсея и бесконечный медперсонал. Чинен подошел к кровати и сел рядом с Ямадой, рассматривая его лицо, отпечатывая в памяти взгляд — потухший, но, как всегда, ласковый и добрый. Глаза, которыми на него смотрит его Рёске. Ямада, все еще держа в одной руке книгу, другой касался Чинена, его волос, шеи, проводил ладонью по щеке, снимал с него очки, чтобы большим пальцем провести под глазами и стереть слезы, которых он не мог сдержать. Чинен ненадолго закрыл глаза, чтобы еще сильнее чувствовать прикосновения. Потом, насладившись, а заодно и справившись с эмоциями, вновь их распахнул и мягко улыбнулся. — Читаешь? — Ага, — Ямада махнул книгой и, переставив закладку, отложил ее, — мне сказали, что ее Иноо-чан принес. На обложке значилось: «Таинственная история Билли Миллигана». — У этого парня все было гораздо сложнее. Со мной только Рё-чан, а с ним было несколько десятков других людей. И уж если он смог собраться воедино, то мне и подавно это удастся, — Ямада слабо улыбнулся, — я уже познакомился с ним. Славный мальчишка этот Рё-чан. — Ага, — Чинен кивнул на стены с рисунками, — и хочет на мне жениться, когда вырастет. Ямада усмехнулся. — Даже моя замещающая личность влюблена в Чинена Юри, я нисколько не удивлен. Чинен придвинулся ближе и навалился на Ямаду, устроив голову в изгибе между его плечом и шеей. Ямада обнял его и погладил по спине. — Я так скучаю. — Я тоже, Юри. В такие моменты время любит шутить с людьми — Чинен не знал, сколько они так просидели, обняв друг друга и тихонько покачиваясь. Вдруг Ямада заговорил: — Ты не представляешь, каково это, — его голос дрогнул, — быть словно под водой. Я постоянно нигде, ничего не вижу и не слышу, не знаю, какой сейчас день и который час. А когда выныриваю, то успеваю только вдохнуть немного воздуха, чтобы опять уйти на глубину. Я чуть не сошел с ума, — он горько усмехнулся, — чуть не сошел с ума окончательно, когда узнал от Немура-сенсея, сколько времени прошло с того вечера. И сколько всего случилось. — Сенсей помогает, — ответил Чинен, — он соберет тебя. Просто нужно немного подождать. — Все те воспоминания — часть меня. Я знаю, что именно я забыл, но не хочу помнить об этом, — Ямада почувствовал, как Чинен напрягся, — пока не хочу. Мне нужно немного времени. Чинен отстранился от Ямады и сел перед ним на пол, беря за руки и глядя в его глаза снизу вверх. — Когда-нибудь мы с тобой уедем. Далеко, туда, где нас никто не знает. Я обещаю, Рёске. Снаружи дул теплый ветер, колыхались деревья с нежно-зелеными новорожденными листьями, громко перекликались птицы и мягко светило солнце, рассеянным светом проникая в палату сквозь больничные занавески. На белых стенах висели детские рисунки с изображением двух мальчиков, держащихся за руки, счастливой семьи и людей в ярких костюмах, стоящих на сцене. На полу лежали игрушки и большая железная дорога с красивыми поездами. На кровати, застеленной ярким пледом и заваленной кучей цветастых подушек, сидел парень в больничной пижаме, а перед ним, на коленях, держа его руки в своих, стоял другой. Парень в пижаме улыбнулся. Теплой, доброй и мягкой улыбкой. Когда-нибудь мы с тобой уедем.