орех&мята

Человеку трудно жить среди оборотней: оборотни сильней физически и умственно тоже, чуйка их никогда не подводит, их 7 чувство еще паранормальнее, чем обращения в пару секунд из человека в животное. Люди живут отдельно и якобы имеют свой голос в обществе, по крайней мере так везде говорится в СМИ, но это касается только тех, кто не вылезает за пределы республики. Ах, как жаль, что Веронике не повезло. Из-за проблем в семье и двинутого отца, что хотел выдать её замуж за родного брата, той пришлось бежать на границу к волкам, и хоть с детства все знают, что эту черту пересечь человеку — равносильно смерти. Вероника все равно бежит туда: в республике, где везде верные люди отца готовы вернуть девушку в этот ужас, она решает все же вырваться, и пусть её ждет смерть, пусть лучше от лап волка или в его пасти. Отец бредит чистой кровью и желанием внуков от своей чистой крови, а брат безвольное существо, и даже, кажется, не против такой идеи, он всё время внюхивался в Веронику, точнее в её запах, все омеги пахнут по-разному, но, как говорил отец «Ты пахнешь чистотой, чистая кровь, свежесть», девушке даже тошно вспоминать, после того как погибла мать отец сошел с ума, но до таких мер ещё не доходил. Откуда взялась эта идея чистой крови Вероника не хочет знать, понятно, что он не шутит этого и достаточно. Ночь оказалась холоднее чем она могла бы подумать, несмотря на то, что это лето; но в лесу на границе где все время воют волки на луну — в дрожь берет не только холод. Все время та слышит шорох и рык, он рядом: то справа, то слева, будто повсюду, она уверенна это волк, и что вот уже как пол часа жёлтые глаза смотрят на неё то с одного куста то с другого. Вероника уже встречалась с волками, когда была мала, неизвестно каким чудом она тогда выжила, но в той встрече в лесу погибла ее мать. И блуждая между темных деревьев в поисках чего-то схожего на убежище, либо же в поисках смерти, как получится, она вспоминала лишь одно о той ночи: запах. Запах земли и ореха. С той страшной ночи — её любимые запахи, странно, но это последнее что она помнит, связанное с матерью, с теплом. Дойдя до пруда, девушка слышит вой, страшный вой: это не один волк, это — перекличка, со всех сторон вой. Вероника прекрасно понимает, что её присутствие в лесу не осталось не замеченным, нюх волка сильнее любой маскировки, а омега заявилась перед самой течкой, что делает запах куда ярче. Странно, что её не съели, не разорвали, черт знает, что волки делают с людьми, но живыми те не возвращаются. «Сама накликала беду на себя» звучит в её голове, когда огромный черный волк, размером с буйвола, бежит прямо на неё. Она даже не дёргается, глаза закрыв мать вспоминает, уже мысленно здоровается с родной. Но вместо быстрой смерти падает, волк проскочив мимо сбил девушку и вернувшись медленно нависает над ней, холодным, мокрым носом утыкается в ее шею, нюхает, смотрит, снова нюхает, отходит. Вероника, приподнявшись на руки смотрит на мощное животное, пытается понять, что в голове у того, а запах: волк орехом пахнет. Кажется, она сошла с ума — это земля и орех, так пахнет в её голове тот день. Волк же, подняв голову на своей мощной шее взвыл на луну, вот только в этот раз тишина в ответ. Девушка клянётся, что это был знак отбой, только от чего? И почему? Хосок глава стаи, альфа, равных по силе ему нет. Сегодня обычная ночь, он со своими приближёнными, со своей стаей, вышел на охоту. Вот только не такой добычи он ждал, по крайней мере, не сегодня, до этого ждал, но уже столько времени прошло что он и подумать не мог, что найдет сегодня эту омегу, запах у которой — мята. Еще будучи волчонком бегая по лесу он запечатлился на омежку с этим запахом, для волков — одна пара и навсегда, если ты уже унюхал запах своей омеги — это навсегда. Запах своей омеги он учуял еще в полночь, все ходил рядом, понять пытался, она ли это, желтыми глазами блюл за хрупкой девчонкой в лесу, черт знает, что она тут делает, и почему его омега человек, но это точно не ошибка. И внутренний и внешний зверь на нее реакцию дал. Парень, превращается, нагой совсем стоит над все так же лежащей на траве девушкой. — Кто ты? — парень и сам понимает, как глупо это спрашивать у человека; он знает, что у них не принято голышом бегать, но оборотням не всегда до одежды. Да и девушка взгляда не уводит, наоборот, нахально, с интересом рассматривает тело. Сама себе врёт что из-за интереса к виду, с которым ещё не знакома была, на самом же деле следит как прекрасно перекатываются мышцы под кожей, как оттенок его кожи под лунной смотрится, блестит, будто не настоящий, ещё немного — не удержится и дотронется, огненные волосы. Вероника и не видела подобного, над ней будто бог греческий стоит, и запах всё ярче. Оба знают, что запах ярче становится от течки у омег и возбуждения у альф. Хотя его возбуждение и не скрыто вовсе. — Мне нужно укрытие, я могу работать, помогать, не знаю, чем, только не отправляйте меня обратно. — Выпаливает Вероника. — От кого? — спрашивает грубее, чем хотелось Хосок. — От отца. — Не хочет вдаваться в подробности девушка. — Что он сделал? — Четко, будто на допросе. — Пока ничего, — отвечает Вероника и пытается встать. — но обязательно сделает. — Что сделает? — продолжает выпытывать парень, зарывшись рукой в копну волос, а девушка взгляда не отрывает, думает о том, как прекрасен волк, как же хочется, чтобы двигался, говорил этим утробным голосом и дальше. — Неважно, так ты дашь мне работу? Поможешь? — Говорит девушка уже стоя на двух. И Хосок не далеко ушёл, осматривает хрупкую фигурку, благодарит, что у той хватило ума выйти из дома в белой футболке, которая прозрачная для него, смотрит на хрупкую фигурку, благодарит, что ему так с омегой повезло, не понимает к чему этот цирк, и не выдерживает больше. — Моя омега работать не будет, моё никто не вправе тронуть, даже если это твой отец. Хосок сокращает расстояние между ними в секунды: у них так принято — он альфа, а перед ним его омега, он берет то, что хочет, он животное и ему не стыдно за это. Хотя сам понимает, что сейчас не он владеет ситуацией, а эти хрупкие реснички, что подрагивают, когда та мурчит что-то, для него это не слова, а мяуканье котенка. Его котенка. Он целует, боится, что не взаимно, но страх быстро отступает, когда Вероника жарко отвечает. А что терять? Она хочет этого не меньше чем он, и она уверена, что выбор у неё верный, верно всё, что делается, запах ореха врать не будет. У нее до того никого не было, но ей не страшно — своему альфе верит, как и его запаху. И вот их поцелуй слился воедино. Он обнажён, ещё секунду и она будет, но вот душа была уже и так обнажена перед ним, ещё когда тот в шею ткнулся своим волчьим носом. Все происходит ярко, как вспышки света. Вспышка, и та самая футболка летит на землю, вспышка и они уже рядом с футболкой на земле, он целует жадно, где-то больно, мнёт руками тело, проводит, ласкает, кажется, и кусочка живого не осталось, всё под Хосоком плавится, а он сам с ума сходит от реакций, всхлипов, от того, как дрожит ее носик, и дрожь по телу её чувствует, хочется безумно. Вот она уже так же нагая, как и Хосок. Он целует, дальше спускается ниже, ведет поцелуями от шеи и ключиц к животу и нежно целует его, Хосок никогда так не целовал, но эту часть тела только гладить, только беречь и любить, там будет его волчонок, он это знает. Легенды не врут про истинность, запах это доказал. И возвращаясь к лицу, всё думает о запахе, дуреет. И лишь тихо в ухо: «Можно?» Вероника не отвечает, смотрит в глаза парня на против себя что непозволительно близко, смотрит видит в глазах тепло, видит защиту, в глазах своего альфы тонет, и тихонечко кивает, прислоняя свои губы к его, нежно, медленно, будто так просит его быть нежнее, и тот понимает без слов, своей омеге больно не сделает: ещё пару минут назад «Хосок-животное», сейчас — лучший любовник. Хосок входит медленно, до упора, смотрит на нее, а та лишь всхлипывает, на каждое его движение реакцию видит. Повторяет, пока девушка пытается зарыться в ямочку между ключиц парня, что навис над ней. Откидывает голову и хватает его за руку, даёт понять, что привыкла к нему, и он быстрее двигается, он бы еще быстрее стал, дуреет же, жарко в ней, хорошо, кажется, что создана только для него: её всхлипы, дыхание, всё для него. От этого еще больше крышу сносит. У неё же в голове два волка дерутся, но не добро и зло, а похоть и порядочность — оба проиграли. Ведь похоть — это Хосок, его тело, он сам. Порядочность? А что это такое? Что может быть порядочнее, чем быть полностью в руках своего альфы? И похоть, и порядочность проиграли-выиграли. Вот уже девушка не замечает, как срывается на крик, пока парень нежно гладит её волосы, шепчет слова, которые никогда не забыть: «Моё», «не отдам». Это не признания в любви, но кому они нужны? Разве не ясно что они истинные? Они оба ловят оргазм, Хосок изливается в неё, не смог сдержаться, хочется уже стать папой волчонка; он наконец-то нашел свою омегу, и пусть общество будет против, ему всё равно, кто пойдёт против чёрного волка? А тем более, против вожака стаи? Кто пойдет против его любви? Тот, кто пойдет — самоубийца. Парень целует Веронику, выцеловывает, стал бы волком — вылизал, но боится испугать. По этой же причине и не расскажет, что знает о смерти её матери, и кто виноват. Виноват тот, из-за кого Вероника тут: её отец обезумел намного раньше, чем думает девушка. Тот повёл семью на охоту с еще маленькой дочуркой, и, когда в очередной раз пытался ударить её, волчонок, что пах орешком прикрыл её собой. Отец решил: раз взрослых волков по близости нет, то хотя бы жизнь волчонка заберет. И мама, что пыталась спасти двух детей, прикрыла волчонка, спасла ему жизнь, взяв с него обещание на последнем вздохе, что тот позаботится о её дочке. Хосок помнит своё обещание, он не забывал ничего. Но не мог до неё добраться, а мята взяла и пошла в его лес сама, в его жизнь вошла. Хосок просто благодарен за то, что та была сильной, что пришла к нему. Теперь не отпустит, а тот, кто заставил её страдать, будет расплачиваться за свои грехи медленно, мучительно. Хосок не простит — его омеге сделали больно и пусть это её отец, ему всё равно. Главное для него лежит на его спине, на спине волка, и посапывает, пока тот аккуратно несет в свою нишу, в свое логово. В её будущий дом.