Две раны

Тогда Мэн Яо медленно плёлся, еле переставляя ноги, в ожидании чуда: он искренне надеялся, что Не Минцзюэ остановит его, окликнет, простит, но этого, разумеется, не произошло; теперь его шаг был решительным и быстрым. Насколько позволяла рана. Рана позволяла многое: благодаря ей он осознал, как дороги ему эти двое. Тот, кого он знал долго, и тот, кого узнал совсем недавно. Путь к сердцу одного был долог, он много трудился, чтобы заработать хорошее отношение к себе, и вот всего один просчёт свёл на нет годы усилий. А для другого ему было достаточно быть тем, кем он хотел казаться: благочестивым и скромным. Всё-таки удивительно устроено сердце человека. Он спас одного, но другой был в опасности. Он хотел остаться здесь, но хотел и поскорее отправиться в путь. Мэн Яо шёл быстро, но позволил Не Хуайсану догнать его. Он всё ещё надеялся на чудо, однако новости были неутешительными. Не Хуайсану не удалось смягчить сердце брата, и это было написано у него на лице. — Не нужно уходить немедленно, ты же знаешь, какой нрав у дагэ, — Не Хуайсан подставил плечо для опоры, и Мэн Яо облегчённо повис бы на нём, если бы хотел. Но он не хотел. — Знаю. Потому и ухожу. — Куда ты пойдёшь? Ты ранен. — Лучше быть раненым, чем мёртвым. — Дагэ сказал, что ты можешь остаться… Мэн Яо остановился. Ноги его подкосились, и он едва не упал, Не Хуайсан успел его подхватить. — Совсем? — хрипло спросил он, неверяще глядя на Не Хуайсана. Не Хуайсан отвёл взгляд. — Пока не залечишь рану. Что же всё-таки между вами произошло? Так значит, Не Минцзюэ не стал рассказывать о том, что случилось, даже брату? Но почему? Так он закрыл бы вопрос окончательно. За жизнь достаточно было просто сохранить жизнь, а не репутацию. — Почему он не сказал это сам? Что я могу остаться. — Ну ты же знаешь дагэ, — нервно засмеялся Не Хуайсан. — Вернись, и он скажет.

* * *

Не Минцзюэ пришёл проведать его, но не смотрел в его сторону. Мэн Яо оставалось созерцать его спину. Зачем было приходить, если не хочешь даже видеть меня. Зачем было возвращать, если не хочешь, чтобы я остался? Это и многое другое крутилось в голове, принимало форму изысканных выражений, но он молчал. Он не смел заговорить первым. Выдержки Не Минцзюэ было не занимать. Промучив Мэн Яо и — определённо — себя тоже, томительной неясностью, он развернулся к нему и заговорил: — Ты ранен. Останься, пока рана не перестанет тебя беспокоить. После — уходи. У Не Минцзюэ не было никаких проблем с тем, чтобы признать свою неправоту. Не цеплялся он и за сказанное в гневе. Он спокойно принял взвешенное решение отсрочки наказания, не отменяя само наказание. Мэн Яо хотел бы быть таким же свободным, как он. Но он знал, что никогда таким не будет. — Благодарю вас, глава Не, эта рана меня не беспокоит. Это было почти правдой. Кровь уже спеклась, он потерял её не так много. — Глава Не, я понимаю, что не могу больше служить вам, и... Не Минцзюэ холодно смотрел на него и ждал. Должно быть, думал, что он снова начнёт плести нелепицы в своё оправдание. Мэн Яо замолчал, не в силах продолжать, злые слёзы душили его. Не Минцзюэ тяжело вздохнул, подошёл к нему, протянул руку и собрал холодные слёзы с уголков его глаз. Тепло его руки подействовало на Мэн Яо успокаивающе. — Хорошо, если ты действительно понимаешь, — ровно произнёс Не Минцзюэ. Он прекрасно владел собой, когда хотел, но дрожь в пальцах унять не мог, что не укрылось от внимательного взгляда Мэн Яо. Не Минцзюэ беглым движением коснулся раны на его груди и словно бы хотел заключить его в объятия, но почти сразу же отпрянул. Этот жест сказал о нём больше любых слов. Если бы Не Минцзюэ любил его меньше или не любил вовсе, то оставил бы его при себе. Это было так же ясно, как свет луны в окне. — Если эта рана тебя не беспокоит, уходи немедленно, — равнодушно приказал Не Минцзюэ. Мэн Яо опустил голову: — Да. Я ухожу. Сейчас уходить было легче. Он твёрдо знал, что та, другая рана была у них одна на двоих.