Провокация

Глаза разбегались: с каждой картинки на Коянаги смотрел сексапильный красавчик. Серьезный парень в очках, хладнокровный самурай, соблазнительный яндере, до поры до времени прикидывающийся милашкой, вспыльчивый рыжик чем-то неуловимо похожий на Кабакуру... Коянаги хотела скосплеить их всех! — Блин, не могу выбрать! — застонав, Коянаги опустила голову на стол, едва сдерживаясь, чтобы не побиться об него лбом. Подняв взгляд от манги, Кабакура покосился на экран ноутбука и скривился: вечно Коянаги выбирает для косплея всяких смазливых бисененов, на мужиков-то и не похожих! Память живо подкинула картинки с многочисленных Комикетов, где вокруг Коянаги вились толпы визжащих девчонок, а она флиртовала с ними напропалую. Не то, чтобы Кабакура ревновал, вовсе нет. Как можно ревновать девушку к девушкам? Просто, если честно признаться самому себе, его слегка бесило повышенное внимание к Коянаги. В такие моменты он всегда рядом с ней чувствовал себя лишним. Стоит у стеночки, дурак дураком, старается не обращать внимания... — Раз не получается выбрать, может, тогда тебе вообще не косплеить в этом году? — Кабакура произнес это прежде, чем сообразил, что собственно говорит. Он прикусил язык, но было уже поздно. Вскинув голову, Коянаги ошарашено уставилась на него. — Чего это ты вдруг? — Ничего, забудь. — Кабакура уткнулся носом в мангу, загораживаясь ей, точно щитом, но Коянаги все же успела заметить, как порозовели его щеки. Перед ней забрезжила догадка. — Ты частенько злишься, когда я косплею, — принялась рассуждать она вслух. — Я думала, тебе просто не нравится, когда твоя девушка переодевается парнем, но может быть... ты ревнуешь? Каверзно усмехнувшись, Коянаги подалась вперед и потянула за край манги, желая заглянуть в лицо Кабакуре. Коянаги бы никогда, даже под угрозой потери коллекции яойных додзинси, не сказала об этом вслух, но ей порой хотелось, чтобы Кабакура устроил ей сцену ревности, достойную Отелло. Например, подошел бы на работе к одному из новеньких сотрудников, пускающих слюни на грудь Коянаги, и вмазал ему промеж глаз, а потом во всеуслышание объявил, что она — его женщина. И смачно впился бы в ее губы у всех на глазах! Или еще что-нибудь такое совершил, от чего бы у нее подогнулись коленки. Она же ведь поцеловала его при брате Нифуджи. А Кабакура что? Потом еще минут десять краснел и блеял что-то нечленораздельное. Нет, конечно, смущающийся он ей тоже безумно нравился, сразу хотелось его обнять, потискать, а потом валить и трахать. Но иногда Коянаги фантазировала и о другом. Вот только дождешься от Кабакуры африканских страстей, как же... — Ревнуешь, ревнуешь! — Коянаги крутилась вокруг Кабакуры, пытаясь заглянуть ему в лицо, он с успехом отворачивался, прикрываясь мангой. Да он лучше сдохнет, чем признается, что действительно ее ревнует! Когда щеки перестали пылать, Кабакура все же опустил мангу и, натянув на лицо непроницаемую мину, достойную Нифуджи, заявил небрежно: — Не ревную я. Подумаешь, пообжимаешься ты немного с девчонками, тоже мне. На Коянаги его невозмутимая физиономия и равнодушный тон подействовали, как красная тряпка — на быка. Хладнокровная часть ее разума высказала логичное предположение, что Кабакура просто притворяется, чтобы ее позлить. Но тут же возник панический вопрос: а вдруг нет? Вдруг ему действительно все равно? Они столько лет вместе. Что если Кабакура давно воспринимает ее, Коянаги, не как желанную женщину, а просто как друга-отаку, с которой к тому же можно еще и сексом заниматься. Сплошное удобство. — Со мной ведь и парни часто на Комикетах фоткаются, — опасно тихим голосом произнесла Коянаги. — На это тебе тоже плевать? — Абсолютно, — с каменным лицом заявил Кабакура, хотя внутри все так и вопило: «Какие нахер парни? Когда? Почему я не доглядел?». — Отлично, — прошипела Коянаги, скрещивая руки на груди. Теперь она точно знала, кого будет косплеить на Комикете в этом году. *** — Вот это буфера! — И главное — настоящие, а не какая-то гребанная вата, напиханная в лифчик! — А задница? О-о-о, я чуть не кончил! Подобные шепотки то и дело долетали со всех сторон. Сперва Кабакура не обращал на них внимания, думая, что парни обсуждают каких-то героинь, но потом понял, что речь идет о вполне живой косплеерше. Понял это и Нифуджи, тут же засобирался, да еще и Момосе с собой позвал. Во бревно бесчувственное! — Я останусь, кому-то ведь надо присмотреть за столиком, — кисло сказала Момосе, глядя на свою плоскую, аки морская гладь в штиль, грудную клетку. — А ты пойдешь, Кабакура? — обернувшись через плечо, спросил Нифуджи. Кабакура заколебался. Если останется, то, как бы, поддержит этим Момосе, к тому же он и так каждый день мог любоваться на буфера Коянаги. Но посмотреть на фигуристую косплеершу хотелось. И еще скреблось внутри какое-то подозрение, пока не оформившееся в связную мысль, но очень тревожное. И Кабакура пошел вместе с Нифуджи. Красотку-косплеершу очень трудно было разглядеть среди окруживших ее парней, то и дело щелкавших телефонами. Кабакура, поблагодарив природу, давшую ему высокий рост, привстал на цыпочки и, наконец, смог разглядеть косплеершу. Она поворачивалась на месте, давая себя сфоткать со всех ракурсов, и как раз в этот миг повернулась к нему лицом. У Кабакуры дыхание застряло в горле, а в голове стало пусто-пусто. Он мог узнать Коянаги в любой одежде и макияже. Сейчас на ней был костюм Йоко из Гуррен-Лагана. Хотя назвать это костюмом язык не поворачивался. Шортики, больше похожие по размеру на трусики, едва-едва прикрывали округлые упругие ягодицы. Лифчик, в свою очередь, держался на подпрыгивающих грудях, наверное, только на честном слове. Сквозь два треугольничка ткани рельефно проступали затвердевшие соски. — Ой-ей, — шепнул где-то рядом Нифуджи, но Кабакура его уже не слышал. Разум застилала ярко-алая пелена, внутри что-то клокотало и взрывалось, словно лава извергалась из проснувшегося вулкана. Кабакура не видел ничего кроме едва одетой Коянаги и толпы мужиков, которые коршунами вились вокруг его... ЕГО, ВАШУ МАТЬ!.. девушки. А она мило улыбалась им, подмигивала, позволяла себя обнимать для фотографий. И похотливые козлы этим пользовались! Прижимались к ней так тесно, что ее нежная щека касалась их небритых щек, ее грудь упиралась им в грудь... А один урод даже потянул руки... Рванувшись вперед, Кабакура прошел через толпу, сшибая всех, попадающихся на пути, точно кегли. Он железной хваткой вцепился в запястье парня, посмевшего потянуть свои грязные ручонки к груди Коянаги. Кажется, с его губ сорвалось низкое рычание, Кабакура потом не мог вспомнить. Так или иначе, незадачливый любитель больших буферов аж позеленел и съежился. — Исчезни, — каким-то чужим, низким, рокочущим голосом велел Кабакура, и отаку как ветром сдуло. Но Кабакура уже о нем забыл, устремив пылающий взгляд на Коянаги. Та состроила невинную мордашку и пропела: — О, привет, Дуракура. С каких это пор ты мешаешь мне косплеить? На самом деле она была далеко не так спокойна, как хотела показать. От тяжелого взгляда Кабакуры внутри все трепетало и сжималось в тугой комок от предвкушения. Вот оно! Именно такой реакции она и хотела добиться! Увидеть, как в его глазах плещется расплавленный обжигающий металл. Как на лице появляется властное, жесткое выражение. Кабакура уже собрался ответить, но тут до его ушей долетели щелчки камер телефонов и возмущенные голоса. — Эй, мужик, ты чего? — Сцена ревности прямо как в аниме! — Ва-а-а, девочки, идите скорее смотреть! — А может, охрану вызвать? Повинуясь скорее инстинктам, чем разуму, Кабакура сграбастал успевшую только пискнуть Коянаги в охапку и потащил, сам не зная куда. Лишь бы подальше от этих влажных глаз, от липких рук и вспышек телефонов. Кабакура торпедой несся вперед, люди разбегались с его пути, а счастливая Коянаги обвивала руками его шею, думая, что план удался просто идеально. Когда он последний раз вот так носил ее на руках? Ой давно-о-о-о. Пожалуй, еще в студенческие годы, когда она в тренировочном лагере волейбольной команды в горах подвернула ногу на крутой тропинке. Было так приятно ощущать его сильные надежные руки, крепко обнимающие ее. А как он рыкнул на пытавшегося ее лапать придурка? Ну и кто тут не ревнует, а? Тем временем краем глаза Кабакура заметил дверь, ведущую видимо, в подсобное помещение. Повинуясь острому стремлению спрятаться где-то вместе с Коянаги, он свернул к двери. Та оказалась не заперта, и Кабакура, влетев в слабо освещенную комнатушку, свободной рукой повернул замок, а затем прижал Коянаги к стенке. Сухой щелчок замка ударил по натянутым струнами нервам, и Коянаги впервые задумалась, а не зашла ли она в своей провокации слишком далеко? Кабакура нависал над ней, уперев руки в стену по обе стороны от ее лица. Коянаги каждой клеточкой кожи ощущала исходящий от него яростный жар. Его взгляд пригвождал ее к стене, заставляя непроизвольно сжимать ноги, между которыми разливалась волна тепла. — И что это за хрень? — процедил Кабакура сквозь зубы. Он слегка успокоился, сквозь затопившую разум кровавую пелену уже начали прорываться здравые мысли, вроде «что теперь люди подумают?». Коянаги каким-то особым чутьем уловила эту перемену настроения. Возможно, ей сейчас не стоило подливать масла в огонь, но все внутри звенело от предвкушения. Коянаги хотела, безумно хотела увидеть, что случится, если довести Кабакуру до ручки. — А что такого? — Она удивленно похлопала пушистыми накладными ресницами. — Ты же сам говорил, что не ревнуешь. — И не ревную! — просто из чувства противоречия рявкнул Кабакура. — Тогда к чему вся эта сцена? — Коянаги подбавила в голос презрительных ноток. — Ты распугал всех моих фанатов. Начавшее возвращаться к Кабакуре спокойствие вмиг испарилось, точно вода на жаре. — Фанатов?! — раненным медведем взревел он и, схватив Коянаги за плечи, встряхнул так, что она слегка ударилась затылком о стену. — Значит, тебе нравится, когда на тебя пялятся помешанные на хентае отаку?! Может быть, тебе еще хочется, чтобы они тебя полапали?! Его ярость мгновенно передалась Коянаги, она вспыхнула как фитиль, забыв, ради чего собственно затеяла весь сыр-бор. — Нравится! — с вызовом выплюнула она Кабакуре в лицо. — Пусть хоть какие-то мужики посмотрят на меня с вожделением, раз ты не обращаешь внимания! Каждый вечер утыкаешься в свое юри, на меня и не взглянешь! Вот и дрочи на него, а я пойду! Она сделала движение, но пальцы Кабакуры больно впились в плечи. Он прижал ее к стене, наваливаясь сверху. Сквозь тонкую ткань его футболки Коянаги ощутила, его горячее, напряженное тело. Каждый мускул... — Внимания хочешь... — выдохнул ей в лицо Кабакура. — Будет тебе внимание... Он поцеловал ее грубо, напористо, так же, как когда-то давно в раздевалке, где они впервые занялись сексом после тренировки и бурной ссоры. Где-то на краю сознания Кабакуры билась паническая мысль: «Ты что делаешь, идиот?! Сюда в любой момент может зайти кто-то из персонала! У них наверняка есть ключи! И снаружи вас точно услышат!». Но все разумные доводы потонули в волнах неистового желания. Сейчас он покажет этой стерве, что она — только его. Сотрет эту высокомерную улыбочку с ее лица, заставит ее извиваться под ним и стонать... Кабакура чуть прикусил губы Коянаги, пьянея от металлического привкуса крови во рту. Она в отместку скользнула руками под его футболку, впилась длинными ногтями в спину. Но боль только раззадорила, подстегнула. Между их телами будто проскакивали молнии, вызывая дрожь и волны мурашек по коже. Оба ощущали, как по венам огненной лавой растекается адреналин. Кабакура думать забыл о прелюдии и нежных ласках, которыми он обычно старался возбудить Коянаги, чтобы она получила максимальное удовольствие. Сейчас он просто хотел оказаться внутри нее, стать с ней одним целым. Немедленно. Снова мелькнула разумная мысль, что это попахивает насилием и все такое. Но именно в этот момент Коянаги расстегнула его джинсы и коснулась кончиками пальцев напряженного члена. В голове будто взорвался фейерверк. Кабакура одним мощным движением рванул вниз шортики Коянаги. Раздался слабый треск, но ему не было до этого дела. Так же быстро приспустил свои штаны и белье. С низким стоном Кабакура погрузился в нежное, влажное лоно Коянаги сразу на всю длину. Поцелуем поймал рвущийся с ее губ крик. Его накрыло ощущение потрясающей полноты, гармонии. Вот она, вся — его, только его. Он начал двигаться, сначала медленно, потом все быстрее и быстрее, буквально вдалбливая Коянаги в стену. Сперва ей было больно, но было в этой боли что-то ненормально приятное. Какое-то торжествующее удовлетворение. Вскинув ноги на талию Кабакуре, Коянаги постаралась подстроиться под его ритм, поддаваясь навстречу его жадным движениям. По ее телу волнами прокатывалось наслаждение, разлетаясь яркими серебряными вспышками где-то в затылке. А сжимавшаяся все это время внутри пружина начала распрямляться, распрямляться... Оргазм накрыл обоих одновременно. Коянаги сотрясала крупная дрожь, ей казалось, она падает куда-то с высоты, но было не страшно, а легко и свободно, точно она могла вот-вот взлететь. — Ханако, — жарко выдохнул Кабакура ей в ухо. Только он один умел так произносить ее имя, что внутри все пело. И Коянаги с нежностью, которая так не вязалась с недавней граничащей с яростью страстью, поцеловала его в шею. С минуту они еще постояли так, наслаждаясь ощущением единения. Затем Кабакура отстранился и без сил осел на пол, Коянаги, сползая по стене, опустилась рядом. Оба тяжело дышали, словно только что пробежали марафон. Трясущимися руками Коянаги натянула шорты, чудом выжившие после встречи с разозленным Кабакурой. Трусикам повезло меньше — теперь они уже никуда не годились. — Ну вот, стринги мне порвал, дурень, — первой заговорила Коянаги. Ей хотелось сказать совсем другое, хотелось поделиться тем потрясающим ощущением, что разливалось внутри, но не находилось слов. Хотелось признаться, как сильно она любит Кабакуру, но это простое признание всегда давалось ей тяжело. До Кабакуры не сразу дошло, о чем толкует Коянаги. Затуманенным взглядом он покосился на кусочек кружевной ткани, который она ему демонстрировала. Вид трусиков, которые он только что самолично порвал, вернул Кабакуру в реальность. Он постепенно начал осознавать, что натворил. — О, черт. — Кабакура провел рукой по лицу, стирая пот, а вместе с ним и остатки того почти первобытного бешенства, которое недавно туманило ему мозг. — Прости, сам не знаю, что на меня нашло. Я... не сделал тебе больно? Он был готов сквозь землю провалиться от стыда. Набросился на Коянаги, будто какой-то зверь да еще прямо в подсобке. Позорище! Коянаги без труда угадала, какие мысли сейчас бушуют в голове Кабакуры, и твердо произнесла. — Ты сделал мне хорошо. Потянувшись, точно довольная кошка, она проворковала: — Мне кажется, у нас такого секса со студенческих лет не было. Кабакура нахмурился, хорошо, конечно, что Коянаги все понравилось, но ностальгическая нотка в ее голосе его насторожила. Он-то был уверен, что ее в их интимной жизни все устраивает. — Если тебе хотелось, чтобы я грубо взял тебя в подсобке, могла бы просто попросить, — буркнул он. Улыбнувшись, Коянаги протянула руку и взъерошила его волосы. — Мне нравится и то, как у нас все происходит обычно. Просто иногда хочется чего-то эдакого... К тому же мне было приятно видеть, как ты ревнуешь. — Я не... — привычно начал Кабакура, но понял, что теперь-то отпираться бессмысленно. — Ладно, ревную немного. Да и как не ревновать, когда эти мужики вокруг тебя так и вьются! А потом дома будут пялиться на твои фотки и... Коянаги прижала пальчик к его губам. — Ты такой милый, когда ревнуешь! Оглядываясь назад, Кабакура подумал, что недавно он выглядел как угодно, но точно не мило. Но раз Коянаги нравится, это главное. Кабакура притянул Коянаги к себе, мягко поглаживая ее так, что касался голой кожи лишь кончиками пальцев. После недавнего буйства, словно штиль после шторма, наступило спокойствие. Хотелось нежности и ласки. Устроив голову на плече у Кабакуры, Коянаги вдыхала солоноватый запах пота, смешанный с особым ароматом самого Кабакуры, который трудно было описать в двух словах. — Извини, я тебя, кажется, поцарапала, — пробормотала Коянаги. Ее начало охватывать запоздалое смущение. — Да ничего страшного, — героически произнес Кабакура, хотя спина болела и чесалась. — Кстати, что с твоей одеждой? Я могу что-нибудь принести... — Нормально, шорты то не пострадали, — небрежно проговорила Коянаги. Кабакура напрягся. — Ты ведь не собираешься продолжать косплеить Йоко? Коянаги невольно усмехнулась, услышав в этом вопросе отголоски ревности. Но как ни хотелось снова подразнить Кабакуру, она сказала: — У меня в рюкзаке припасен еще один костюм... На этот раз мужского персонажа, с застегнутым на все пуговицы сюртуком и брюками. — Какое облегчение, — не без сарказма сказал Кабакура. Он встал сам и, протянув руку, помог подняться Коянаги. Мысленно пожалел, что у него нет даже ветровки, чтобы отдать ей. Не футболку же с себя снимать? К тому же она жутко мятая и с желтым пятном от спермы... И тут Кабакура похолодел. Коянаги заметила выражение неимоверного ужаса, отразившееся на его лице. Пожалуй, таким напуганным она Кабакуру не видела даже во время совместного просмотра ужастиков. — Эй, что случилось, Таро? — Она даже назвала Кабакуру по имени, что делала крайней редко, желая хоть как-то подбодрить. — Мы забыли презервативы... — прошептал Кабакура таким голосом, будто сообщал о конце света. Хотя на его взгляд это и был конец света. В первое мгновение Коянаги тоже испугалась и растерялась: дети в их планы сейчас совершенно не входили. Да и зачать ребенка во время быстрого секса в подсобке это как-то... Но затем Коянаги разозлилась. Кабакура так испугался, будто она могла родить монстра! Что такого страшного, если у них будет ребенок? В конце концов, разве не к этому они движутся? Они уже десять лет вместе, и Коянаги считала само собой разумеющимся, что рано или поздно они создадут семью. Или Кабакура считает по-другому? Коянаги обдало холодом от мысли, что для Кабакуры их будущее может быть не так очевидно. И она решила все выяснить здесь и сейчас. — А что такого жуткого в том, что у нас будет ребенок? — спросила Коянаги, глядя Кабакуре прямо в глаза. — Нам уже скоро стукнет по тридцать, пора и о семье подумать. Ему стоило тщательно обдумать ответ, но, как часто бывало, Кабакура ляпнул то, что первым пришло в голову: — Дети? У нас, двух отаку? Да ты представляешь этот треш?! Ты будешь косплеить какую-нибудь мамашу из аниме, а я читать им на ночь юрийную мангу? Дети — это большая ответственность, нам придется отдавать им все свободное время, забыть про аниме, про фесты... Ты сможешь отказаться на время от косплея? Сомневаюсь... Еще говоря, Кабакура понял, что несет чушь, но остановился слишком поздно. Лицо Коянаги побелело от гнева, не того наигранного гнева, который сопровождал их обычные перепали, ставшие чем-то вроде игры. Коянаги злилась на самом деле. И доказательством этого для Кабакуры стало то, что она не заорала на него, не попыталась ударить, а заговорила холодно: — Значит, со мной ты просто спишь, а семью предпочел бы создавать с обычной девушкой? Кабакура мог бы возразить, что ему не нужны никакие обычные девушки. Мог сказать, что он любит Коянаги такой, какая она есть. Но все слова застряли в горле, Кабакура застыл, придавленный мыслями о семье и детях. Он никогда раньше об этом не задумывался. Нет, конечно, где-то в будущем маячили образы их семейной жизни с Коянаги (что бы она ни думала, а никого другого он своей женой не представлял). Но все это казалось пока таким далеким... Коянаги вышла из подсобки, тихо притворив за собой дверь, и Кабакура не стал ее останавливать. Когда он очнулся от оцепенения и выбежал следом, Коянаги уже нигде не было видно. *** На палочке ярко выделялись две полоски. Конечно, для надежности стоило сделать еще пару тестов, но Коянаги чувствовала: все верно. Всегда происходит то, чего ты больше всего боишься. Она боялась положительного результата теста на беременность, и вот, пожалуйста. Хотя кроме страха Коянаги ощущала и какое-то злое торжество. Кабакура завертится, как уж на сковородке, когда узнает! Она и тест-то сделала исключительно из странного чувства мстительности. Раз Кабакура так не хочет от нее детей, она вот возьмет и забеременеет! Коянаги потянулась к лежащему на прикроватной тумбочке мобильному. Она желала быстрее сообщить Кабакуре новость. Возможно, стоило даже сказать ему лично? Как шикарно будет выглядеть его перекосившееся лицо! Рука замерла, так и не коснувшись телефона. Коянаги представила, как отреагирует Кабакура. Он ответственный и серьезный, так что можно даже не сомневаться, новость о ребенке тут же заставит его сделать Коянаги предложение. Он станет прекрасным отцом, носящимся с ребенком, как с писаной торбой. Вот только будет ли он счастлив? Или будет постоянно думать о том, как сложилась бы его жизнь, если бы ни один опрометчивый поступок, навсегда привязавший его к Коянаги. Нет, вслух он наверняка ее ничем не попрекнет, будет верным, добросовестным мужем. Но... Спрятав лицо в ладонях, Коянаги ощутила, как по щекам катятся горячие слезы. Она хотела, чтобы Кабакура назвал ее женой, потому что сам так решил, а не потому, что его загнали в угол обстоятельства. *** После злосчастного Комикета Коянаги почти целую неделю избегала Кабакуру. На работе разговаривала с ним сухо и официально, на сообщения в Вотсаппе не отвечала. Хотя Кабакура ей почти не писал. Ему нужно было время, чтобы разобраться в себе. Он спинным мозгом чувствовал: настал переломный момент в их отношениях, после которого станет ясно, разбегутся они или начнут дальше строить совместную жизнь. Кабакура ругал себя последними словами за то, что ляпнул тогда в подсобке, не подумав. Чем больше он размышлял о детях, тем больше понимал, что хочет ребенка. Наблюдая за малышней, резвящейся на детской площадке возле его дома, он представлял, каково это — играть тут с собственным ребенком. Наверное, здорово. Ну и что такого, если они с Коянаги хардкорные отаку? В этом нет ничего крамольного. Конечно, на время пока их ребенок будет маленький, придется отказаться от привычных развлечений, но так делают все родители. Они спрячут юри и яой, будут смотреть с малышом милые детские аниме. Чем больше Кабакура думал, тем яснее представлял себе будущую семейную жизнь. Он уже нафантазировал уютный домик в пригороде, с садом, в котором играют двое детей: мальчик и девочка. Он и имена им придумал. Нужно было поговорить с Коянаги, извиниться, все объяснить. Приняв решение, Кабакура сразу же ей позвонил, даже не пытаясь послать сообщение в Вотсаппе, которое слишком легко проигнорировать. Но и на звонок Коянаги не ответила. Однако Кабакура не собирался отступать. Он набирал номер Коянаги снова и снова, пока, после пятого раза, она, наконец, не взяла трубку. — Прекрати названивать, Дуракура, я в больнице! И сразу же оборвала связь. Кабакура не поверил, что Коянаги на самом деле у врача. С ее-то железным здоровьем! Наверняка просто врет, чтобы от него отделаться! Ну, так просто ей от него не уйти. Ухмыльнувшись, Кабакура позвенел связкой ключей в кармане. Они с Коянаги давным-давно сделали дубликаты ключей друг друга. Он подождет Коянаги в ее же квартире. Должна же она туда вернуться, хотя бы ночью. В квартире Коянаги Кабакура был как у себя дома, он знал здесь каждый уголок, мог точно сказать, где что лежит. Скинув пиджак на спинку дивана, Кабакура прошел на кухню. Взял в холодильнике ледяного пива и расположился перед телевизором, собираясь посмотреть аниме. Вот только расслабиться никак не получалось, яркие картинки на экране совершенно не отвлекали, Кабакура снова и снова возвращался к навязчивым мыслям. Он ведь фактически собирался сделать Коянаги предложение. Возможно, стоило оформить все как-то более романтично: купить кольцо, встать на одно колено? Коянаги не любила всю эту, как она говорила, «седзешную ерунду», но, может быть, в особенный момент в жизни ей захочется чего-то эффектного. Кабакура пожалел, что не купил цветов. Пожалуй, еще можно было сбегать. Быстр допив остатки пива, Кабакура отнес пустую бутылку в мусорку: он любил порядок. Когда он выбрасывал бутылку, кое-что в ведре привлекло его внимание. Поверх горы скомканной упаковки и шкурок от фруктов лежала яркая коробочка с надписью «Тест на беременность». Бутылка выпала из ослабевших пальцев Кабакуры, звонко ударилась об пол и покатилась, дребезжа. С минуту Кабакура просто таращился на коробочку, а в голове рефреном повторялось: «Тест на беременность», «Тест на беременность». Затем, словно кто-то нажал на кнопку «Пуск», Кабакура рванулся к ведру с мусором и, наплевав на брезгливость, принялся рыться в нем. Его старания вскоре были вознаграждены, Кабакура нашел палочку, на которой еще можно было разглядеть две полоски. Гугл быстро подсказал, что это значит, хотя Кабакура и так догадывался. Новость ошарашила его далеко не так сильно, как могла бы. Пожалуй, внутренне Кабакура был готов к такому повороту событий и даже был в чем-то рад. Интересно, когда Коянаги собиралась сообщить ему? Или... Тут Кабакура ощутил, как накатывает волна паники... Вообще не собиралась? Когда Коянаги узнала, что беременна? Все тот же многомудрый гугл сообщил, что современные тесты на беременность настолько хороши, что могут выявить ее уже на третий-четвертый день после зачатия. С приключения в подсобке прошло уже больше недели... Кабакура припомнил, что Коянаги у врача, и ему стало совсем хреново. Кто его знает, что Коянаги в голову взбредет? Женщины иногда такие глупости творят. Кабакура схватил телефон, судорожно набрал номер, не сразу попав в нужные кнопки. На сей раз Коянаги ответила всего после третьего гудка. — Хватит меня дергать, Дуракура! — рявкнула она. — Я в автобу... — Не смей избавляться от нашей Киоко! — заорал Кабакура, не дав ей закончить. — Кого? — опешила Коянаги. — От нашей дочери, — чуть спокойнее сказал Кабакура. — Я бы хотел так ее назвать, но если тебе не нравится, можем придумать другое имя... От волнения он начал заговариваться и совсем замолчал, смешавшись. Коянаги на другом конце линии тоже молчала с минуту, потом спросила глухим голосом: — Как ты догадался? — Нашел тест в мусорном ведре. Тут не надо быть Шерлоком Холмсом. — Ладно, жди меня дома, я скоро приеду, тогда и поговорим. Не посвящать же в наши проблемы весь автобус. И Коянаги отключилась. Ожидание показалось Кабакуре вечностью, хотя часы показали, что Коянаги пришла всего через пятнадцать минут после их разговора. Коянаги стремительно вошла в гостиную, заявила, не глядя на Кабакуру: — Никого я убивать не собиралась, просто ходила на прием к гинекологу. На самом деле с врачом она консультировалась насчет аборта, но Кабакуре об этом сообщать точно не собиралась. Кабакура ей ни на миг не поверил. Он слишком хорошо знал это выражение лица, которое всегда появлялось у Коянаги, когда она хотела что-то от него скрыть. Но предпочел сделать вид, что действительно думает, будто она ходила к гинекологу лишь для того, чтобы подтвердить беременность. Взяв тонкую руку Коянаги в свою, Кабакура нежно провел пальцами по тыльной стороне ее ладони. — Хочу извиниться за то, что наговорил тогда на Комикете. Я просто растерялся и нес околесицу. Конечно же, я хочу, чтобы у нас был ребенок... Резко вырвав руку, Коянаги отвернулась. — Ты так говоришь просто потому, что я уже залетела. — От горечи, звучавшей в ее голосе, у Кабакуры защемило сердце. — Я не хочу, чтобы ты женился на мне только из чувства долга... У Кабакуры в голове мгновенно сложилась цепочка рассуждений Коянаги. Эх, вот вечно она так, как выдумает что-нибудь, так уж выдумает. Хотя он тоже хорош. Протянув руки, Кабакура положил ладони на щеки Коянаги, заставляя ее повернуться к нему. Как и следовало ожидать, у нее уже глаза были на мокром месте. — Я хочу, чтобы у нас была дочка, — мягко проговорил Кабакура. — У нее были бы твои глаза, и она была бы таким же невыносимым сорванцом, как и ты. Я бы ее баловал, какие бы проделки она не устраивала, а вот ты бы точно стала строгой мамочкой. По щекам Коянаги потекли слезы и Кабакура стер их подушечками больших пальцев. — Юки, — вдруг заявила Коянаги. — Что? — Кабакура растерялся. — Я хочу, чтобы нашу дочку завали Юки. И, видя как Кабакура озадачено разинул рот, Коянаги улыбнулась. Кабакура откашлялся, готовясь произнести важные слова. Пусть у него не было при себе кольца, но их стоило сказать прямо сейчас. — Ханако, давай съедемся. И если тебе не надоест видеть каждый день с утра до вечера мою рожу, то поженимся. Вместо ответа Коянаги заключила его в крепкие объятия.