***
Владыка Западных пустошей, Гиблых болот и Проклятых гор, кошмар Ада, Рая и соседних деревенек его Темнейшество Альферац Пятнадцатый сидел в одиночестве на троне и мрачно хрустел моченым яблочком. Настроение было омерзительным, трон жестким и холодным, а яблоко морщинистым и с бочком. Это раздражало и било по самолюбию. Вот почему Альферац (или Альфи, как его обычно называла маменька) мог сровнять горы с землей или разогнать вражескую армию одним лишь взмахом объятой магией руки, а наколдовать себе что-то самое банальное — вроде всё того же яблочка — вечно оказывался неспособен? Да что там яблочко! Обезопасить себя от нежелательной магической беременности и то не сумел! И какая, хотелось бы знать, сволочь расстаралась? И, главное, зачем? Собственно, подозрения были. Как не быть, если постоянно имеешь дело с неуправляемой шоблой демонов всех мастей? Из-за этих тварей даже штаны и те пришлось перестать носить! Нет! Конечно, не потому, что эти дьявольские отродья… гм… гм… Нет, короче! Все дело было в древней традиции, ритуале покорности, который демоны неизменно, уже не первое тысячелетие были обязаны исполнять по отношению к Темному властелину — их укротителю и владыке на земле. Сначала, когда Альфи еще только вступил на престол, ритуальное целование в зад — в самую, сука, шоколадную розочку, которую по этой причине еще и постоянно требовалось содержать в идеальной чистоте! — смущало и откровенно выбешивало. Приходилось всякий раз приспускать штаны, раскорячиваться совсем не элегантно и уж точно не величественно. Демоны, черти и бесенята явно глумились, хихикали за спиной, пошло щупали за задницу, разводя половинки. Да ну! И вспоминать тошно! Делать в штанах прорезь? И так и ходить с дыркой на заду? Вообще хрень какая-то. Зазывалочка, мать ее! Хорош он будет: Темный властелин, земной владыка всяческой нечисти и вообще первый парень на деревне, — если каждый будет знать, что у него дырка в штанах на самом интересном месте! В такие моменты опять некстати вспоминалась маменька и ее извечное: «Из тебя, сынок, Темный властелин, как из дерьма пуля!» Маменька вообще была женщиной непростой. Да и какая другая смогла бы выжить и, более того, благоденствовать, прижав к ногтю такого мужчину, как папенька Альфи — Альферац Четырнадцатый? Но ведь под боком у этих двоих как-то выжил и даже не свихнулся и сам Альфи! И более того, когда папаня все-таки сбежал от жены в иное измерение, где, как говорят, обрел себя в роли врача-дантиста, сын-то его героически остался на боевом посту и принял на свои плечи весь груз адской ответственности. А значит, на самом деле не таким уж слабаком он был, и речи маменьки носили скорее воспитательный характер, чем были констатацией реального факта. Если б еще не эти самые поцелуи в зад! Впрочем, решение, как сделать их не столь… гм… стремными, нашлось. Однажды ко двору Темного властелина Альфераца Пятнадцатого пожаловали за каким-то своим надом жители Проклятых гор. Это были сплошь здоровенные бородатые мужики, вооруженные до зубов и расписанные татуировками и шрамами, но при этом разряженные в юбки-клеш с запáхом да еще и в гольфики. Причем выглядело это, как ни странно, совсем не смешно, а очень даже брутально — одни крепкие волосатые коленки, торчавшие из-под этих самых килтов, чего стоили! Альфи глянул и понял: оно. Вот просто его размерчик! И удобно-то как! Можно ж теперь будет, принимая очередное посольство демонов, не зад отклячивать, а этак вальяжно развалиться на троне, закинуть ногу на подлокотник и, сука, смотреть в глаза тем, кто ранее подло гиенил за спиной. Мелкие бесенята, явно придавленные тяжелым, совсем неласковым взглядом Темного властелина, изменения в ритуале приняли безропотно — чмокали звонко и убегали прятаться за спины более опытных товарищей; черти помялись, позыркали гневливо и тоже покорились; а вот с высшими демонами дело пошло трудно — оказалось, что их адски ломает становиться перед троном человечьего мага на колени, а после, склоняясь под его взором, тянуться губами к месту, через которое этот самый человек обычно опорожняет кишечник! Но традиции, чтоб им! Ритуалы, бля! Так что демоны некоторое время пополыхали яростью, а потом вроде как смирились, перестали смотреть так, будто не целовать собрались, а зубами грызть. Да и самому Альфи происходящее вдруг стало нравиться. Подумать только: сила, способная разнести дворец Темных властелинов в труху, — и у твоих ног! А эти горящие глаза, полные самых разных страстей! А умелые губы и длинные языки… гм… у некоторых… Ритуал предусматривал простой поцелуй — прикосновение к анусу Темнейшего и всё, но Альфи не нашел в себе сил возразить и остановить, когда один из высших демонов — грозный, круторогий и длиннохвостый красавец Талит-Хедус Пастериор — позволил себе нечто большее: не просто чмокнул и откланялся, а приласкал, понежил, а затем и вовсе проник самым кончиком языка в отверстие, расслабленно приоткрывшееся от изумления и неожиданности… С того первого раза ласки эти, невидимые другим, но более чем ощутимые и впечатляющие, стали еще откровеннее. Теперь демон, не отрывая глаз от лица Альфи, проталкивал в его тело язык полностью — до казавшегося очень толстым основания, а после еще и двигал им туда-сюда, совершая что-то исключительно похожее на половой акт! «Как можно?!» — возмутился бы иной Темный властелин… Но Альфи, сука, нравилось! Настолько, что приходилось стискивать зубы, чтобы не стонать от наслаждения, и прятать неизменно восстающий после такого вот «ритуала» член в складках угольно-черного килта… И вот теперь беременность! Беременность, мать ее! Ко всему еще и невесть откуда взявшаяся! И бабе-то — незадача, а уж мужику да еще и Темному властелину — и вовсе позор! — Убью! — взвыл Альфи и отшвырнул от себя яблочный огрызок с такой яростью, что он взорвался в углу, расшвыряв сложенные там сундуки с подношениями. — Запытаю! Хвост на горло намотаю! Рога повыдергаю! Мозги через ухо высосу! В кишки пауков напущу! Собственное говно жрать заставлю! Ууу! Осознать, что приключившаяся беременность — не морок, не шутка, а суровая реальность, было нелегко. Сначала Альфи просто не поверил тому, что сказал древний лич, врачевавший род Темных властелинов не первую тысячу лет. Не поверил, но предсказуемо взъярился, и лич был уничтожен с особой жестокостью. Однако утренняя тошнота и опухшие, ставшие особо чувствительными соски от этого никуда не делись, и лича пришлось вернуть к его нежизни. Он тут же заговорил о правильном питании и отказе от выпивки, и Альфи, не сдержавшись, вновь порубил его в труху, чтобы затем опять магически восстановить, потому что… ну… Где-то в промежутках между уничтожением и воссозданием невозмутимого, всякое в нежизни повидавшего лича Альфи, всегда страшный в гневе, сжег еще и несколько деревень (впрочем, если верить доносам, специально отстроенных ушлыми крестьянами из песка и фанеры как раз для таких вот случаев). А кроме того иссушил болото, чтобы после, уже просто похулиганив, из получившихся облаков составить неприличное слово, на время накрывшее собой соседнее княжество, где не первый год мутил какие-то каверзы князь Ицапр… Ну и, конечно, на бесов, чертей и демонов навел такой страх, что те попрятались кто куда — и кончика хвоста не высовывали. Уклониться от прямого разговора не было шансов только у Владыки Ада Люцифера, но и от него ничего путного добиться не удалось. Эта вражина уперлась рогами и только прятала глаза, разводила когтистыми лапами и повторяла раз за разом что-то вроде: «Обязательно! Разберемся! Исправим! Виновные понесут… эмм… Я имею в виду, понесут достойное наказание! Обязательно!» — Обезьяний ты член! Чертила позорный! — сказал ему трагическим голосом Альфи и поискал глазами среди высших демонов, стоявших за спиной у Владыки, Талита-Хедуса Пастериора. Однако его не было. Альфи поинтересовался причинами, но услышал лишь краткое: «Призван!» Остро хотелось узнать кем, какой маг оказался настолько силен, чтобы призвать высшего демона и заставить его служить себе, по сути, пленив. Вот Темный властелин Альферац Пятнадцатый никогда ничего такого себе не позволял, связанный все теми же традициями, гори они божественным огнем! В итоге разобраться ни в чем так и не удалось, так что демоны во главе с их Владыкой были низвергнуты обратно в Ад, а Альфи, выпустив вновь скопившееся раздражение парочкой разрядов молний, пригорюнился на своем неудобном каменном троне, рядом с которым — так, чтобы особо в глаза не бросалась, но легко было дотянуться рукой — с некоторых пор притулилась небольшая дубовая кадочка с мочеными яблоками… И все-таки как же получилось, что он — опытный, неглупый и привыкший к любым каверзам маг — проморгал момент, когда его самым преступным образом поимели?! И не просто так, а еще и с последствиями! В первые минуты после того, как в наступлении магической беременности не осталось сомнений, Альферац попытался было заведшегося внутри его тела оккупанта извести — долбанул по нему от расстройства сырой магией… И не преуспел! Заклятие отскочило от кокона, сотворенного чьим-то мощным колдовством, словно горох от стены — с треском! Нет, Альфи почти не сомневался, что если приложит действительно все свои силы, чужую злую волю удастся превозмочь — не родился еще на свете колдун, который по части черной магии был бы сильнее его темнейшества Альфераца Пятнадцатого. Но, если честно, решимости почему-то не было. Проклятье! Над крышей замка опять загрохотал гром, а в землю у его подножия ударили молнии. Древнее строение покачнулось, но выдержало. А как только все стихло, дверь тронного зала приоткрылась, и в нее, изящно ступая, вошел снежно-белый кот.***
— Говорят, Темнейший окончательно умом тронулся! Ганс услышал этот разговор, посмотрел на двух торговцев из соседнего княжества, расположившихся рядом с ним на рынке, а после тревожно перевел взгляд на небо. Но оно было ясным — ни облачка в лазоревой глубине, ни намека на град, мор и адский огонь! Сплошная ангельская благодать — будто и не во владениях Темного властелина все происходит. Однако, несмотря на творившуюся вокруг лепоту, было тревожно. Да и вообще: что за напасть? Вот не хотел же Ганс после некоторых весьма впечатляющих событий не то что сплетничать, но даже слушать, как это делают другие, и все равно раз за разом оказывался вовлеченным. — И что с Альферацем на этот раз? — продолжил один из мужичков. — Да у него котомания развилась в самой тяжелой форме! Брат мой — он, дурак, тут живет, под пятой Тьмы — рассказывал, что, когда с головой своим сельским на поклон к Темнейшему ходил, чтобы тот саранчу от посевов отвадил, все своими глазами видел. Альферац принял их, как и положено, в тронном зале. Только не один, а с котами. И твари эти так кругами у его ног и ходили, на спинке трона сидели и на подлокотниках. Все черные, будто из ада сбежали. А один, брат говорит, белый. Так вот он у Темнейшего прямо на пузе лежит. Тот его гладит и за ушами ему чешет, а кот, тварюга хитрая, знай себе урчит. — Святые потроха! Эк его плющит-то! — А все потому, что мужика у него нормального нет. Ребеночек в проекте имеется, а вот… Соседи злословили еще долго: и о том, что коты — твари ведьминские, для мужиков-колдунов позорные (тут Ганс, сам котиков любивший за полезность и мягкие животики, только внутренне пожимал плечами); и о том, что Темнейшество, с одной стороны, «уж не тот», а с другой — «и как такого злыдня земля носит» (тут у Ганса, всегда отличавшегося разумной справедливостью, так и чесалось предложить сплетникам определиться, чем же именно им не угодил Альферац — тем что злобен недостаточно или тем, что в этом деле у него перебор). Короче говоря, сдерживал себя Ганс от вмешательства в чужую болтовню изо всех сил, и все же неприятная и откровенно опасная беседа завершилась только после того, как он вежливо поинтересовался: — А с саранчой-то что? — С какой? — не понял торговец справа — тот, чей брат и ходил к Темнейшему на прием как раз по поводу этой напасти. — Ну… — протянул Ганс и напомнил сказанное ранее. — А! — торговец только рукой махнул. — А чего с саранчой? Нормально все. Исчезла. — Сама? — уточнил Ганс. Но торговец только пальцем у виска покрутил, хмыкнул презрительно, а после вернулся к своему основному занятию: принялся зазывать покупателей. Однако все они странным образом обходили его стороной. А вот к Гансу разве что очередь не стояла. Но о причинах этого он в тот момент, понятно, не задумался. Да и когда ерундой заниматься, если торговать надо?***
С наступлением беременности Альфи стали регулярно мучить кошмары. Эротические. Ходили слухи, что в ином измерении, куда от маменьки сбежал папенька Альферац Четырнадцатый, людишки делали такую штуку, как кино. И какая-то часть этого странного, однозначно извращенного (а потому очень притягательного) чародейства так и называлась «эротические триллеры». Вспомнив об этом, Альфи даже подумал, что сны его — как раз таки привет от папеньки, который всегда отличался нездоровым чувством юмора, но проведенное магическое расследование показало, что это не так. То, что виделось ночами Альфи, было местного производства. И это совсем не радовало, потому что снилось ему каждый раз примерно одно и то же: что вилорогий красавчик Талит-Хедус Пастериор по традиции стоит на коленях между широко раздвинутых ног Альфераца. И не просто стоит, а целует его — сначала в анус, самым наглым и сладким образом проталкивая в него язык, а после и в напряженные, подобравшиеся яички. А еще мгновение спустя его горячие жадные губы смыкаются вокруг восставшего члена Темного властелина… И Альфи лишь стонет томно, потому что Талит-Хедус Пастериор сначала нежит его ласковыми посасываниями, потом заглатывает глубоко в горло, одновременно вдруг поднимаясь с коленей. И в этот самый миг оставленный без внимания и совершенно точно заскучавший анус Альфи чувствует прикосновение демонского срамного отростка. Одно сладкое, тягучее движение, и он уже внутри, распирая ранее растянутое языком и смазанное слюной отверстие, начинает двигаться, наращивая темп, отчего член самого Альфи, самым поразительным образом все еще погруженный в рот проклятому демону, взрывается наслаждением. Талит-Хедус Пастериор отрывается от своего занятия, порочно облизывает губы, смотрит прямо в глаза, тянется с поцелуем, делясь вкусом только что проглоченного секрета, и одновременно изливается в нутро Темного властелина сам. Причем демонской спермы так много, что она переполняет Альфи живот, и тот становится круглым и большим. Беременным! И при этом сам Владыка Западных пустошей, Гиблых болот и Проклятых гор, кошмар Ада, Рая и соседних деревенек его Темнейшество Альферац Пятнадцатый, все еще пребывая на крепком демонском члене, от всего этого не гневается, а откровенно тащится. Не молниями швыряется, а мурчит довольным котиком… Кстати, именно это мурчание всякий раз и будило Альфи после таких вот сновидений. Он обретал себя в своей спальне, огражденной от чужого проникновения самыми страшными заклинаниями, и обнаруживал, что с вечера оставленные за дверью черные коты теперь каким-то образом оказались в ногах, у груди, прямо на голове своего властелина и тарахтят старательно и громко. В то время как белый кот, получивший прозвище Снежок, напротив, стоит у живота Альфи и шипит громко и зло, глядя ангельски голубыми глазами в плотную ночную черноту в дальнем углу. Поначалу Альфи вскидывался и запускал туда файербол, но лишь пожег мебель и опалил камни стены. Потому что всякий раз получалось, что никого там нет. В итоге, еще и выслушав предельно вежливый, а потому особенно внушительный выговор от домового, хранившего замок Темных властелинов в первую очередь от них самих, Альфи громить все вокруг спросонья перестал. И, в очередной раз просыпаясь после «эротического триллера», лишь полным еще не пережитой страсти голосом говорил котам: — Брысь! Но те и ухом не вели, паразиты пуховые, знай себе устраивались поудобнее и дрыхли дальше. А вот Альфи после таких пробуждений засыпал с трудом — лежал, думал, трогал себя. Рука будто сама собой скатывалась с широкой волосатой груди на округлый, совсем не мужской живот, чтобы, преодолев его, зарыться в кудри на лобке, огладить только-только начавший успокаиваться член, а после нырнуть между ног — к анусу, который неизменно оказывался влажным и по ощущениям свежеотлюбленным. Нет, в нем не хлюпало пошло горячей демонской спермой, но сладко тянуло, а ощущение никуда не девшейся наполненности повергало в тихую негу… Блядь! В негу! Его! Темного властелина, закошмарившего Ад, Рай и даже хитрожопых людишек, которые устроились жить на соседних землях и теперь иной раз буквально садились на шею: то саранчу им прогони, то дождя дай, то от набегов понаехавших тут чужаков, похоже, также охочих до спокойной жизни, охрани. Ух! После третьего эротического кошмара, который слишком сильно смахивал на самую что ни на есть реальную реальность, Альфи вновь пригласил к себе владыку Ада, его сатанинское величие Люцифера Первого и единственного. Снежок, не отходивший от своего Темнейшего хозяина ни на шаг, на главного демона опять-таки шипел и скалился, нервно дергая хвостом, но насиженного места на животе у Альфи не покидал. А вот черные коты попрятались — будто и не было их никогда. Осмотрев грозно явившихся демонов и приняв от них ритуальные поцелуи, которые теперь почему-то совсем не радовали, хоть рогатые и копытчатые отродья так заметно трусили, что любо-дорого, Альфи вновь поинтересовался судьбой Талита-Хедуса Пастериора, но опять услышал в ответ от Люцифера уже знакомое: «Призван!» Спрашивать имя того, кто смог это сделать, было бессмысленно. Все те же древние договоры и традиции не позволяли демонам называть мага, который на время или навсегда становился хозяином одного из них. Тайной за семью адскими печатями оставались и дела, сотворенные по приказу призвавших. Причем демон не мог говорить о них даже в том случае, если все было очевидно, известно всем и тайной совершенно точно не являлось. Альфи знал это и все равно бушевал, негодовал и сыпал проклятиями, чувствуя, как после каждого когти Снежка впиваются ему в кожу, с легкостью прокалывая плотную одежду и даже магически заговоренный доспех, который теперь пришлось немного расставить в боковых сочленениях. Демонов во главе с Люцифером опять пришлось низвергнуть в Ад, так ничего от них и не узнав. После этого Альфи одернул килт, попытался поудобнее устроиться на жестком троне, выцепил из кадушечки у подножия уже не яблочко, а богатую каротином и витаминами морковку и тяжело задумался. Магическая беременность, судя по рассказам маменьки, протекала так же, как и обычная. Сейчас все уже устаканилось, неприспособленный к таким вот извращениям организм ситуацию принял, приспособился к ней. Да и сам Альфи понял, что уже совсем не хочет ненавидеть существо, поселившееся в нем, питающееся от него, целиком и полностью зависимое, беззащитное, вреда точно никому не сделавшее. В отличие от того обезьяньего члена, который все это и учинил… Но кто?! Какой гад на земле, на небесах или в адских чертогах имел на него, Альфераца Пятнадцатого, такой длинный и кривой зуб, чтобы нагнуть его и поиметь в извращенной форме, попутно еще и наградив ребенком? Снежок на животе взмуркнул, потянулся, затарахтел громче и перелег как-то так, что стало еще теплее и приятнее. Альфи погладил кота, а после осторожно приложил руку к животу. Ребенок… Разменная монета в чьей-то игре? Плод чьих-то интриг? Щас! — А вот хуй вам! Мой фуфик! Что мое, то не отдам! И как-то использовать не позволю! А то ишь!***
— Ты это куда? Ганс пожал плечами: — Его темнейшество наверняка захочет оборудовать детскую по высшему классу. А у меня ткани, подушечки мягонькие да цветастые с помпончиками и рюшечками, игрушки и другие нужные товары. Собеседник посмотрел на него, как на буйнопомешанного, и торопливо отступил в сторону. Но молния не настигла много чего понявшего за последнее время Ганса ни в тот момент, когда он, помимо своих товаров, грузил в повозку еще и резную люльку, изготовленную местным столяром и расписанную его женой; ни позднее, когда лошадка, доставшаяся ему в наследство от поджаренного за злые сплетни возчика, ступила на подъездной мост к замку Альфераца Пятнадцатого; ни в конце пути — когда отозвавшийся на стук стражник с антиангельским амулетом на груди, надетым на одну цепочку с антидемонским, выслушал заезжего торговца, закатил глаза и махнул рукой, приглашая въезжать. Ждать пришлось довольно долго, но потом оробевший было Ганс удостоился чести лично наблюдать за тем, как Владыка Западных пустошей, Гиблых болот и Проклятых гор, кошмар Ада, Рая и соседних деревенек его темнейшество Альферац Пятнадцатый, придерживая сильной рукой тяжелый живот, другой перебирает разложенные товары — оценивает шелковистость тканей и мягкость цветных подушек, а после прижимает одну из них — толстенькую и яркую — к закрытой чешуйчатым доспехом груди. — Какие слухи бродят нынче в народе? — поинтересовался при этом Темнейший и глянул на Ганса из-под широких бровей. Тот, памятуя о полученных ранее уроках, выставил перед собой руки и замотал головой: — Я не сплетник, ваше темнейшество. Никак нет! — Это хорошо, — согласился Альферац и улыбнулся, продемонстрировав ровный ряд белых и с виду весьма острых зубов. — Я уважаю твою позицию, но ведь новость становится сплетней, только если ее перетирают за спиной у того, кого она может непосредственно касаться. Когда же ее доводят до его сведения, не обсуждая и не осуждая, это уже и не сплетня совсем. Так ведь? — Так, — согласился Ганс, незаметно вытирая вспотевшие ладони о штаны. — Ну и? — Говорят, что недолго вам править, потому что негоже Темному властелину ходить беременным невесть от кого. Говорят, что это вашу слабость показывает, — решившись, выпалил Ганс и понял, что вот-вот обделается от страха. Но молния и в этот раз не поджарила его на месте, да и в небе по-прежнему не было ни облачка. Более того, Альферац Пятнадцатый выглядел вполне довольным, хотя в изломе его губ и проявилась неприятная, откровенно хищная усмешка. — А что еще говорят? Кого на мое место прочат? — К-князя Иц… Ицапра, — пролепетал Ганс, а потом вдруг шагнул к собеседнику, вставая на цыпочки и поднимая голову, чтобы заглянуть ему в лицо: — Ходят слухи, что он завладел каким-то очень сильным артефактом, который позволяет ему повелевать даже высшими демонами! Тут вид у Темного властелина сделался таким, будто он что-то очень приятное услышал. Ганс только дух перевел, ощущая, как расправляется клубок, скрутившийся у него в животе. А после и вовсе какое-то натуральное везение приключилось. Альферац ушел — несколько черных как ночь котов с нехорошими, слишком яркими глазами, лидером у которых тем не менее был кот снежно-белый, побежали за ним, мгновенно обгоняя хозяина и будто бы окружая его. А после к Гансу спустился косматый управдом, более всего похожий на очень крупного домового, и сообщил, что Темный властелин велел купить у торговца всё: и ткани для детской, и красивые толстенькие и упругие подушечки для услады чресел и поясницы, и люльку, и все мягкие игрушки — плюшевых чертенят, вязанных из лебяжьего пуха ангелков и даже сшитого из свиной кожи Люцифера с мягкими рожками и пушистым хвостиком. — Главное, чтобы физиономии у них были добрыми. Для ребенка ведь, — немного неуверенно сообщил управдом и уставился на кучу в телеге у Ганса. — Других не держим, — вежливо кланяясь и не веря собственным ушам, отозвался тот. Управдом цапнул первого же — мехового демоненка-оборотня с кожаным носом-пупыркой и глазками-бусинками, — осмотрел его, даже под хвост зачем-то заглянув, а после отсчитал затребованные деньги. Не торгуясь! Так что полчаса спустя офигевший, но совершенно счастливый Ганс на пустой телеге уже выезжал за стены замка. Думал он при этом одновременно о многом, а потому мысли путались. Но все же два вывода засели в голове накрепко. Во-первых, возникло еще более глубокое понимание причин, по которым местные жители — крестьяне и горожане — и не думали уезжать со своих болот, гор и пустошей, находившихся под антинародной властью Тьмы. Второй же вывод касался непосредственно самого Ганса. — Надо держать уши открытыми, а рот, напротив, где попадя не разевать! И будет мне счастье, — сказал он сам себе и подхлестнул лошадку.***
— Княяяязь, — протянул Альферац, приветствуя своего недобровольного гостя. Тот имел вид неуверенный и все цеплялся за висевший на шее камень, обрамленный в тусклое железо вместо серебра или золота. Тот самый артефакт? А вот посмотрим! Можно было бы испепелить заразу Ицапра, все сплетни о котором подтвердились совершенно недвусмысленно, стоило колупнуть кое-кого из княжьего окружения, но Альфи не знал точно главное: как отреагирует магический камень на смерть своего господина и удастся ли подчинить его своей воле после, при этом не причинив вреда тем, кто пленен его силой. Да и требовалось все же допросить мерзавца Ицапра со вкусом, толком и расстановкой. Для порядка и острастки — чтобы другим неповадно было. А то, понимаешь, совсем страх потеряли, обезьяньи члены! Передел власти задумали! Ага! Будет вам передел! Такой передел, что ад раем покажется, а Люцифер — бабушкой родной. Кстати, о нем! Князь Ицапр длинно вздрогнул, когда в паре метров от него материализовался сам владыка Ада — недовольный и с заткнутой за воротник изящно вышитой салфеткой. Судя по всему, главный демон изволил трапезничать, но Альфи сейчас было не до соблюдения всяких там политесов. — Ну вот, теперь все в сборе, — медовым голосом сообщил он, подхватил на руки Снежка, который, как и всегда, отважно шипел и скалился на Люцифера, и устроился на троне, удобно подоткнув под спину толстенькую яркую подушечку, так удачно купленную у торговца. — И что я?.. — начал было Люцифер, но Альфи, сделав вид, что только сейчас вспомнил о чем-то важном, перебил его: — Ой, нет. Не все. Думаю, будет не лишним, если князь Ицапр воспользуется своим артефактом и призовет подвластного ему демона — вашего вассала, уважаемый владыка. — Ничего подоб… — было заблеял Ицапр, хватаясь за грудь. — Призывай, сволóта! — рявкнул Альфи, мигом теряя и сдобные интонации в голосе, и благостный вид. — Я, между прочим, беременный, мне нервничать нельзя. А то как разнервничаюсь, как понаделаю такого, что после кое-кого чайной ложкой от пола отскребать придется! В отдалении с этаким нехорошим намеком загрохотал гром, за окном предупреждающе сверкнуло, а черные коты, привычно рассевшиеся на ступенях трона и даже на его высокой спинке, всегда напоминавшей Альфи могильное надгробие, злобно зашипели, выгибая спины. Ицапр глянул на них, на Люцифера, который только сейчас обнаружил на себе салфетку и теперь раздраженно испепелил ее, наконец на самого Темного властелина и принялся торопливо ворожить. Возникший в облаке дыма Талит-Хедус Пастериор выглядел скверно. Дикая, ранее такая опасная и яркая красота поугасла, плечи опустились, а когда он поднял рогатую голову, чтобы осмотреться, стал отчетливо виден впившийся в кожу железный ошейник, горевший магическими рунами. Ребенок в животе у Альфи затолкался, треснул то ли пяткой, то ли зарядом сырой магии куда-то прямо в печень. Пришлось потратить какое-то время на то, чтобы его немного успокоить — благо Снежок, как и всегда, был рядом и помог, начав урчать успокоительно и бархатисто. Альфи погладил его, а после поманил Ицапра к себе: — Я ж тебе лицо обглодаю, вонючка засратая! Ты пошто на него еще и ошейник покорности нацепил? Или ты, член обезьяний, не знаешь, что они под запретом, и что, используя его, ты нарушаешь все пакты и договоренности? — Он не слушался, — прохныкал Ицапр и вдруг упал на колени, сжимая руки на груди и принимая вид человека все осознавшего и глубоко виноватого. Вот только Темный властелин Альферац Пятнадцатый был не дурак, а потому бдил и успел вовремя перехватить заклятие, начавшее закручиваться вокруг артефакта на груди князя. Оно было совершенно убийственным, но даже древний магический камень, подпитанный силами самого Ицапра, был слабее объединенной магии Темного властелина и вовремя его поддержавшего Люцифера. И все же точку во всем поставил Снежок, который вдруг кинулся на Ицапра с жутким утробным мявом и с видимым наслаждением запустил когти-сабли ему в щеки, а зубы — в нос. Ицапр взвыл, выпуская артефакт, закрученная им в смертоносную спираль магия сбилась, а после схлопнулась с отчетливым чпоком. Альфи нетерпеливо сдернул камень с шеи боровшегося с котом князя и сжал его в руке. Поначалу даже исчерпавший внутренние запасы артефакт покоряться ему не желал — прожигал кожу, бился суматошным сердцем, — а после вдруг смирился, лег в центре ладони, засветился тепло и мирно. — То-то! — сказал ему Альфи и перевел взгляд на замершего Талита-Хедуса Пастериора. Глаза его горели пламенем ада, еще ярче сияли руны на ошейнике. Демона было жаль, но Альфи наступил этому чувству на горло и приказал коротко: — Рассказывай, пока врать и изворачиваться не способен! Говори, чье дитя растет у меня внутри, и как ты сумел обставить все так, что даже моих магических сил не хватило, чтобы избавиться от бремени! — Дитя мое… Но я не хотел, Темнейший. По крайней мере, не так. Я соблазнить тебя мечтал, а не силой взять околдованного и неподвижного. Да еще и по приказу врага. — Мечтал он! — буркнул Альфи и пнул носком сапога возившегося у подножия трона Ицапра. Тот заскулил и начал отползать в сторону, но уткнулся прокушенным ранее носом в копыта Люцифера и замер, не смея даже вытереть кровь с лица. Снежок проводил его презрительным взглядом, а после уселся и принялся мыться, слизывая с мордочки и лапок кровь, особенно яркую на белом. — Я не мог ослушаться прямого приказа, — продолжил тем временем Талит-Хедус Пастериор, — но я сделал все, что мог, чтобы после не сожалеть о самом важном. — О чем речь? — уточнил Люцифер и тоже пнул Ицапра, перенаправив его обратно к Альферацу. — Обо мне, — вдруг отчетливо выговорил Снежок, встряхнулся и прямо на глазах, будто бы подернувшись белоснежным туманом, развоплотился, чтобы через мгновение вновь обрести четкий и предельно узнаваемый облик: светлое одеяние, прекрасное лицо и белоснежные крылья за спиной. — Ебать ту Люсю! — поразился Альфи, а потом, смутившись, прикрыл рот широкой ладонью. — Ангел-хранитель? У меня есть ангел-хранитель?! — Окстись! Твой давно спился, бедолага. Теперь профнепригоден. Однако Альфи рассказ о трагической судьбе своего ангела (Тоже мне профессионал! Взялся за гуж — не говори, что не дюж!) слушал невнимательно, потому что отвлекся — сидел и с ужасом смотрел на свои ладони. Так, будто боялся увидеть в них какие-то трагические изменения. — Это, что же, я все это время гладил… ангела?! Тот скривился: — Я не заразный. Да и волосы на ладонях, Темнейший, от другого расти начинают! — А вот и нет! От этого они как раз не растут! — возразил Альферац, проживший на свете достаточно много, чтобы знать такое совершенно точно. Ангел глянул на него иронично и закатил глаза: — В каких же откровенно демонических условиях иной раз приходится работать! Но выбора нет. Наш долг… — Стоп! — страшным голосом перебил его Люцифер. — Если ты, пернатый, не ангел-хранитель Темнейшего, то… Владыка Ада не договорил, потому что ангел, улыбнувшись, изящно повел рукой в сторону Альфи, но указал не столько на него самого, сколько на его живот. — Он же демон! — не веря своим ушам, развел когтистыми лапами Люцифер, и в глазах его поселился ужас. — Вы, белоплащевые, не смеете посягать… — Он наполовину человек, — возразил ангел, легко пожимая плечами. — Да и потом мы договорились с его вторым отцом, что поделим зоны влияния. Чтобы, как он сказал, я своей ангельской белизной не запятнал идеальную тьму внутри малыша. Так что я все время был… гм… под присмотром. Черные коты, которые все еще толклись возле трона Темного властелина, дружно замяукали и распушили хвосты. И в глазах каждого из них теперь зажглось пламя Ада. Альфи хлопнул себя ладонью по лбу, немного посидел так, пуча глаза и разевая рот, а потом, явно придумав, на ком выместить свои весьма путаные чувства, поднялся и отвесил новый здоровенный пинок Ицапру, опять отправляя его в полет в сторону Люцифера. После чего попросил уныло: — А теперь давайте по порядку, а? Вот чтобы даже беременный я все вкурил и по полочкам в голове разложил! — Я так понимаю, все началось вот с него, — Люцифер занес ногу и, продолжая внезапно затеявшуюся игру «пни Ицапра», поддал ему копытом под зад. Попавший как кур в ощип князь теперь отлетел к ногам ангела, который сердобольно придержал его, придавив к полу ногой, обутой в изящный узконосый ботинок. Естественно, снежно-белый. — Все началось по божественному умыслу! — Ангел был непреклонен. — В тот момент, когда в сердце Талита-Хедуса Пастериора — высшего инкуба, обычно неспособного к высоким чувствам, зажегся свет любви! — Трахнуть я его хотел, а не… — Конечно, — легко согласился ангел, улыбаясь скептически. — Изгоню из Ада, — пригрозил Люцифер тоскливо. — Куда катится мир?! Высший демон вступил в противоестественную — богоугодную! — связь… — Я бы попросил! — возмутился Альфи и поддернул мантию, напоминая, кто в этом доме хозяин. — Имелось в виду затесавшееся сюда ангельское отродье, — тут же оправдался Люцифер, указывая на ангела. Но тот был спокоен, светел и занят тем, что рассматривал маникюр на изящных пальцах. Альфи вздохнул и глянул в сторону плененного Ицапром демона: — Ну, а ты что скажешь, любовничек? — Я спасал дитя от этого вот урода! — вскинул рогатую голову Талит-Хедус Пастериор и с ненавистью во взоре указал на свернувшегося клубком Ицапра, который теперь, после того, как артефакт сменил хозяина, потерял власть и над камнем, и над призванным с его помощью демоном. — Спасал ребенка, который может стать первым в истории Темным властелином — наполовину демоном! Пыхавший гневом Люцифер, поняв масштаб открывшихся перспектив, тут же заткнулся и воровато глянул на Альфераца, который и сам только теперь осознал всю глубину приключившегося пиздеца. — Я всегда буду рядом, — заверил его ангел, явно желая успокоить, но получилось только хуже. — Пошли все вон! — негромко приказал Альфи. Люцифер, не первый век с ним знакомый, интонации эти знал слишком хорошо, а потому развоплотился сразу — еще эхо сказанного не отзвучало. Ангел, будучи существом не менее опытным (да и могли ли поставить на должность хранителя сына Темного властелина и высшего демона какого-нибудь долбака и неофита?), тоже моментально сделался котиком и затарахтел старательно, отираясь Альфи о сапоги и изображая всем своим существом вселенскую милоту и няшность. Ицапр было попытался слиться с полом, но замковые слуги, возникшие из-под земли (в прямом смысле этого слова, без каких бы то ни было «словно»), подхватили его под белы рученьки, после чего с отчетливым хлопком провалились обратно, откуда и пришли — Альфи совершенно не планировал дарить коварному недругу легкую смерть, а в подвалах его замка всегда можно было сыскать свободную, правильно оборудованную камеру. Короче говоря, примерно через три с половиной секунды в зале не осталось никого. И только Талит-Хедус Пастериор по-прежнему стоял в самом его центре, а железный ошейник с выгравированными на нем рунами подчинения так и горел у него на шее, врезаясь в кожу острыми краями. — Гадость какая, — проворчал Альфи и, немного повозившись с подбором отпирающего заклятья, избавил демона от запретной приспособы, после чего повторил сказанное ранее: — А теперь и ты тоже вон! Но Талит-Хедус Пастериор проваливаться в Ад следом за Люцифером и не подумал. Он помассировал шею, покрутил рогатой головой, а после, изящно опустившись перед Альфи на одно колено, с легкой усмешкой сообщил: — Не могу, Темнейший. Я был невежлив с тобой и не соблюл традиции, которые все мы обязались чтить. — Это ты о чем? — отступая к трону и почему-то робея, уточнил Альфи. — О ритуальном поцелуе, естественно! — Но… — Без него никак! И вот ведь какая штука: позднее Владыка Западных пустошей, Гиблых болот и Проклятых гор, кошмар Ада, Рая и соседних деревенек его темнейшество Альферац Пятнадцатый так и не смог объяснить себе, как же получилось, что он оказался сидящим на троне (естественно, в окружении любопытствующих котов!) с задранным килтом и раскинутыми в стороны ногами, между которыми устроился Талит-Хедус Пастериор. Его язык, который и раньше дарил Альфи незабываемые ощущения, теперь и вовсе творил чудеса — нежил, возбуждал, давал одновременно облегчение и в то же время накалял так, что трудно было сдерживать себя. Отяжелевший живот с магическим коконом внутри, к которому Альфи уже вроде как и привык, давил на мочевой пузырь, а казалось, что на какой-то наиболее чувствительный центр, заведовавший страстью и сопряженным с ней наслаждением. А потом губы проклятущего демона, в точности как в том сне, что преследовал Альфи много дней подряд (хотя теперь было неясно, сон это был или суровая реальность!), обхватили его возбужденный член. Альфи взял демона за рога, то ли желая убрать его от себя, то ли наоборот притянуть, чтобы погрузиться ему в рот глубже. Талит-Хедус Пастериор гортанно хмыкнул и сглотнул, лаская естество Темного властелина уже даже не губами или языком, а жаркими стенками горла. А потом… Потом ануса Альфи коснулся демонский член — влажный, крепкий, истекающий смазкой. Было непонятно, как у этого крупного, плечистого парня получалось так изгибаться, но задумываться о подобном казалось глупым. Сейчас важнее всего было другое: его темнейшество Альферац Пятнадцатый делал все возможное, чтобы не кончить раньше своего адского любовника. Просто потому, что имел на него совершенно определенные виды. И ведь сумел, дождался сладкого момента, когда демон рухнул в оргазм, теряя контроль над ситуацией! После осталось лишь торопливо отстранить его от себя, развернуть, дернуть, нагибая, и насадить на свое изголодавшееся по подобному естество. Что Альфи и сделал: насадил, а затем, ухватив за хвост, притянул ближе и плотнее, заставляя замереть, прочувствовать, осознать. Покориться! Потому что одно дело Талит-Хедус Пастериор — пусть и, как выяснилось, не просто демон, а самый натуральный инкуб; пусть и отец будущего наследника престола Темных властелинов; пусть и высший, но все равно всего лишь демон из ада! И совсем другое — он, Альферац Пятнадцатый. Темный властелин, еб ты, а не какой-то там обезьяний член!***
Большой постоялый двор, который Ганс, подкопив деньжат, а потом еще и удачно женившись на круглощекой и веселой дочери богатого пекаря, смог отстроить у бойкого перекрестка двух торговых путей между Заброшенной пустошью и Проклятыми горами, сразу стал пользоваться популярностью у путников и торговцев. По вечерам в просторном зале, уставленном крепкими деревянными столами, народу собиралось всегда более чем достаточно. Сидели, делились новостями, иногда и сплетничали, но всегда осторожно, с оглядкой. Местные — потому что ученые были. Чужаки — глядя на них. Так что громкая болтовня двоих явно приезжих дворянчиков сразу привлекла внимание. — Слышал, его темнейшество Альферац замуж вышел, — выдал один из них, подмигнул второму и противно захихикал. — Замуж? — Ага. По залету! — теперь уже оба приезжих заржали похабно, чокнулись и отхлебнули каждый из своей кружки. Сидевшие по соседству местные переглянулись и начали неторопливо рассасываться. Большинство просто вышло покурить и справить нужду в придорожную канаву на въезде во двор постоялого двора. Те, у кого нервы были крепче, просто отсели подальше. Ганс же, вздохнув, пододвинул к проходу всегда наполненные водой ведра. — Тогда, наверно, не стоит спрашивать, кто у них там невеста? — тем временем принялся развивать тему пьяный гость, на которого начавшееся вокруг движение, к сожалению, не произвело должного впечатления. — Ну так если один из двух ябущщихся мужиков ходит в юбке и вот-вот родит, ясно кто там у них девка! — Господа, — решился-таки вклиниться Ганс, которому было жестоко жаль недавно в очередной раз залатанную крышу, — а может, вы соизволите выйти на воздушок, так сказать? А то разговор ваш уж больно… пожароопасный! Его предсказуемо послали, но это было все, что пришлым дворянчикам удалось сделать — ветвистая молния прошила черепицу, аккуратно пройдя чуть в стороне от несущей балки, и испепелила обоих в труху так быстро, что те и понять ничего не успели. Когда же дым рассеялся, выяснилось, что тушить нечего — пожара не приключилось. Так что Ганс, вздыхая, просто смел то, что осталось от любителей почесать языки, веником в совок, вынес жирный, угольно-черный пепел прочь и ссыпал его в компост. На удобрение. Должна же быть и от подобных людей хоть какая-то польза!