Si, si, simpatico

Слэш
PG-13
Завершён
58
автор
Размер:
10 страниц, 1 часть
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Награды от читателей:
58 Нравится 3 Отзывы 7 В сборник Скачать

Часть 1

Настройки текста

Я не могу сформулировать главное, как ни бейся. ©

— Что ж, могло быть и хуже, — отстранённо замечает Гильерме, глядя, прищурившись, в небо, с которого на головы им сыплется мелкая морось — не то снег, не то дождь. Артём косится на вратаря, который давно уже должен был отвыкнуть от тепла, и тяжело выдыхает в холодный воздух пар. Действительно, могло быть и хуже. Гораздо хуже. После гимна их фотографируют и, наконец, отпускают — всех, только не Артёма, который медленным твёрдым шагом направляется к Робертсону и уверенно жмёт руку шотландскому капитану. У Робертсона хитрый прищур и странная улыбка, и Артём, вторя ей, улыбается и хлопает его по плечу, будто показывая, мол, не забывайте, в тот раз мы вас натянули в гостях, подумайте теперь, что будет сейчас, у нас дома. Робертсон не понимает. Ну и чёрт с ним. Разыгрывают мяч. Право его введения в игру предоставляют шотландцам, и Артём покорно отходит в центр и останавливается, перекатываясь с пятки на носок и намеренно заставляя себя не глядеть в сторону скамейки запасных, хоть и чувствует, отлично чувствует, что оттуда на него смотрят. Причём если одни — как на капитана и товарища, то другой — как на того, с кем перед матчем не получилось поговорить. А слова так и остались невысказанными на сердце, заставляя шутить больше обычного и делать вид, что всё хорошо и лучше быть не может. Вообще-то, должно быть так, правда. Но Денис не успел поймать его, а Артём понял, что позволить себе лишний раз пересечься с ним не может. И без того на тренировках бегал от него, как прокажённый, даже в Новогорске попросил сменить номер на другой, этажом выше. Денис к нему не пришёл. Артём его не ждал. Первый тайм прошёл сумбурно. Артём не мог взять себя в руки, сосредоточиться и дать моральную поддержку команде, и это сказывалось на их игре. Спасибо Марио и Джикии, что не давали приблизиться к своим воротам и были каменной преградой на пути шотландцев — без них Гильерме пришлось бы тяжелее. «Надо подумать над тем, что я вообще делаю», — растерянно размышляет Артём, когда арбитр даёт свисток, оповещающий о конце тайма. Робертсон внезапно оказывается рядом с ним и вновь улыбается, кажется, что подбадривающе, но Дзюба ясно видит в этой улыбке насмешку. Он отвечает ему такой же. Они в Москве, в Лужниках. Они дома. Они начали на этом стадионе путь к успеху четырнадцатого июня, а Шотландии о такой всенародной любви остаётся только мечтать. Черышев с Игнатьевым и Ахметовым проходят мимо на поле, в руках у Ильзата зажат мяч. Артём мрачно провожает их взглядом. Денис даже не останавливается около него, чтобы сказать элементарные слова поддержки, что-то вроде «Поверь мне, всё будет хорошо». Каждый раз, как он говорил так, Артём верил. И сейчас ему этого отчаянно не хватает, но раз уж решил сделаться гордым — не жалуйся, доведи это до конца. Хоть и сам сейчас во всём виноват. Нельзя чувствовать такое к другу. Артём видит, как Денис останавливается и напряжённо замирает, точно думая, стоит ли ему сейчас обернуться. Артём с таким же напряжением смотрит ему в спину и тут же отворачивается к Оздоеву, остановившемуся рядом, когда Черышев всё же отделяется от игроков на замене и торопливо направляется к ним. — Удачи, Мага, — говорит он товарищу, и Артём с каким-то немым раздражением смотрит, как Магомед расцветает и точно оживает. Улыбка вновь появляется на ранее мрачном лице, и Оздоев поворачивается к Денису и опускает ладонь на его плечо. — Спасибо, — искренне благодарит он, — надеюсь, скоро ты присоединишься к нам. Денис улыбается, и Артём закатывает глаза. Почему он ведёт себя, как женщина в свой не самый лучший период жизни, он не знает, но необъяснимый страх и раздражение клубятся в груди, постоянно выводя в памяти ладонь Саши на чужой пояснице и смех, вызванный не им. Поэтому он, игнорируя растерянный взгляд, отворачивается от них и быстрым шагом направляется к выходу с поля. Тихий оклик тонет в шуме уходящих в тепло болельщиков.

***

Денис разминается плавно и с какой-то свойственной ему одному грацией, и если бы Артём не знал его, то точно бы подумал, что за этими движениями что-то скрывается. Но, к сожалению, он его знал, как знал и то, что ему ничего не светит. Черышев плавно покачивает бёдрами, неотрывно следя за мячом глазами, прогибается в пояснице, потягиваясь, и Артём с трудом заставляет себя оторвать от него взгляд и сосредоточиться на игре. Только на ней. Он уже начинает думать не о том. Отвращения или чего-то в этом роде это, на удивление, не вызывает — только какое-то странное смирение и страх разрушить всё своей внезапно появившейся привязанностью. Нет, увольте, он это выдержит. Один. И когда после забитого гола Денис напрыгивает на него сзади, а после невесомо опускает ладонь на его щёку, едва касаясь кончиками пальцев губ, пытаясь показать, что он всё ещё хочет поговорить, Артём вздрагивает, кратко хлопает его по руке и поспешно отстраняется, с напускной прохладой глядя на то, как голубые глаза заволакиваются обидой и горечью. Он не должен так делать, но он делает. И когда после матча Денис не подходит к части команды для прощания с болельщиками и остаётся один на другом конце поля, помимо счастья от удачной игры Артём чувствует укол тупой вины где-то в груди и позволяет улыбке на секунду покинуть лицо. Он понимает, что по отношению к Денису ведёт себя просто нечестно. Тот не сделал ничего такого, чтобы заслужить такого к себе отношения, напротив, волновался больше обычного и постоянно спрашивал, в порядке ли Артём и не нужно ли ему чего-нибудь для поднятия настроения. Дзюба мрачно смотрел на него и понимал, что-то единственное, что ему нужно, Денис дать ему не может.

***

Артём прислоняется спиной к стене и прикрывает глаза. Команда переговаривается между собой, но их голоса не слышно из-за шума крови в ушах и какого-то приглушённого, опьяняющего чувства радости. Где-то глубоко внутри по-прежнему жжётся вина, но он отгоняет её от себя и открывает глаза только тогда, когда кто-то щёлкает пальцами у него перед лицом. — Чё ты тут расселся? — деликатно осведомляется Лунёв. — Уже почти все ушли. Артём лениво потягивается. — Мы всё равно не летим сегодня, — хмыкает он, — дай отдохнуть герою. — Герою, — фыркает Андрей, — смотри, герой, как бы Стас тебе не показал, кто тут босс, а кто такое себе. Дзюба щурится, пихает Андрея по ноге коленом и, немного подумав, просит: — Пожалуйста, скажи ему, что я сегодня не поеду в Новогорск. У меня дела. Завтра утром подкачу. — Какие у тебя дела могут быть в Москве? — ворчливо спрашивает Андрей, но Артём знает, что тот скажет. По-любому скажет. — Ладно, скажу. Но потом не жалуйся, что тебе нагрузки в три раза больше дают. Артём вновь прикрывает глаза и откидывает голову, ударяясь затылком о стену. Усталость пронизывает каждое движение, и хочется спать, но Артём знает, что он не уснёт, пока не решит одно дело. Самое важное. — И скажи, что Денис тоже завтра подъедет. Лунёв громко хмыкает, и Артём подозрительно приоткрывает один глаз. На лице Андрея — самодовольная усмешка и понимание, и Дзюбе это вообще не очень нравится, но если вратарь — единственная связь между ним и Черчесовым, пожалуй, он готов потерпеть. — Денис уже ушёл, — всё же говорит Андрей, — с Головой и Марио. Артём поджимает губы. — Скажи, чтобы вернулся, — твёрдо говорит он, — и что это не просьба. Лунёв удивлённо моргает, сжимает в руках сумку с формой, вопросительно изгибает бровь. — Из кого-то капитанство так и попёрло, да? — язвит он, но Артём просто кивает, и Андрей, помявшись немного, всё же отходит к двери и уже там, подумав немного, добавляет: — Не так грубо, Артём. Ты становишься невыносим. Артём вскидывает брови, но Андрей уже скрывается на выходе. Ильзат с Далером, переговариваясь, последними выходят за ним, и Артём остаётся один. Вообще-то он не любил быть один, никогда не любил. Особенно после таких матчей. Особенно когда за каждым углом ждала пресса. Но надо было чем-то пожертвовать, потому что осознание собственной ошибки уже постепенно преодолевало минимальный порог и неумолимо грозилось выйти за свои пределы. Он опускает на глаза ладони, надавливает на веки пальцами, приходя в себя, и тут же подскакивает с места, когда слышит в дверях усталое: — Ты звал? Денис уже в куртке, и шарф прикрывает нижнюю половину лица, оставляя открытыми только глаза. Невольно Артём задаётся вопросом, неужели действительно снаружи так холодно, пока не понимает, что этими мыслями только пытается отодвинуть от себя проблему. Реальную проблему. Взрослые так не поступают. Взрослые капитаны сборной — тем более. Артём осторожно кивает, переминается на месте с ноги на ногу, спрашивает первое, что приходит в голову: — Тебе холодно? Денис удивлённо поднимает брови, чуть медлит, но шарф всё же стаскивает, сминает его в руках. Артёму тут же становится неловко — нет, он не хотел вытягивать его из зоны комфорта, просто… — Так что ты хотел? — Почему ты не подошёл к нам после свистка? Денис застывает, и по его лицу на мгновение пробегает отголосок странной эмоции, которую Дзюба не угадывает, а после сменяется привычной растерянностью и твёрдой решимостью. Он пожимает плечами. — Не был нужен. Артём хочет возмутиться, сказать, что, вообще-то, очень даже был, вот только потом сам понимает, как странно будут звучать его слова, и прикусывает язык. Ага, да. Скажет, что был нужен, а сам не подошёл ни разу, да и вообще вёл себя так… как распоследняя скотина. А из-за чего вообще? Из-за чувств? Денис выжидающе смотрит на него и молчит, и Артём, встречаясь с его взглядом, не знает, что сказать, и начинает чувствовать себя совсем глупо. Сам позвал… попросил прийти… приказал прийти, а сейчас молчит. Он, тот, чей рот практически никогда не закрывается — молчит. Черышев устало выдыхает, неловко теребя в руках шарф, поправляет рюкзак и виновато выдаёт: — Извини, я пойду. И тебе пора. Нас там автобус ждёт. — Уже не ждёт, — перебивает Артём, подходя ближе, и Денис напрягается. Уже вблизи Артём замечает, что глаза у него усталые и потухшие. — Я сказал, чтобы уезжали без нас. Мы завтра подъедем. — Но… — теряется Черышев, но Артём вместо этого перекидывает футболку через плечо и предлагает: — Пройдёмся? Денис медлит с ответом, лихорадочно думая над тем, что только что сказал Артём. Дзюба не торопит и не давит, наблюдая за тем, как чужой взгляд мечется по раздевалке, не зная, за что зацепиться, и понимает, что, вообще-то, тут всё давно уже предрешено. Денису некуда деваться (если только он не решит вызвать такси, но он не решит, потому что слишком вежливый и своего капитана одного не оставит). — Ночью? — наконец, спрашивает Черышев, и Артём облегчённо кивает. — Почему нет? Денис пожимает плечами и соглашается, прислоняясь спиной к стене. Артёму не нравится, что его движения выглядят слишком уж обречёнными, но после того, что он сегодня вытворял на поле, на большее он и не рассчитывает, поэтому возвращается обратно к своему месту, быстро одевается, подхватывает рюкзак и бросает: — Пошли. Они выбираются из Лужников окольными путями, чтобы не нарваться на сотрудников или, что хуже, фанатов. Денис молча следует за Артёмом, и непонятно, нравится вообще ему эта идея прогуляться или нет. Артём больше склоняется ко второму варианту, потому что гулять под дождём-снегом ночью — не самая лучшая из его идей. Но определённо подходящая для разговора. Москва-Сити горит разными огнями и кажется призрачной в дымке ночной мороси. Денис, прищурившись, смотрит на высокие современные здания, накидывая капюшон и засовывая руки в карманы. Шарф он так и не надевает, спрятав его в рюкзак, и Артём чувствует себя до жути неловко, когда стаскивает шарф с себя и обматывает его вокруг чужой шеи, ловя на себе вопросительный взгляд. — Замёрзнешь ещё, — буркает он, отходя на шаг назад и придирчиво разглядывая свою работу. — У меня есть свой. — Мой лучше. Денис вскидывает брови, но на это ничего не отвечает. Артём и сам начинает чувствовать себя неловко, но Денис, зарывшись носом в чужой шарф, едва слышно благодарит его. Они идут по улице молча, не говоря друг с другом. Огибающие их люди не различают их в темноте, а вскоре болельщиков, спешащих домой с матча, становится всё меньше, пока не остаётся совсем чуть-чуть. Артём, чуть вскинув голову, пристально разглядывает дорогу, а Денис смотрит себе под ноги, иногда только бросая краткий взгляд по сторонам, чтобы хоть немного ознакомиться с местностью. И если обычно молчание рядом с ним успокаивало, то сейчас оно только напрягает. И очень сильно. И Артём не выдерживает. — Слушай, прости, окей? Денис с присвистом выдыхает воздух и ничего не отвечает. Артём обгоняет его и останавливается прямо перед ним, заставляя смотреть на себя. — Извини, — с нажимом говорит он, потирая предплечье, — я не знал, что это тебя так сильно обидит. А разве он это хотел сказать? Нет, совсем нет. Дзюба выругивается про себя, мрачно думая о том, как же сложно извиняться перед кем-то. Особенно если ты не прав. Ни черта не прав. Сказать всё-таки надо. Денис ни в чём не виноват. Даже если после этого он отвернётся от него, не захочет больше смотреть в его сторону — Артём бегал от него слишком долго, чтобы молчать сейчас. Он тяжело выдыхает и на секунду прикрывает глаза. Сколько же он уже кружит вокруг да около, а самое главное так и не может сформулировать. Дзюба вновь трёт запястье, ловя на себе отсутствующий взгляд, и решает сказать начистоту: — Мне кажется, ты больше не мой друг. Денис растерянно поднимает на него глаза. Артём внимательно смотрит на него, и непохоже, чтобы он шутил. Горло внезапно сдавливает, Денис встряхивает головой и отступает на шаг назад, спрашивая (он действительно надеется, что это не звучит так обиженно и тоскливо, как ему кажется): — Зачем ты тогда позвал? Артём понимает, что ляпнул что-то не то — или что Денис его понял, но не так, — поэтому торопливо приближается к нему и хватает за плечи, притягивая к себе ближе: — Нет. Боже, ты… Я не так сказал. Неправильно. Ты мне не друг, понимаешь? Я не знаю, что это. Точнее, я знаю, но не хочу говорить, потому что это… тоже неправильно. Денис, до этого замерший в напряжении, приходит в себя и дёргается, пытаясь сбросить с себя чужие руки, но Артём сжимает пальцы на его плечах сильнее и упирается лбом в его лоб: — Не друг. Гораздо ближе, — шепчет он, и Черышев замирает, пытаясь понять, что только что было сказано. — Ближе, понимаешь? Чем все. Денис понимает. Артём облегчённо прикрывает глаза. У него получилось. Вот только главное сказать он так и не смог.

***

В Никосии в противовес Москве безумно жарко и постоянно хочется пить. Артёму кажется, что каждый из них выхлебал уже столько воды, из которой вполне можно было сложить второе Средиземное море. От жары слипаются глаза и хочется спать. Он с трудом заставляет себя не смыкать веки и наблюдать за каждым из своих подопечных, чтобы если что оказаться рядом с ними и рявкнуть для эффекта. Ну, или встряхнуть для профилактики. — Это наш медовый месяц на Кипре, — тянет Магомед рядом с Артёмом, лениво перекатывая мяч ногой. Дзюба косится в его сторону и ничего не говорит — внезапно он понимает, что лень даже ворочать языком, поэтому он просто выбивает мяч из-под Оздоева и хватает его в руки. — В таком состоянии тебя любой киприот с носом оставит, — всё же ворчит Артём скорее для вида, понимая, что сам не прочь пойти в прохладный номер и завалиться на кровать. Он наблюдает из-под ресниц за тем, как Саша опирается ладонью о плечо Дениса и чуть склоняется вперёд, растягивая мышцы бедра, после меняя ногу, и чувствует внезапно спокойствие — точно после того разговора в ночной дождливой Москве в нём всё перевернулось. Саша внезапно громко смеётся и бьёт Дениса по плечу, срываясь с места, и Артём успевает отшатнуться прежде, чем два бело-синих вихря собьют его с ног. Гильерме лениво следит за ними с высоты своих тридцати трёх лет, и уголки его губ трогает едва заметная улыбка. — Надо же, никогда не думал, что ты настолько старый, — фыркает Дзюба, когда Оздоев тоже покидает его и бросается за теми двумя. Всё тело искрит и пружинит от желания тут же кинуться за ними следом, но Артём вспоминает о своей роли (капитан, как никак) и только провожает их взглядом. Зато Соболев немедленно следует примеру чересчур развеселившихся сокомандников, и вскоре уже половина сборной шутливо носится по полю, пользуясь моментом, пока Черчесов под навесом разговаривает с Андреем, а их бравый капитан делает вид, что не замечает ничего из того, что творится у него под носом. — Не старый, — тянет Маринато, — просто опытный. Артём не удерживается от смешка. Денис внезапно оказывается рядом с ним, и Артём вытягивается струной. Черышев беспокойно скользит по нему взглядом, оборачивается, видя приближающихся Головина с Комличенко, и проворно прячется за широкой спиной Дзюбы, цепляясь пальцами за его плечи и успевая только шепнуть ему на ухо: — Помоги мне. Артём раскидывает руки, и Денис приваливается спиной к его спине и переводит дыхание, несмело улыбаясь заинтересованно глядящему на него Гильерме. Саша тормозит совсем рядом с Дзюбой, делает вираж, пытаясь поднырнуть под его руку, но Артём зарывается пальцами во взмокшие от бега и жары волосы и дёргает вверх, вызывая едва слышное шипение. — Дракон защищает свою принцессу, — серьёзно заявляет он, пытаясь не заржать в голос от оскорблённого выражения лица Головина, — рыцари выбрали неудачный момент для спасения. Коля пытается обойти сбоку, но Артём шикает на него, и тот оставляет свои бессмысленные попытки и пятится назад. Денис прикрывает рот ладонью и оборачивается, вставая на носки и выглядывая из-за чужого плеча. Саша мрачно смотрит на него, но в светлых глазах клубится веселье. — Я ещё вернусь, — грозит он, и Артём, отпустив его, даёт напоследок слабый подзатыльник. Саша не обижается. А на что? Денис с облегчением вываливается из-за Артёма. Он раскрасневшийся от бега и смеха, глаза горят, и сам он совсем не похож на того, кем был в Москве. Артём смотрит на него, не скрывая широкой улыбки, и Денис внезапно вновь приподнимается на носках и благодарно мажет губами по колючей щеке, весело сверкнув глазами. — Спасибо, дракон, что спас от рыцарей, — фыркает он, и Артём вскидывает брови, думая, что если бы не Гильерме, то… То много всего.

***

В Никосии в противовес Москве Артём счастлив. Он снова обнимает Черышева и практически поднимает его на руки, но зачем-то удерживает себя от этого публичного проявления чувств (зачем? не знает сам) и лишь зарывается пальцами в короткие волосы на затылке, позволяя себе немного задержать так руку. Денис весело смеётся и подпрыгивает на месте, следуя за Артёмом всюду, щебечет что-то невообразимо радостное и светится, как солнце. Артём даже щурится, глядя на него, а в голове прокручивается фраза, сказанная тихим, расслабленным голосом «Ты мне тоже не друг, Артём. Это ведь теперь так называется?». Он находит момент и хватает Дениса за руку, тянет на себя, разворачивая к себе лицом. Денис улыбается так ярко, что невольно заражает улыбкой всех вокруг — Саша внезапно фыркает и громко смеётся, Далер рядом с ним смущённо улыбается, и Магомед, подозрительно косясь на товарищей, не выдерживает и весело хмыкает в кулак. — Видишь, что ты делаешь, — шепчет Артём, склоняясь к Денису и едва ощутимо касаясь губами его виска. Денис непонимающе поднимает голову, но не отстраняется. Незачем. — Смущаешь людей. Черышев качает головой и хмыкает что-то непонятное. Но Артёму неважно. Артём счастлив.

***

Артём не отказывает себе в желании поддразнить Дениса после матча. Он весело щурится, перебирая в голове испанские слова, которых успел понахвататься от Себы, Эмилиано, Лео и кучи зенитовских аргентинцев, и тараторит их так, напропалую, даже особо не задумываясь о том, что говорит. Денис смотрит на него и смеётся, и это — лучшее, что Артём может видеть в свою сторону. — Си, си, симпатико, — беззлобно кривляется он, зная, что Черышев не обидится и даже не отвернётся от него, а после короткого интервью быстро догоняет уходящего по коридору Дениса и пристраивается к его шагу. — Что ещё за си, си, симпатико? — спрашивает Черышев, глядя на него, и Артём счастливо взъерошивает его волосы и наклоняется, мимолётно касаясь их подбородком. Счастье. Счастье, счастье, счастье. А ведь надо было только поговорить. — Это ты симпатико, — честно признаётся он, — ми амиго… амор… амор симпатико… Денис удивлённо моргает, вслушиваясь в сбивчивую речь, а Артём продолжает говорить на смеси русского и жуткого испанского, и ему так нравится это, нравится то, что его слушают, что он никак не может замолчать и всё говорит то, что только приходит в его голову. А потом, воровато оглядываясь, хватает Дениса за локоть и прямо перед автобусом сворачивает в другой коридор, где толкает первую попавшуюся дверь со странной надписью на греческом языке. Черышев покорно следует за ним, не оглядываясь и не пытаясь освободить руку, просто потому, что это… Артём. А у Артёма, как известно, странные мысли. В помещении никого не оказывается. Только стол с бумагами на нём и пара ящиков, расставленных в странном порядке. Артём не осматривается. Не хочет. Денис же, наоборот, с интересом разглядывает комнату, поправляя чёрные лямки рюкзака, поднимает на Дзюбу вопросительный взгляд и забывает всё, о чём хотел спросить, когда Артём внезапно прижимает его к стене (всё содержимое рюкзака сминается под сильным напором) и целует. У Дениса пылают щёки и невыносимо горит в груди. Он с трудом поднимает резко потяжелевшие руки и обвивает ими чужую шею, притягивая к себе ближе, чуть склоняет голову и прикрывает глаза, — а после разрывает поцелуй и прижимается лбом к полыхающему лбу. Артём задерживает дыхание. Денис внезапно коротко усмехается, покусывая нижнюю губу, и спрашивает: — Зачем? — Потому что ми амор, — упрямо говорит Артём, безошибочно улавливая в этом коротком вопросе какую-то странную нерешительность. — И симпатико. Тоже ми. — Ми амор, — соглашается Денис и быстро касается губами чужих губ. И снова. И вновь целует так, как хочется. Как правильно.

***

В самолёте Артём вновь пускает его к окну. Стоит только столкнуться с укоризненным взглядом светлых глаз, и всё решительное, что было в нём, все слова о том, что «Вообще-то, сейчас моя очередь», исчезают, и Дзюба беспрекословно смотрит на то, как Денис закидывает рюкзак на полку над креслами и лезет к окну. А потом садится рядом. — В Питер? — спрашивает Черышев сонно, поворачивая голову и утыкаясь носом в чужую шею. — В Питер, — не задумываясь, отвечает Артём, опуская ладонь на расслабленное плечо. — Приготовься к марафону. Поведу тебя на крыши. — Как страшно, — урчит Денис, прикрывая глаза, и Артём, глядя на светлую макушку, думает о том, что главное так и не было сформулировано. Но Денис понимает и без слов. А Артём умеет молчать там, где это нужно.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.