Лучший из миров

Компьютер отца взломать оказывается проще простого. Даже смешно, что у человека, способного любой мир на колени поставить за пару часов сотней-другой строчек кода, доступ ко всем наработкам заполучить можно, практически ничего о нём не зная. Морган мало известно об отце. Мама редко соглашалась рассказать. Она не любила ворошить прошлое. Если и говорила, то обходилась фрагментами, в которых отец всегда был разным: порой сострадательным, порой бессердечным. Морган злилась, когда была помладше. К десяти годам уже давно исчез из памяти голос, но лицо только начало стираться, и она рыдала и устраивала истерики, называла мать жадной, жестокой, а через мгновение молила подсказать, какого цвета были его глаза. Сейчас Морган девятнадцать, и она забыла всё. Остались ненастоящие моменты, вроде походов в парки аттракционов, где он покупал ей мороженое и сладкую вату, или ночных посиделок в мастерской. Мама от вопросов об этих моментах отмахивалась с раздражением, с каким обычно общалась с журналистами, называвшими имя отца. Один лишь раз застыла на полуслове, и Морган поняла, что это воспоминание ─ то, что казалось самым сюрреалистичным, ─ она не выдумала. ─ Кто такой Питер? И мама посмотрела на неё тяжёлым взглядом. И больше они эту тему не затрагивали полжизни. Морган мало известно о Питере. Она искала информацию в интернете, но ничего не нашла. Когда ей было четыре, папа, закрыв дверь перед носом Капитана Америки, вытер глаза рукавом рубашки и прошёл мимо неё в свой кабинет. Мама попыталась остановить его, схватить за плечо, но он резко, жёстко бросил: ─ Этот мудак манипулирует мной. ─ Не при Морган, ─ зло ответила мама, и отец хмыкнул, будто ему было плевать. Скорее всего, ему было плевать. Он не стремился скрыть, что принял решение. И выбрал не их. ─ Не надо, Тони, ─ попросила мама. Голос у неё был слабый и тихий. ─ Он говорил о Питере. Морган с любопытством наблюдала за тем, как мама медленно отпускала папину ладонь, как по её щекам текли слёзы и как остервенело она стирала их дрожащими пальцами. Тогда Морган ничего, конечно, не поняла, и воспоминание отложилось в мозгу, наверное, потому, что потом плачущая мама усадила её на колени, крепко прижала к себе и принялась гладить по голове, бесконечно повторяя, что никогда не отпустит. Пускай все ублюдки вселенной ворвутся в этот дом, чтобы разлучить их, ─ она не даст забрать Морган. ─ Кто такой Питер? ─ Мальчик, которого потерял папа. ─ Кто такой Питер? Вдох. ─ Кто такой Питер? Звон бокалов. ─ Кто такой Питер? ─ Замолчи. ─ Кто такой Питер? Выдох. ─ Кто такой Питер? ─ Его больше нет. Она вводит пять букв, и экран перед ней озаряется сотней, тысячей файлов. Компьютер не включали больше десяти лет, он устарел и технически, и морально. Папины идеи больше не имеют ценности. Наука сделала такой мощный скачок, что его гениальные проекты стали интереснее историкам, чем изобретателям. Морган саму не интересуют разработки. Она нашла себя в рисовании. Пишет пейзажи: спокойное море и лёгкие облака на розовом небе, где затухают сразу два солнца, ─ места, которых она не видела, но в которых, хочется верить, побывал отец. О нём столько можно узнать. Теперь, когда Морган открыла сундук со всеми его секретами. Нужна одна тайна. Другие пусть остаются папиными. В строке поиска она печатает те же пять букв, и компьютер предлагает уточнить запрос, потому что результатов слишком много. Больше пятнадцати тысяч документов. В сердце вспыхивает зависть. Гнев. Она прежде не ревновала отца. Однако, введя своё имя, она находит восемь файлов. Она ─ его грёбаная дочь ─ и в восьми файлах. Мама ─ её подпись стоит под всеми договорами Старк Индастриз ─ в шести тысячах. И Питер. Мальчик, которого потерял папа. Который, очевидно, не был обычным мальчиком. Морган ищет первое упоминание, и это какой-то Питер Илай ─ семидесятилетний владелец крупной организации в Гонконге. Однажды они с отцом заключили сделку о крупных поставках оружия и разошлись навсегда. Это некрасивая страница биографии великого Тони Старка. Она перелистывает её без сожалений. Раз так, Морган пойдёт другим путём. Она открывает самый поздний документ, и он сохранён за день до смерти отца. Мелькает догадка, которую не хочется проверять, но Морган не удаётся сдержать порыв. Она проверяет и сразу жалеет об этом. Почему, чёрт возьми, последний файл, созданный отцом, посвящён не ей, не матери, а человеку, о котором никто ничего не знает? О нём не писали газеты, о нём ни слова в статьях, посвящённых папе. Морган знает. Она изучила их все. Однако что значат публикации, написанные чужими пальцами? В них ни одна точка не принадлежит отцу. Морган смотрит на отгадку. Папе наверняка то, что она не пришла к ответу сама, не понравилось бы даже больше, чем то, что она роется в его компьютере. Правда, ему не под силу её осудить. Это одна из немногих привилегий живых. Морган трёт глаза ─ по-хорошему, пора спать ─ и приступает к чтению.

ххх

Почти десять вечера. В некоторых странах сказали бы, что сейчас двадцать один час сорок три минуты. Если бы ты не исчез вместе с теми, кого я не смог спасти тогда, целую вечность назад, через несколько недель тебе исполнилось бы двадцать два. Верится с трудом. Ты был бы совсем взрослым, не нуждался бы во мне, игнорировал звонки, как раньше это делал я, и огрызался на попытки хоть на чуть-чуть вернуть мгновения, когда ты был маленьким, когда любил меня бесконечно, и безусловно, и неправильно. Не стоит об этом вспоминать, но по-другому не получается. У меня выходило не думать о том, в кого или во что ты бы превратился, вернувшись. Я иногда позволял себе рассмеяться промелькнувшей в голове шутке, что ты рассказывал задолго до ада, в который втянул тебя я. Иногда смотрел на старые фотографии. Иногда засыпал, воображая, как вновь ругаюсь на твою опрометчивость и самоуверенность. Ты не мог двух слов связать, общаясь со сверстниками, а со злыми, жаждущими крови монстрами находил темы для разговора пугающе быстро. Я не думал о том, каким бы ты был теперь. А потом явился Роджерс, и вот я здесь. Капитан поставил меня перед выбором. Знаешь, ни один наш враг не действовал столь жестоко. Танос забрал полсвета, и, поступи так же Роджерс, это было бы благостью. Однако он эгоистичен. Он редко был со мной добр. Есть столько миров, и ни в одном он не стал мне братом. Есть столько миров, и ни в одном я не выбрал кого-то, кроме тебя. Послушай, я не знаю, чем кончится эта затея. Возможно, мы уничтожим всю грёбаную вселенную. Возможно, мы уничтожим друг друга. Вариантов развития событий множество. Последние дни я рассуждал о том, какую цену придётся заплатить за твоё возвращение. Сколько отдать, чтобы ты вернулся ко мне? Глупо притворяться, что я не знаю. Время полетит под откос. Я кое-что построил за эти пять лет. Мне есть что терять. Мой мальчик, пацан, ты и представить не можешь. Глупо притворяться, однако я привык к притворству. Привык криво ухмыляться, если хочется искренне улыбнуться. Препираться, угрожать, если внутри одна гордость за смелость и самоотверженность. Рядом с тобой я притворялся каждое мгновение. И каждое мгновение был собой. Глупо притворяться, но я притворюсь, что не знаю. Это малодушно ─ а значит, в моём стиле. Время, время, время. Оно будет уничтожено. Я кое-что построил. Как было сказано в одной книжке, время насаждать, и время вырывать посаженное. Время молчать, и время говорить. Кто осудит меня за то, что я люблю тебя сильнее других? Это не было моим выбором. А вот то, что я собираюсь совершить, ─ да. Есть четырнадцать миллионов вариантов развития событий, четырнадцать миллионов миров. Большинство из них хуже, чем этот. Здесь я, по крайней мере, ещё могу рассуждать. Могу решать. Уверен, что в некоторых мой гниющий труп бороздит просторы космоса. В некоторых немногие, кто был мне дорог, осели пылью на перилах мостов. Вероятно, это лучший из миров. Я бываю тут счастлив. Уверен, тебя обрадовало бы, что я так говорю. Ты обделён здоровым эгоизмом. Ты готов содрать с себя кожу ради случайного прохожего. Ты не понимаешь жадности, зависти, гнилости. Простых чувств, с детства мне хорошо известных. Которые испытывал я, пока ты был жив. Ты добрее всех героев, убивающих, чтобы остановить смерть. Ты тогда извинился. За что? Это я не спас тебя. Мне есть что терять. Не получится отделаться малой кровью. Снова будет больно ─ а когда не было? Я меняю свою жизнь, целый мир ─ хороший мир ─ на одного мальчика. Несправедливо. Я мечтал доказать, что всё необязательно должно заканчиваться трагедией. Послушай, послушай, Питер. Как работает эта штука, в которую вас заключили, как в тюрьму, я не в курсе. Может, когда ты выберешься, ты будешь уже достаточно взрослым, чтобы узнать: к чёрту лучший из миров, если в нём нет тебя.

ххх

Морган доедает омлет. ─ Кто такой Питер? Вилка скрипит о тарелку.

ххх

Человек-паук исчез через два года после смерти Тони Старка. Кто-то считал, что он умер. Некоторые говорили, что он потерял смысл. Как бы там ни было, Морган считает его мудаком. Папа писал, что Питеру был чужд эгоизм. Однако это отец погиб, чтобы тот продолжал жить. Поставил на кон весь мир, себя, её. Ради единственного потерянного мальчика. В одном Морган была с ним согласна. Несправедливо. После прочтения письма она замечает некрасивые граффити на стенах полуразрушенных домов, оставшихся со времён постапокалиптического Нью-Йорка. Она подмечает искажённые пропорции и выцветшие краски. Старается не обращать внимания на полные скорби и обожания подписи под изображениями супергероев в глупых костюмах. Морган знает, сколько лжи в их благородстве. Что они непременно продадут мир, который обязались защищать. Необходимо просто достаточно заплатить. Её тошнит от имени отца, а она ещё не прочитала оставшиеся одиннадцать тысяч двести тридцать файлов. Перед Морган стоит сундук со всеми его тайнами.

ххх

─ Кто такой Питер? ─ Его больше нет.

ххх

─ Где Питер? ─ Не знаю, ─ отвечает мама, не отрываясь от планшета. ─ Наверное, в лучшем мире. ─ Надо же, ─ бормочет Морган, ─ как иронично.