Пополам

Когда Нико, игнорируя протестующее шипение, приникла к ее мокрой спине и, ловко поднырнув под задницу, просунула пальцы прямо в утопающую в мыльной пене мякоть, Леди едва сдержалась, чтобы не выругаться в голос. Вторая рука по-хозяйски накрыла залитые гелем груди, смяла одну – левую, затем приподняла, взвешивая на ладони. Леди в полнейшем недоумении уставилась на свои напрягшиеся будто по волшебству соски, блестящие и лоснящиеся от средства для душа. От неожиданности она потеряла дар речи. А началось-то все с невинных полотенец, которых как назло так не вовремя не оказалось в душевой кабинке. Выглянув тогда из-за дверцы, Леди окунулась в дымовую завесу, накуренную Моррисоном, и едва удержала рвущийся из легких кашель. Напротив, на краю кожаного дивана сидела Триш, полистывала журнал и лениво препиралась с развалившимся рядом Данте. Леди задержала на нем красноречивый взгляд, но охотник, увлеченный своим занятием, ничего не заметил. Зато заметила Нико. Она как раз колупалась в своем «творческом уголке» в противоположном углу фургона. — Нико! Эй, Нико! — громким шепотом позвала Леди, жестикулируя из-за приоткрытой дверцы, — можешь дать полотенце? — Могу, — ответила та и бровью не поведя. Раздобыв откуда-то из-под столешницы махровое полотно, она пересекла салон и заскочила в душ, обогнув протянутую ладонь купальщицы. Кто бы мог предположить, чем все это кончится?.. Кончилось – вернее, кончалось, прекрасно. На второй волне мурашек Леди сбилась со счета. Поначалу она, конечно, пыталась отбрыкиваться, но, все еще слабая после заключения в Артемиде, мало что могла противопоставить яростному напору оружейницы, чьи руки прогнули не одну железяку. Ее вот теперь тоже прогнули. — Что, если бы это был Данте? — спросила вдруг Нико, прижимаясь еще теснее. Ее голый живот в полоске между топом и шортами казался прохладным по сравнению с телом самой Леди, проторчавшей под горячей водой минут десять. Могло ли статься, что Нико помешалась на личности Данте? Леди с трудом подавила стон. Скорее беззвучное придыхание, а не стон, но и его в царящей тишине фургона, нарушаемой только предательски тихой музыкой, наверняка бы услышали. А что насчет хлюпанья мыльной пены в ее промежности?.. Леди вдруг подумалось, что, если бы все это происходило двадцатью годами ранее, она бы под землю провалилась со стыда, вздумай кто из присутствующих внезапно поднять голову и взглянуть в ее сторону. Но сейчас, когда густой пар из душа смешивался с сигаретным дурманом и ароматной росой оседал на разгоряченную кожу, ей было совершенно наплевать. Ну, почти. Перед глазами водили хороводы сюрреалистичные цветастые зайчики, в то время как чужие пальцы терлись о гладкие стенки мышц внутри нее, и ощущалось это совсем не так, как в тех случаях, когда она ласкала себя сама. Инородно, странно и так волнующе. Леди уже и забыла, чтобы кто-нибудь забирался к ней под юбку с таким рвением. Не считая, конечно, Данте, но у того все рвение ограничивалось лишь попытками, а когда доходило непосредственно до дела, весь его пыл куда-то испарялся, и кипучая страсть сводилась к целомудренным поцелуям в лоб на прощание. Дразнил ли он ее таким способом, или в самом деле что-то не позволяло переступить черту в их давних приятельских отношениях, бес разберет. Но порой бывало до слез обидно. — Хочешь его? — зашептала ей в мокрое ухо Нико, ускоряя ритм движений и возвращая мысли к действительности. В этой самой действительности Леди – мокрая и совершенно голая – стояла, растопырившись, на залитом водой и пеной кафеле, а голова ее торчала наружу из-за приоткрытой двери, будто белый флаг, вывешенный в знак капитуляции на крепостных стенах. Леди закусила нижнюю губу в попытках сдержать звуки, рвущиеся из глотки. Ей бы хотелось, может, кричать в голос, крыть Нико самыми отборными матами, какие она только знала, и стонать, стонать во все горло, «а-а-ахать» тягуче, нараспев, со срывающимся на хрип голосом, умолять прекратить и в то же время не сметь останавливаться… Но в фургоне сидели трое – каждый занятый своим делом, и пока что они не обращали внимания на выражение лица Леди, чья голова маячила в проходе, однако кто знает, в какой момент обратят. Нико, чей шепот так удачно заглушало журчание воды, несомненно, была прекрасно осведомлена, как нужно обращаться с женским телом, чтобы оно таяло в объятиях, словно податливый мягкий пломбир под языком. — Ну, так что? — небрежно повторила механическая маньячка, нащупывая свободной рукой вспухший от энергичного натирания клитор, — тебе хотелось бы, чтобы на моем месте был Данте? Чтобы вместо моих пальцев между ножек тебя трогала его широкая мужская ладонь, крепкая, мозолистая… Он бы шлепал концом по этой спелой попке, — тут она переместила руку на ягодицы и подкрепила свои слова, сжав левую, затем, извернувшись, правую. На и без того распаренной коже остались отчетливые красные отпечатки. — Терся бы там и тут, — продолжала Нико, скользнув ладонью вверх по гладкому телу и прихватив набухшие груди. Другая рука ни на секунду не покидала сочащейся влагой промежности, напротив, к трем пальцам прибавился четвертый, и теперь Леди казалось, что ее по-настоящему трахают, что ее на самом деле прямо сейчас так яростно и грубовато имеет… — А-ах!.. Данте… Имя сорвалось с губ прежде, чем Леди успела что-либо сообразить. Она отпрянула от двери, врезавшись задом в Нико, и та едва успела высвободить руки, чтобы поддержать ее за талию. Земля ушла из-под ног, в голове завертелся водоворот возможных ответов, оправданий, пояснений, да черт знает, чего еще, но, когда до слуха Леди донесся спокойный, слегка удивленный баритон охотника, который спрашивал, чего она хотела, Леди точно знала, что не станет ничего объяснять. — Нет, ничего, — повысив голос в попытках заглушить воду, сказала она, одновременно пихая локтем коварно ухмыляющуюся Нико, чтобы та заткнулась. — Когда будет время, не посмотришь кран? По-моему, тут что-то сломалось, и теперь вместо горячей льет кипяток. Если Данте что-то и заподозрил, то виду не подал. В самом деле, с чего бы ему лезть в сантехнику этой доисторической развалюхи, если с таким делом превосходно справилась бы Нико? Однако вслух он осторожно согласился: — Конечно, позже гляну. Если живы останемся. Леди позволила себе выдохнуть. Никто не отпускал шуточек в адрес так надолго занятого душа, не бежал к двери, чтобы уличить ее в том, чем она только что занималась. Триш и Моррисон по-прежнему сидели где-то там, погруженные в свои дела. Дрожащей рукой Леди потянулась за полотенцем, которое услужливо принесла ей Нико до того, как нагло протиснулась в кабинку. По телу разливалось самое яркое, уже пятое на сегодня зарево сладости, постепенно угасая в конечностях.