Всегда закат

Дело шло к вечеру, и Мария по старой привычке вышла посмотреть на закат. Она предсказывала погоду лучше любого метеоролога, хотя они — надо отдать им должное — в последнее время угадывали все чаще и чаще. Впрочем, Мария и без всяких примет знала: завтра ливанет. А чего бы не ливануть, если лило вчера, и третьего дня тоже лило, — даром что сейчас просветлело. Нет, Мария не первый год жила на этой земле и в перемены к лучшему не верила, но закат посмотреть все же вышла — во-первых, это красиво. — Мавка! Мавка, скорее! Там такое! Мария нехотя отвела глаза от неба и взглянула в сторону калитки: за забором маячила Кира Виноварова и нетерпеливо махала ей рукой. Видеть ее такой было странно — Кира баба хоть и молодая, но спокойная и основательная, а тут вот едва из юбки не выпрыгивает. Случилось, что ли, чего? — Мавка, ну скорее вы, все пропустите! — крикнула Кира и убежала в сторону центральной улицы. «Не пойду, — подумала Мария. — Если бы плохое стряслось — стояли бы уже у порога, и не Мавкой бы звали, а Марией Сергеевной. А так… ну чего я в этой деревне не видела? И Кира эта — сопля соплей, а гляди-ка — тоже мавкать мне начала». Не любила она это прозвище, и все тут. Прозвище, как водится в таких случаях, пристало намертво — со старых еще времен. На партийных собраниях, бывало, призывали ее к ответу: как так, мол, Мария, двадцатый век на дворе, коммунизм строим, в космос собираемся, а ты в лес бегаешь с хлебом и медом, нечисть свою задабривать, навок с мавками. Одно слово — люди: ругать ее ругали, а поранится кто или хворь какую подцепит — прибегали лечиться как миленькие. Оно конечно, Катасахов врач хороший, даром что только ветеринарку и закончил, но доктор, он где? В селе Сиреневом. А до села того поди еще доберись, особенно весной по распутице. Да что там, иногда Мария и сама жалела, что далековато то село, не набегаешься. Она снова подняла глаза к небу: закат, как назло, не торопился. С центральной улицы доносились взволнованные голоса и какое-то подозрительное тарахтение. Любопытство, зараза эдакая, проснулось и требовало своего. Мария плюнула и пошла. Успела вовремя: со стороны бывших колхозных полей в деревню медленно вползал комбайн СКД-6, «Сибиряк», Васькина краса и гордость — и предмет безудержной зависти половины сельских парней, а за ним мотылялась на тросе… Мария не поверила своим глазам: маленькая, беленькая когда-то машинка, явно заграничного вида. — Городские, — доложил над ухом звонкий девичий голос — слухи по деревне распространялись ой как быстро. — Брат с сестрой, им в Сиреневом дом подарили. Приехали на той неделе и решили, — девчонка хихикнула. — Красоты местные посмотреть. Завязли чуть не по капот! Процессия остановилась. Дверца легковушки открылась, и на улицу выпорхнула девица: короткая стрижка, бежевое пальто, из под-которого даже юбки не видно, капроновые чулки, каблучки — ну полная «Бурда». Подлетела к кабине — Васька-то за это время только и успел, что дверь распахнуть. — Василий, вы наш спаситель! — громко объявила девушка, не обращая ни малейшего внимания на то, что вся деревня собралась на нее посмотреть. — Если бы не вы, не знаю, как бы мы с Костей выбрались. Так что большое спасибо вам и вашему трактору! Васька побледнел лицом, сурово сжал челюсти и спрыгнул на дорогу — так, что грязь из-под ног полетела. — Это не трактор, — строго сказал он. — Это комбайн. И пошел мимо опешившей девушки — развязывать трос. Держался он чуть ли не с вызовом, но Мария заметила, как он на нее поглядывает. Вот те на — положил глаз на городскую, и как быстро! Ну и молодежь пошла, никакого воспитания, сразу любовь подавай. Вот, помнится, когда Катасахов только приехал, она, Мария… «Так», — сама себе напомнила Мария. Вот об этом лучше не вспоминать: будь она понаглее, понапористее, не жди у моря неизвестно чего, как знать, может быть жили сейчас… в одном селе. Чтобы отвлечься она снова уставилась на небо, благо закат как раз подоспел — мягкий, ясный, и, похоже, что долгий. А значит — не угадала Мария, не будет завтра дождя. А может, оно и к лучшему.