Бастард

«Никогда-никогда не забуду как ты…

Как ты жила без любви. Без тепла..»

«Каждый день даст тебе десять новых забот,

И каждая ночь принесет по морщине…»

Сложно сказать, с какого момента семейная жизнь Самойловых тихо пошла под откос. Началось все, наверное, ещё задолго до появления Глеба, а именно тогда, когда Ирина перевелась на вечерне-ночную смену. Переход был, что называется, добровольно-принудительным. Привыкать к новому распорядку дня и ритму жизни было очень сложно. Учитывая то, что муж все ещё работал днём. Рудольфа она любила, и безусловно уважала. Он был человеком хорошим, ответственным, даже слишком. Семейным, ведь в воспитании ребенка он брал на себя примерно половину обязанностей. С семьёй Ирина стала видеться теперь два раза в сутки, и в выходные. В приоритете был маленький сын и его воспитание. Вадик был ее гордостью и радостью. Мальчик рос не по годам умный и рассудительный, явно пошёл в Рудольфа складом ума. Только не пойми от кого Вадику достался такой слабый иммунитет. Педиатр говорил, что он перерастет это в будущем, все будет в порядке. Ирина верила, и даже знала, что в будущем ее сын будет самым сильным и здоровым. А пока она с утра, аж до прихода Рудольфа, нянчилась с вечно больным Вадиком. Потом, эмоционально уставшая, шла на работу. Вскоре близость с мужем становилась понемногу все слабее и слабее. Ирина сама этого не заметила, это происходило постепенно. Оба они увязли в рутине, причем настолько, что выбраться из нее было практически невозможно. Каждый день был одинаковый. Сначала Ирина приходила под утро домой, ложилась на холодную половину постели рядом с Рудольфом, и проваливалась в сон. Когда просыпалась около полудня, его уже рядом не было. И это стало нормой. Однажды в поликлинику, где работала Ирина, перевели одного молодого человека. Он был холост, хотя ему уже было примерно тридцать лет. Представлялся коллегам Михаилом Степановичем. Мужчина легко влился в коллектив, и уже на второй неделе его многие по-дружески называли Мишей. Михаил будто светился каким-то таким невидимым светом, что мог притягивать к себе людей. Ирина в стороне тоже не осталась. После работы они стали общаться. Сначала, конечно, в компании других коллег. Мужчина был весёлым, с чувством юмора, он был симпатичен Ирине. Время шло, все чаще она украдкой заглядывала в его голубые глаза, и это переходило в неловкий зрительный контакт. — Ирина Владимировна. — Да? — Не хотите пересечься в какой-нибудь выходной? Ощущение неправильности происходящего начало душить её ещё с первой личной встречи с Михаилом в небольшом кафе. Когда он оплатил заказ за двоих. Со временем жесты внимания коллеги начали перерастать в ненавязчивый флирт. Ирина, как могла, не поддавалась. Обязанность перед семьёй и разгорающиеся чувства к другому мужчине боролись внутри неё. Было так мерзко порой, сидя дома, целовать мужа, играть с сыном, когда мысли были заняты совсем другим человеком. Родные и не догадывались. Ирина молилась, чтобы они не догадывались. Вскоре она перешла Рубикон и стала сама сближаться с Мишей. Решиться на это требовало усилий, однако, когда она сделала первый шаг, дышать стало как-то проще. Рядом с Мишей было проще. Казалось, будто она вовсе не была обременена замужеством. Ирина чувствовала себя просто женщиной, которая нашла мужское плечо. — Миша, я тебя люблю… Дома было иначе. Невыносимо было притворяться хорошей и любящей женой. Она все так же улыбалась Рудольфу, который ничего не знал, общалась с ним за ужином на бытовые темы. Но искра между ними так и оставалась погашенной. Ирина не помнила последний раз, когда они сближались. Потом началось то, о чем женщина в будущем не раз пожалела. Она позволила Михаилу приходить к ней в квартиру, когда Рудольф был на работе. Так её сын Вадик невольно познакомился с ним. К счастью ребенок был ещё очень наивным, и не понимал ничего, чтобы иметь подозрений. Для него Миша был всего лишь маминым другом по работе. Встречи начинались на кухне за чаем, и логично заканчивались в спальне. В их с мужем спальне.

***

Через некоторое время такого двойного образа жизни, пришла карма. За ложь, за обман, за предательство. Справедливо, что это все должно когда-нибудь аукнуться. И вот однажды на обследовании Ирина узнала, что беременна. Она была абсолютно уверена, что от Михаила. Тогда стало по-настоящему страшно. Внутри что-то разбилось, оторвалось. У неё вот-вот могла начаться паника, которую она с трудом подавила. При коллегах-врачах, хоть и другого направления, Ирина не позволяла себе подобных эмоций. В голове было слишком много мыслей и каждая ужасная. Они давили на неё, перекрывали кислород. Пульс стучал в висках. Когда ей назвали месяц, все окончательно упало. Для аборта уже было слишком поздно. О противопоказаниях и рисках она уже не слушала, пропускала слова мимо ушей. И так сама все прекрасно понимала. Дрожащими руками Ирина забрала свои бумаги, кивнула, и вышла, поблагодарив врача неестественным сдавленным голосом. Возвращаясь домой из клиники она обдумывала то, что узнала, пыталась осознать это, не было ни одной мысли, как ей жить дальше. Картина мира дала трещину. Шаги давались тяжело, будто на ватных ногах. За порогом пустой квартиры Ирина дала себе волю. Она плакала, сидя на полу и обняв колени, слёзы обжигали ей лицо. Ничего кроме страха она не чувствовала. Сотрясаясь от рыданий, она просидела так очень долго, не было даже сил встать с пола. Тело сковало. Первую половину следующего дня Ирина пролежала в постели, лёжа с закрытыми глазами, но без сна. — Я заслужила. Заслужила…, — шептала она одними губами без умолку. В мыслях то и дело всплывал образ Миши. Ирина вновь и вновь всхлипывала, сжимая ладони в кулаки. Все, что было до, теперь ничего не значило. Те мгновения, когда они были одни, вдвоем, те слова... Ирина почувствовала отвращение ко всему этому. Все было так лживо, неправильно. Михаил перестал ей казаться тем, кто спас ее от серых будней. Теперь она видела в нем чужого человека. Которого она сама впустила в свою жизнь. Именно сама. Все началось с её согласия, а если точнее, желания. Подсознательно она уже давно хотела найти кого-то на стороне, вместо мужа. Ирина в полной мере осознала это только сейчас. Только она во всем виновата. Хотелось биться головой об стену от неприятия самой себя, такой паршивой, неправильной. — Зачем? Зачем я это себе позволила? Дура. Дура. Вот пришло время собираться на вечернюю смену. Ирина в поликлинике выполняла рутинную работу практически на автомате, ни с кем ни разговаривая. Иногда, когда она поднимала глаза, начинала искать на рабочем месте Михаила. Но его не было. Ирина из-за этого чувствовала облегчение, ведь видеть уже бывшего любовника ей совсем не хотелось, с другой стороны она напрягалась. Он словно каким-то образом заранее провалился сквозь землю. — А где Михаил Степанович? — на всякий случай спросила Ирина у своей коллеги. Сказала она это достаточно холодным тоном. — Миша? Он взял больничный до пятницы, — пожала коллега плечами. Ирина ничего не ответила и вернулась к работе. Через несколько дней стала понятна одна из возможных причин отсутствия Михаила. С утра Ирину разбудил Рудольф, он сказал, что Вадиму опять плохо. Пришлось вставать и идти к сыну. У мальчика был жар. — Вирус что-ли гуляет? Наверное, и Михаил тоже... Ирина поняла, что отдохнуть сегодня она не сможет. Придется выхаживать сына. К счастью, через несколько часов Вадику стало лучше, поэтому Ирина решила заняться своими делами. А именно позвонить Михаилу. Она запланировала это ещё с утра. Потому что поговорить им просто необходимо. Она приняла решение рассказать о своей беременности. Было даже лучше, что по телефону, а не лично. Ирина ощущала, как внутри все сжималось от мыслей о разговоре. Телефон был в гостиной. Она долго не решалась позвонить, руки потели и немели, слова путались в голове. Наконец-то она набрала номер, пересилив себя. Коллега поднял трубку не сразу. — Алло?... Ира! — его голос был немного хриплым, — Ты звонишь из дома? Никого из твоих нет рядом? Ирина прервала его. Она сказала тихим, слегка дрожащим голосом: — Я беременна. От тебя. Ирина выдохнула в трубку. Ей хотелось плакать, но слёз не было. Челюсть свело. Сердце колотилось, словно хотело пробить грудную клетку. Ответ Михаила на том конце провода оказался для неё словно пощечиной. Он сначала откашлялся, а потом сказал: «Это твои проблемы, не мои. Почему сразу мой? Что я могу сделать-то?! Если сомневаешься, то иди на аборт! Что говоришь? Поздно? Опять же, я тут причем?». Конечно. А чего ещё следовало ждать? Он был прав. Действительно прав. Это только ее вина и проблема. Ничья больше. Её страшная тайна, бремя, что никому нельзя доверить, ни в коем случае. Ирина вздохнула и бросила трубку. Ноги едва держали её, казалось, она сейчас же упадет и разрыдается.

***

Следующие чуть меньше чем пол года стали для Ирины настоящей пыткой. Она все так же ходила на работу, потом возвращалась, плакала. Она терзала саму себя каждый день. Думала о Рудольфе. Теперь, когда она выкинула Мишу из жизни, её снова начало тянуть к мужу. Появилась надежда на что-то. Возможно, иррациональная потребность загладить, искупить вину… Рудольф был действительно хорошим, любящим. Ирина снова видела это, ощущала. С пониманием этого она ещё больше начинала загонять себя в угол. Ведь она предала мужа и все ещё продолжала врать ему в глаза. Нарастал страх. Ирина боялась за будущее, оно было похоже на туман, непроглядный и пугающий. Она боялась даже своего ещё не родившегося ребенка. Ирине не хотелось думать о нём, о том как он родится и том, что будет после. Мысли об этом были слишком мрачны. Шло время. Ирина наконец-то решила сказать Рудольфу о своей беременности, которую уже скрыть было сложно. Да и скрывать смысла не было. Как-то, лёжа в спальне, рядом с Рудольфом, когда свет был ещё не погашен, она прислонилась к его плечу. — Мне нужно тебе кое что сказать, — Ирина почувствовала, как её сердце затрепетало. Она отбросила последние сомнения. Сворачивать было уже поздно. — У нас будет ребенок. В момент признания от сердца отлегло. Но осадок от лжи никуда не делся. Сейчас нужно было спрятать его как можно глубже в свою душу. — Что? Правда? Это же здорово, дорогая! Её муж выглядел таким счастливым, что Ирине стало не по себе. Он знал лишь часть правды, и это было невыносимо. Она не смогла сдержать слёз. Снова. Они просто сразу же потекли по ее лицу. — Эй, ну ты чего? — Рудольф приобнял супругу рукой. Он сразу сообразил, что это всё от эмоций, — Тебе не плакать, тебе радоваться надо. От мужа исходило такое тепло, что Ирина обняла его в ответ. С этого дня все стало восприниматься немного по-другому. Но к сожалению, лишь немного. Рудольф теперь был очень заботлив, мил, едва ли не носил жену на руках. А она… Она была страшной обманщицей. Ирина понимала, что не заслуживает такого обращения с собой. Чувство вины приумножилось, оно грызло её изнутри с новой силой. Ирина через свою боль улыбалась Рудольфу. Они вместе строили планы на будущее, гадали, кто родиться, мальчик или девочка, придумывали имена. Много раз они разговаривали о ребенке со старшим сыном. — В полноценной семье должно быть обязательно двое детей. А то и трое! — размышлял однажды за ужином Рудольф вслух. Ирина же кивала ему. Она заметила, как муж изменился после известия. Он будто заново начал жить, стал как никогда энергичным. Проходили месяцы. Ирина постепенно смогла взять себя в руки и, казалось, даже отпустить собственные грехи. Это было непросто. Она решила жить дальше и не думать ни о чем. Она уже привязалась к ребенку, что с неизбежностью должен родиться. Разговаривала с ним в мыслях, говорила, что любит. «… а ещё у тебя будет самый замечательный старший брат! Этот мир ждёт тебя, малыш». Иногда Ирина даже начинала верить, что этот ребенок вовсе не от Михаила, а от Рудольфа, и что всё на самом деле хорошо. Они обязательно будут растить его вместе, будут той самой полноценной семьёй. Ей больше всего на свете хотелось верить в то, что ничего не изменится.

***

Примерную дату родов врачи наметили на первую неделю августа. С приближением этого месяца Ирине становилось не по себе. Она думала о родах с ужасом. Возвращалась постоянная тревога, вместе с ней ночные кошмары примерно одинакового содержания. Ирина находится в гостиной, за разложенным столом, будто на праздник, а напротив неё сидят родные. Муж, старший сын и родители, что приехали из деревни. Она ощущает на себе их укоризненный взгляды, они молчат. Ирина поднимает глаза. Мать качает головой, отец и Рудольф смотрят очень сурово, прямо на неё. Она поворачивает голову в сторону пятилетнего сына. Даже Вадик, и тот, нахмурился. — Мы все знаем, — слышит Ирина холодный голос Рудольфа и вздрагивает. Вдруг на неё сыпятся обвинения одно за другим: — Как ты могла? — Ты предала семью! Обманщица! — Думаешь, такое прощают? Ирина уже не думает о том, кто именно из родных ей это говорит. Она закрывает лицо ладонями... После этих снов она всегда просыпалась среди ночи в поту, с учащенным сердцебиением. Ирина оглядывалась, а когда понимала, что ей снова это привиделось, укладывалась обратно, поворачивалась к мужу лицом. Но стоило ей закрыть глаза, перед ней опять стояла картина из сна. Когда наконец-то пришел август, Ирина отправилась в родильный дом по наставлению врачей. Муж навещал её каждый день. Только он был один, без Вадика. Мальчик в это время отдыхал в деревне. Ирина пробыла в роддоме совсем недолго. В ночь с третьего на четвертое августа начались роды. Ирина вдруг поняла, что рожать ребенка ей придется одной... Ее муж спокойно спал дома, его ни за что не будет рядом с ней. Она чувствовала себя покинутой, причем справедливо покинутой. В глубине души она знала, что это даже символично. Роды были тяжёлыми, ужасно болезненными и длились почти до утра. Ирина была изнурена и выжата. Она не могла понять, действительно ли это раздался крик новорожденного, уши будто заложило. — Мальчик! Мальчик! — наконец-то она смогла расслышать и разобрать голоса врачей. Прошло непонятно сколько времени, ведь все было словно в тумане, когда Ирине принесли сына и положили с ней. Только взглянув на него, она сразу же ощутила безмерную любовь к этому ребенку. Сейчас для неё не было никакого значения, кто отец и прочее. В первую очередь это был её сын. Ирина вдруг поняла, что вся та ужасная боль, которую она пережила, физическая и душевная — это всё никак не было виной младенца у неё на руках. Но он все равно уже был втянут в эту ужасную историю, с момента рождения…