Да где вы видели синестетиков? — Загляните в глаза своему преданному мурлыке.
Асфальт отражает распаренный город — Красиво, но я вновь окачен водой. В подшёрсток закрадывается холод: Урок мне — не спать на краю мостовой. Но солнце так ярко, но солнце так жарко, И место пригрето… А, впрочем — ша. Найду крупный камень у дальнего парка. Там зелено, к парку лежит душа. И вот по теням козырьков, деревьев, По улицам, полным больших людей, Бежит мокрый кот, с мехом иссиня-серым, Бежит сквозь войну цветовых полей… …Цвета в перекрестье, цвета сливаются, Цвета накатывают волной… Восьмая жизнь у кота стесняется Болезнью странною и шальной. Конечно, Бездомница слышал сказки И сам расспрашивал стариков. Но верить на улице без опаски — Что у собаки таскать щенков. Вот только в кошачьей дурной головушке Поплыло что-то и расцвело, И вдруг он чётко, себе на горюшко, Увидел оттенки, и рук тепло, Увидел и кольца людской приязни, Услышал глухие звоночки лжи. И понял — вязнет, всем миром вязнет, Всей сутью — в мире, что стал чужим. Любое чувство — своё, иное — Смешалось с прочими в фейерверк. Красивое — вбок — не звучит — хмельное, И самое сложное — человек. …Полгода гарцующего безумия. Но время прошло, и Бездомница понял: Песочные вспышки — благоразумие, А гнев на губах застывает кровью. Внимание приобретает векторы (Что очень спасало его от отлова). А сколькими злоба играет спектрами… Лишь радость осталась ему незнакома. В промозглых ночлежках, в проулках и барах Ни люди, ни кошки не жаждали света. Ни тени улыбки в фигурах усталых. Ни тени понятий «растроган», «приветлив». И жажда опутала ум Бездомницы — Увидеть, объять неизведанное! Узнал он холодный анфас бессонницы, Мечтая о новых видениях. Избе́гал тогда он весь город и берег, Но берег пустынен, а град — фальшив. Всё то же, всё те же, всё серо, всё серо! Помимо стандартных цветов души. Тогда лунной ночью, прервав свои поиски, Спрыгнул в какое-то кот окно. И в чём-то подвале покинули отблески Серое тело жизни восьмой.* * *
На буйном закате заходятся стены Всех красок невиданным пиршеством, И грязи потёки, и сколы — бледнеют, Теряются в отблесках и́скристых. А на небо взгляд вовсе страшно поднять, Но даже оттенки далёкого солнца, Застыв в облаках, не смогли передать Цветов у простого «смеётся».