What have we become? (Кем мы стали?)

Уилл привлекательный мужчина, по крайней мере так считает Ганнибал. Он красив так же, как прекрасно разрушенное здание, брошенное, полуразваленное. Когда Ганнибал пытается представить его ребенком, он не может не видеть тьму, серьезные глаза взрослого, далеко не невинного мальчика. Уилл смотрит на то, как Ганнибал готовит, как он проворно и ловко отрезает тонкие ломтики имбиря и думает, что готовка – это словно дыхание для этого мужчины. У Ганнибала полупустые, стеклянные глаза, когда тот готовит, а его губы расслаблены. Уилл раздумывает, холодны ли руки убийцы, и он чувствует лихорадочное желание коснуться их. — Теперь ты будешь смотреть, как тихо и постепенно будет жариться эта свинина, — сказал Ганнибал, перемещаясь к столу за Уиллом. Он протирает руки кухонным полотенцем, и Уилл смотрит, даже пялится на них; его руки слегка подрагивают; небольшие ожоги и еле заметные порезы от кухонных ножей; слегка усталые руки, но не старые. Он ощущает касание Ганнибала к своему плечу и Уилл вспоминает то время, когда лишь одно его и Ганнибала касание они разделяли при коротких касаниях подушечками пальцев при случайной передаче предметов. — Мне интересно, была ли у этой свиньи мать, — Уилл вуалирует свои слова, прячет их за ширмой, естественно, он острожен и точен. — Думаю, она бы плакала, когда прощалась с детенышем. — Все свиньи рождаются от свиноматок, — тихо сказал Ганнибал, улыбка на его лице, словно капающая кровь, стекающая по лицу, когда он облокотился на кухонный стол. — Возможно, его мать грезила о том, что у ее ребенка будет глубоко счастливое будущее. — О, это будущее хорошее, несомненно, — Уилл ухмыльнулся (о, он никогда раньше не ухмылялся так, а лишь вежливо улыбался), наблюдая за желтоватым пламенем на сковороде. Он снова опустил свой взгляд ниже и наткнулся на расслабленные руки Ганнибала, с косточками, томно двигающимися под кожей. Ему любопытно, опять, холодные ли руки убийцы. — Могу ли я коснуться твоих рук? — еле слышно спрашивает Уилл, и он чувствует каплю робости, наполняющей его голос. Но Ганнибал лишь вытянул свои руки к Уиллу, которой, о, наконец-таки, коснулся их. Он сдвинул свои пальцы ниже, к ладони Ганнибала, и он держал их, словно его руки были якорями, связанными под покровом загорелой кожи. Ганнибал все еще молча смотрел на него, его глаза горели странным, пустым огнем, совершенно непонятным для Уилла. Уилл осторожно, но с интересом прослеживал линии на ладонях Ганнибала. — Говорят ли они судьбу, эти линии? — Уилл что-то бормочет, безмолвно наблюдая. — А что скажут твои? — Если линии твердят судьбу, — ответил Ганнибал, а его руки все еще сжаты в руках Уилла. – Я хотел бы не видеть их. Я не горю желанием, чтобы моя судьба покрывала кожу. Уилл, в шаге от чего-то странного и неприличного, поднес руки Ганнибала к своему лицу. Он коснулся губами, осторожно, пробуя теплоту и вкус соли от готовки. Он еще долго, очень долго касается своими губами ладоней Ганнибала, а его закрытые веки чуть дрожат. Когда он отпускает руки Ганнибала, каннибал завороженно смотрит на него, а его глаза похожи на беспросветную бездну. Уилл отмечает, что убийца уже заметно возбужден, о чем говорит выпуклость его штанов. — У меня холодные руки? — шепотом спрашивает Ганнибал. — Они холодные так же, как у убийцы? — Нет, — губы Уилла словно выплеснули правду наружу, когда он вспомнил вкус рук Ганнибала. Он запомнит его, удержит его глубоко в горле. — Нет, не холодные. Ганнибал с трудом проигнорировал свою эрекцию, как и сам Уилл. Уилл смакует мясо с улыбкой на лице. Он не знает, привык ли он к человеческой плоти, нравится ли ему ее вкус, или он просто улыбается при воспоминании рук, их запаха и привкуса. Он хочет дотянуться и коснуться их еще хоть раз, эти грубые, мужские руки, ощутить привкус соли и пота от приготовления ужина, он хочет сделать так много вещей, которые он не может, не должен совершать с руками Ганнибала. — Мы одинаковы, — сказал Ганнибал. — Я и ты. — Чем мы похожи? — Уилл ничего не отрицает, как будто он когда-то яростно выплюнул все свое отрицание. — Как мы похожи? — Ты же отбросил когда-то добро и зло ради бихевиоризма, — тихо произнес Ганнибал. — Так же, как и я. — Когда? — спрашивает Уилл в то время, как его взгляд устремился на прекрасные руки Ганнибала. Он вожделеет коснуться их еще раз, но вдруг они напряглись, а синие, ранее незаметные вены выступили под кожей. — Если я скажу тебе… — шепчет Ганнибал, а все его лицо внезапно потемнело и поменялось на оленеподобные черты. — Я бы убил тебя, Уилл. И он не шутил. И это все, что Уилл знал и был твердо уверен в этом. — Оу, — спокойно произнес Уилл. Он желал, чтобы слова Ганнибала, слетевшие с его уст, останутся в сознании, что они не будут плавать в дымке лжи и беспокойства. Руки Уилла предательски дрожат, выдавая весь спектр его эмоций. — Могу ли я переночевать сегодня? — неожиданно для себя спрашивает Уилл, а легкая ухмылка появляется на лице. — Уже поздно, а обратно ехать целых два часа. — Разумеется, — как всегда любезно согласился Ганнибал. Они закончили трапезу и Уилл находился позади него и безмолвно мыл посуду. Это чувствовалось чудесно по-домашнему и Уиллу интересно, как себя чувствовала Алана. Он чувствует каплю ревности внутри себя от этой мысли. «Я номер один», — думает он, когда трясущимися руками протирает последнее блюдо. Я единственный, кого он хочет разрушать, рвать и кусать. Он задается вопросом, когда он начал гордиться таким положением вещей. Ганнибал проводил его в свободную комнату, с белыми простынями и огромной, непостижимых размеров картиной на стене. Уилл кладет свое пальто на кровать, в то время как Ганнибал облокачивается правым бедром о дверной проем и говорит: — Если бы только ты знал. Никаких намерений или подтекстов Уилл в его словах не заметил. Уилл кажется таким потрепанным и тоскующим, и Ганнибалу хочется, чтобы он принял его слова как знамя, а не сложил их аккуратно и спрятал подальше. Уилл лишь говорит: — Я знаю, — и Ганнибал вместе с ветром испаряются сквозь дверь. Он захлопывает дверь. Он выжидает. Он вновь открывает дверь. Когда он распахивает дверь и обнаруживает Ганнибала, стоящего практически извиняющимся (брови чуть приподняты под светло-каштановыми волосами, опадающими на глаза, руки располагаются в карманах пальто, это довольно мило, но больно), Уилл на мгновенье задумывается, хочет ли он быть таким взволнованным и обеспокоенным. Он даже не спрашивает разрешения войти; он разговаривает, не переступая порога. — Могу ли я разделить кровать с тобой? — Ах, — руки Уилла трясутся. — Я… Конечно. — Спасибо, — Ганнибал выглядит до боли простым, непринужденно снимает свое пальто и оставляет его на стуле. Он снимает подтяжки, удерживающие ранее его брюки, и расстегивает свою рубашку быстрыми, ловкими пальцами, которые Уилл никогда не отпускал бы. Ганнибал снимает с себя ткань, оголяя торс, и Уилл думает, что это первый раз, когда он видит его обнаженным по пояс. В этом моменте было слишком много интимности, так много темных коридоров тоски и боли, но ни один из них не видел ничего, кроме чужого тела, полностью закрытого, поэтому Уилл снимает и свою рубашку с легкостью и ощущением полного комфорта. Ему кажется, что Ганнибал смотрит на него слишком тоскливо, так что он отводит взгляд в сторону. Он чувствует ощутимое покалывание от возбуждения где-то в районе низа живота и думает, что нет. Нет. — Позволь мне коснуться твоего лица, — Ганнибал неожиданно близко к нему, и Уилл думает, что и никогда не сможет снова вздохнуть. — Ты хотел потрогать мои руки, так позволь коснуться твоего лица. Уилл смеется, но неуверенно кивает. Пальцы Ганнибала скользят по его лицу с неумолимым волнением. Уилл чувствует себя ярким, живым, он убивает Ганнибала снова и снова, но не руками, он делает это своим выражением лица, своим взглядом, как Ганнибал смотрит на него с искривлённым восторгом. Вопреки всему, Уилл ощущает смутную честь от того, как Ганнибал касается его лица, его губ, его век с ужасной тоской и болью, будто бы они пересекли ту границу между другом и любовником и плавали на пороге небытия. Оу, думает Уилл тихо, я ненавижу этого мужчину, он не мой друг, но посмотрите на то, как он касается меня. Посмотрите на его эмоции в глазах, взгляните на его руки, о, о, черт, посмотрите на его руки. Ганнибал подвигается ближе к нему, его руки ощущаются крепче на теле, а губы сомкнулись в мягком, но жгучем поцелуе. Уилл слегка напрягся, ведь друзья не целуются, друзья не целуется, полуобнаженные, наедине в комнате. Но они и не друзья. Они враги. Уилл отвечает на поцелуй с надеждой и мольбой, а его тело изгибается навстречу рукам Ганнибала, снова чувствуя эрекцию мужчины, ох, сам Уилл возбужден. Пепельные волосы Ганнибала щекочут лоб Уилла, и он хочет тонуть в этой теплоте, он хочет провести остаток жизни, целуя Ганнибала, но он также ненавидит мужчину проклятой страстью. О, ты понимаешь? Ганнибал отстраняется, его губы опухли, искусаны до крови, а его глаза яркие и живые. Темное приведение веселья порхает в животе Уилла, и он притрагивается к волосам на груди Ганнибала. Он думал, что мужчина будет гладко выбрит, но его грудь была покрыта светлыми волосками. Уилл пропускает пальцы сквозь них, касается их губами, и думает, кем они стали? — Кем мы стали? — еле слышно спрашивает он. — Ничем, — тихо отвечает Ганнибал. — Ты знаешь, кто я. Я знаю, кто ты. Мы никто друг для друга. Уилл чувствует идиотское желание заплакать. Он считает, что они всё сейчас. — Поцелуй меня, Уилл, — Ганнибал кладёт свои руки на плечи Уилла. — Пожалуйста, сделай это. И Уилл делает, целует нежно, поистине опьяняюще. Он хватает руки Ганнибала и пытливо, долго целует их и не останавливается, продолжает, продолжает слишком нежно и чувственно, пока не начинает ощущать глухую боль Ганнибала, они болят в унисон, словно поломанное пианино. Он цепляется за желанный вкус кожи Ганнибала, касается мягкими губами шеи, ощущая привкус соли и пота на языке, после чего неторопливо опускается на колени. Он отбрасывает ремень Ганнибала, и каннибал лишь прикрывает глаза в сладострастном предвкушении. Когда Уилл расстёгивает его ширинку, его большой, возбуждённый член принимается ртом Уилла, и он дрожит, о, он ждал этого с фразы «не психоанализируйте меня». Уилл осознает, что друзья не делают так, друзья не делают так, но они и не друзья. Ганнибал тверд у него во рту, и Уилл думает, что мужчина заполняет его, и Ганнибал толкается в горячий рот Уилла, пока тот не начинает задыхаться. Ганнибал выглядел более возбужденным от звука того, как Уилл пробует капли смазки с головки Ганнибала, и он дразняще проводит кончиком языка вниз по члену, пока Ганнибал не начинает дрожать. Мужчина был настолько болезненным физически, что это сделало его человеком, который жаждал секса, как мужчина, о, Ганнибал все-таки не был Богом. Уилл поднимается и толкает Ганнибала на кровать, и мужчина старше, словивший удивление, изящно падает, тянет Уилла за талию, пока они оба не лежат вместе, а их возбужденные члены не начинают тереться друг о друга. Уилл трется своим членом о живот Ганнибала, и психиатр переворачивает его, прижимая мужчину моложе на несколько лет под ним, и Уилл вспоминает, что человек над ним опасен, что он каннибал, но Уилл лишь смотрит на него взглядом подчиненного, а его язык обводит контур опухших губ. «Приходи и люби меня», — про себя думает Уилл. Ты все, что у меня есть. Я все, что у тебя есть. — У него есть Алана, — шепчет внутренний голос Уилла. — А ты нет. И ты хочешь ее. Ганнибал возвышается над Уиллом, его руки сжимают его горло, он, казалось, получал чувственное удовольствие в задушенных, сломленных вздохах Уилла, как дергались его руки и блестели глаза, отсутствие воздуха было странно дурманящее, Ганнибал торопливо ласкал его член, и Уилл думает, если он собирался кончить на него, над ним, не обращая внимания на собственное желание Уилла. — Ты делал то же самое с Аланой? — спрашивает он, когда Ганнибал убирает свои руки с горла Уилла. — Да, — ухмыляется Ганнибал, о, он ухмыляется, его острые, акульи зубы открыты, сверкая в темноте и Уилл представляет Алану в кровати с Ганнибалом, которую он душит. — Она душила тебя? — Да, — Ганнибал громко дышит, и все разом, как руки Уилла метнулись к горлу Ганнибала, сжимая, давя, задыхаясь, и он хотел заставить того молить о пощаде, который Ганнибал не заслуживал, он хотел убить этого человека, но не в общепринятом понимании. Он смотрит на то, как лицо Ганнибала приобрело странный, возбуждающий оттенок красного, и как эти мужчины сидят на кровати в борьбе за власть друг над другом. Уилл завороженно наблюдал за глазами Ганнибала, которые постепенно темнели, и его губы безмолвно шептали, задыхаясь от воздуха, который блокировали сильные руки Уилла. — Она душила тебя также сильно? — ухмыльнулся Уилл, обнажая свои зубы, он зверь в своем желании наблюдать за головой Ганнибала, которая откидывалась назад в беспощадном отчаянии. – Она душила тебя также сильно? — Никог… да. Уилл отпустил его, ослабевая хватку вокруг его горла. Ганнибал яростно вбирал легкими воздух, а кольцо покраснения от пальцев Уилла на его шее скорее всего посинеет к завтрашнему утру. Его рука, однако, была у паха, лениво поглаживая самого себя. Он был полностью возбуждён, его член был направлен вверх, и он был очень близко из-за первобытного проявления Уиллом ревности. Ганнибал видит руку на Уилла на своем собственном, поменьше члене, и это зрелище определенно радует его, он хотел наблюдать за тем, как этот член истекает смазкой на чистые, белые простыни, пачкая их до невозможности. Мысль об Уилле, хныкающим под ним, до ужаса возбуждает его, и он приостановил собственные ласки, чтобы не дойти до кульминации раньше времени, о, Уилл Грэм будет вкусным, когда будет ревнивым. Он грубо переворачивает Уилла, и мужчина подчиняется, сгибаясь в коленях, а его ягодицы находятся в воздухе, его голова направлена в изголовье кровати, почти как верная собачка. Отверстие Уилла теперь перед взором Ганнибала, плотное, слегка сморщенное, нетронутое и никем не проникающие ранее, о, его мальчик был таким чистым, непорочным и восхитительным, его мальчик был великолепен, как невеста, принесённая к султану. — Ты девственник, Уилл? — осторожно спрашивает Ганнибал, помещая палец в его рот, заставляя облизать его. Он представляет, каким будем Уилл на вкус после, он смакует мысль об этом вкусе. — Конечно нет! — Уилл звучит по-смешному раздраженно. – Да, я… — Нет, Уилл, — Ганнибал гладит смоченным слюной пальцем отверстие Уилла, заставляя отверстие мужчины (он всего лишь мальчик!) сжиматься в ожидании, они были оба готова и боялись, они оба вожделели и не могли дождаться. — Ты девственник, Уилл? — Да, — признал он. — Я хочу, чтобы ты взял меня. Я хочу, чтобы ты взял меня первым. — Оу, Уилл, — шепчет Ганнибал, смотря на нетронутого, незапятнанного мальчика перед ним, и он медленно пропускает палец внутрь Уилла, чувствуя мускулы, обхватывающие его палец, принимая и не принимая одновременно. Он начал растягивать Уилла пальцем, медленно, томно, нежно, он не хотел ранить Уилла, по крайней мере, не таким образом. Уилл откидывает голову назад, и Ганнибал может видеть лишь бисеринки пота на его лице, горящие от возбуждения. Ганнибал выскальзывает из Уилла, а тот в свою очередь стонет от чувства наполненности, но ох, Ганнибал еще не закончил. Он смочил второй палец, и в это время, растягивая Уилла уже двумя пальцами, его пальцы готовили его к большим размерам, по сравнению с пальцами. Когда уже четыре пальца подготавливали его, спина Уилла - скользкая и потная, его головка истекала смазкой, и он издавал такие звуки, которые никогда и не мог представить, он начал с темного и опасного пути, но сейчас он хотел, чтобы Ганнибал грубо взял Уилла, взял его сзади, чтобы вбить в стену, как будто он был никем. Он представлял член Ганнибала прежде, в самых неприличных фантазиях (ох, он всегда знал, что бисексуал), и он не был готов, мягко говоря. Ганнибал вынул пальцы, и отверстие Уилла было слегка приоткрытым, и Ганнибал наклоняется, чтобы поднять штаны Уилла, взять из кармана пистолет. Он представил оружие напротив отверстия Уилла, и скользнул ледяным металлом по его бедрам, на член, и обратно между щеками. — Что у меня в руках, Уилл? — У тебя мой пистолет, — шепчет Уилл, одновременно находясь в страхе и веселости. — У тебя мой пистолет. — Что, если я выстрелю из этого пистолета? — Ганнибал держит оружие, осторожно погружая его в Уилла. Уилл стонет от того, что прохладный метал сильно контрастирует с теплотой внутри него самого, и он чувствует дрожь от плотского удовольствия от вида Ганнибала, который вставляет ему пистолет, он растянут до предела. Палец Ганнибала на курке, когда он медленно двигает пистолет вглубь, выдвигая его почти наружу перед тем, как затолкнуть оружие обратно. Ганнибал представляет его головку оружием и дрожит в восторге от этой мысли. — Опасно ли это, Уилл? — шепотом спрашивает Ганнибал. — Чувствую ли я опасность по отношению к тебе? — Ты лев, — огрызается Уилл. — Ты выглядишь опасным. Ты играешь опасность. И, в конце, неожиданное клише, то есть ты. — Смотри на меня, — тихо сказал Ганнибал, вынимая пистолет из Уилла, оставив его зияющим на секунду, ожидая большего. — Смотри. На. Меня. Уилл поворачивает голову, и Ганнибал кладет пистолет ему в рот, его глаза закатываются от удовольствия, а вкус Уилла покрывает его язык. Ганнибал чувствует запах металла, и он смакует мускусный вкус Уилла, он течет по его горлу. Он берет пистолет в рот, насколько это было возможно в заднице Уилла, похотливо пялясь на Уилла, выпуклость пистолета создавала вид головки в его рту. — Тебе нравится мой вкус? — шепчет он. — Вкусный ли я? Ганнибал кивает, пока ствол пистолета все еще в его рту. Уилл чувствует жгучее желание нажать на курок. — Вкуснее ли я по сравнение с Рэндалом Тиром? — Уилл ухмыляется, его веки опущены, а губы припухли. — Да, — бормочет Ганнибал. — Лучше, чем Мариса Шур? Приятнее ли я, чем Беверли? — глаза Уилла пылают и сгорают. — Да. Намного лучше, — Ганнибал улыбается перед тем, как еще раз поместить пистолет обратно в рот. — Лучше ли я по сравнению с Эбигейл Хоббс? Если бы Ганнибал был ветром, его глаза покраснели, а рука подлетела к горлу Уилла, прижимая его к постели, его зубы скрежетали, глаза красные, демонические. Он подставляет оружие к горлу Уилла, это чувствуется мокро, со слюной, и холодным металлом. — Никогда не упоминай Эбигейл, — Ганнибал рычит, его звуки животный и опасный, а акцент тяжелее. — Никогда. Ты никогда не будешь упоминать ее. И ты не будешь упоминать Мишу… — Я никогда не делал это… — выплевывает Уилл. Ганнибал нажимает на курок, но ничего не происходит. Он бросает оружие в стену, отчего в ней остается заметная вмятина и с грохотом падает на землю. Он грубо перевернул Уилла головой вниз, приподнимая его ягодицы. Ганнибал берет в руки головку своего члена, представляя ее к входу Уилла. Без единого предупреждения или подготовки, он толкается внутрь Уилла, полностью заполняя его, чувствуя, как обтягивают, с удовольствием принимая его член мускулы внутри Уилла. Он толкается вновь в Уилла, его бедра сталкиваются с бледными, молодыми ягодицами, а мужчина под ним всхлипывает. Это довольно больно для Уилла, но лишь для первых ужасных минут, после чего он ощущает член Ганнибала в тех местах, которых не чувствовал ранее, он чувствовал восхитительную заполненность. Уилл думает исступлённо, здесь моё место, и он противился желанию Ганнибала, он был доминантом этим вечером, и он был действительно опасен. Краснота в его зрачках должна пугать Уилла, но он лишь сильнее возбуждается, и все это, в купе с высочайшим доверием Ганнибала позади него, это все заставило кончить его, пока его сперма растекалась по руке, оставляя пятна на простынях. Но Ганнибал не закончил. Он продолжает вбиваться в Уилла, даже когда член молодого человека смягчается, он продолжает толкаться в податливое тело, первый раз, а когда оргазм накрывает его с головой, он не замечает, как Уилл плачет в сладком мучении. Он не замечает вскрикивающего от боли и умоляющего не останавливаться Уилла. Он не видит Уилла, привязанного к кресту как раньше. Он не видит ничего, кроме ослепительного желания от полученного оргазма. Но он делает это. Он говорит себе не делать, но делает. Он видит Уилла, лежащего под ним, потного и обнаженного. Он видит Уилла, сидящего за ним на кровати. Он видит Уилла, смеющегося звонким, чистым смехом, ребенка на руках у матери. Он видит Уилла маленьким мальчиком, лет пяти-шести от роду. Он видит Уилла с улыбкой и сединой, проступающей в густой копне волос. Он видит Уилла, когда он наконец вонзается в обмякшее тело, ох, он видит Уилла с волосами словно первый, белоснежный снег, а его глаза выцвели, как шелк под лучами солнца, который лежит с ним. Ганнибал выходит из Уилла и падает на кровать, пытаясь восстановить сбившееся дыхание. Вот почему Уилл Грэм опасен, думает он устало. Он заставит тебя полюбить его. — Прости, — Уилл лежит рядом с ним, его глаза пустые, а спина сутулится. – Мне правда жаль. — Тебе не за что извиняться, — Ганнибал смеется, притягивая Уилла ближе к себе. — Не за что. — За упоминание Эбигейл, — извиняется Уилл, подвигаясь ближе, пропуская руку сквозь волосы на груди Ганнибала. — И за Мишу, кем бы он не был. — Она, — еле слышно отвечает Ганнибал. — Она была девчушкой. Ей было всего пять лет. — Что случилось? — спрашивает Уилл, после чего его губы неожиданно похолодели. — Она умерла? — Она умерла, — шепчет Ганнибал, а его губы дрожат, словно от невидимого холода. Он прикрывает глаза. — В снегу. Она была красива. Ну, или так я предполагал. — Ты убил ее? — Уилл был бесчувственно дерзким, он был типичным Уиллом. — Ты убил ее, Ганнибал? — Не-е… - начал Ганнибал. Он скажет правда, скажет Уиллу. Он скажет правду Уиллу сейчас, потому что он никогда не говорил ее ему раньше. В конце концов, то, что Ганнибал считал правдой, могло ею и не быть. — Не… Да. Да, я убил ее. Он опять смеется, но смеется не искренне. Его смех сломленный. — Я убил её со всей своей любовью, — тихо сказал Ганнибал. — Я убил её со всей своей любовью, Уилл. Он закрывает свое лицо в гибком плече Уилла, успокоить и быть успокоенным, и он находит в этом некрупном мужчине огромный источник силы. Он знал, что вложит всю свою любовь в его убийство, но он не станет. Уилл не станет другой Мишей. Он не мог быть жертвой любви Ганнибала. — Она была причиной, — Ганнибал поднял голову. — Поэтому я отбросил добро и зло ради бихевиоризма. — Тогда почему ты не убьешь меня? — глаза Уилла расширились одновременно с тем, как с его губ слетел вопрос. — За то, что ты мне сказал? — Я уже это сделал, — он язвительно смеется. — Или ты не помнишь? — Да, — Уилл придвинулся ближе. — Моим пистолетом. Но он был пустым. — Я знаю. — Ты, правда? — Уилл смеется, но глаза наполнены слезами, которые вот-вот стекут по румяным щекам. — Ты знал, что в нем не было патронов? Или ты правда подумывал убить меня? — Я не знал, что он пуст, Уилл, — сказал Ганнибал с серьезными глазами. — Я думал, что он был полон. — Тогда, чтобы ты сделал, Ганнибал? — Уилл спросил еще раз, а его голос дрожал. — После выстрела? Как бы ты спрятал мое тело? Я сказал кому только можно, что я иду сюда. Как бы ты спрятал меня? Если бы Уилл задал этот вопрос раньше, Ганнибал сказал бы ему, что он спрятал бы его тело в туннелях, спустил в канализацию и размолол бы кости в порошок. Он бы графически описал то, как он удалял следы преступления. Он бы рассказал. Но сейчас, когда он видел Уилла в момент оргазма и своей кульминации, Ганнибал бы предвидел себе их общего сына (который был бы скромным, темноволосым, и до безумия красивым) с серыми волосами и потерянным взглядом, все таким же доверчивым, каким он был когда-то. Он видит Уилла и физически не может размышлять, а тем более долго говорить о прятание трупов. — Я бы повернул пистолет на себя, — Ганнибал улыбается, так искренне, что хочется верить ему. — И умер бы. — Так, — Уилл также улыбается, не сумев устоять от улыбки Ганнибала, а его слова были черными, как ночь. – Я бы убил тебя со всей своей любовью? — Да, - заключает Ганнибал. — Ты бы смог.