Джокер головного мозга

      Готэм - странный город. Чего уж греха таить - очень странный город. Одни окна открываются, другие захлопываются навсегда, подобно крышке гроба. Одни лампочки зажигаются, другие обменивают свои спирали накаливания на белый порошок. Одни слизняки в лацкане избираются в мэры, другие же клоуны протестуют на освещенных огнем проспектах. У каждого тут жизнь своя, мемуары писать некогда. И это на самом деле интересно, аж дух захватывает от всего местного колорита. Но Харли плевать. Вообще от слова "совсем". Может раньше она и облизывалась от всех этих колкостей, когда была поглупее и помоложе. Лет эдак на пять, а то и на все десять. Когда жизнь ее ещё не была отравлена едкими спорами неудач и саморазрушения, а серость неба не воспринималась, как данность.       Ох, это действительно было так давно.       - Давайте поприветствуем. Джокер! - в привычной манере говорит долбаный седовласый Мюрей, в своей долбаной передаче, в этом долбаном телике. Квинн даже не заметила, что болтающий ящик включен - настолько это уже вошло в привычку. Как и все в ее долбаной жизни. Наигранная улыбка, слезы, безысходность, отчаяние - все это уже часть рутины. Часть "ты должна делать это, Харлин". Часть "это твоя обязанность, Харлин". Часть "свыкнись, так живут все, Харлин". Даже некогда любимая работа попала в этот чертов список. Потому что та больше не греет душу, только лишней петлей обвязывает хрупкую шею. Ничего больше не имеет значения.       Никогда не имело, если быть честным.       Только пачка таблеток, так гармонично лежащих в девичьей ладони, поблескивает в помутнённом сознании Квинн. Она устала. Ей надоело. Какая нахрен разница, проживет она сегодня, завтра или следующий месяц? А? Ее мир - сплошной однотонный мрак с бесконечным сроком годности. Сколько раз она уже жалела о своем существовании, сколько раз страдала просто из-за факта наличия жизни. Эта самая "жизнь" не нужна Харли, вот правда. Подарила бы ее действительно нуждающимся, будь такая возможность. Хочется поскорее покончить с этими высокодуховными сравнениями и банально сдохнуть.       Как можно скорее.       - Это совсем не смешно, мы не шутим про такое, - сухо отрезал ведущий телешоу на какое-то высказывание очередного гостя. Харли никогда не было смешно. Ни разу. За всю ее гребанную жизнь не было ни одного человека, заставившего девушку приподнять уголки губ. Жизнь ее такая серая, скучная, словно кто-то так долго смешивал разные оттенки, что в итоге образовался противный коричневый. И она хочет покончить с этим, выбросить палитру на пол, а краски смыть алой кровью.       Квинн смотрит пустым взглядом на кипу седативных в своих тощих ручонках и не может поверить, что она правда решилась на это. Черт, ведь это действительно так. Выпить, проглотить и уснуть сладким сном, как те принцессы из детства. Только к Харли не придет бравый принц на белом коне, не подарит волшебный поцелуй вечной любви и не отвезёт в свое королевство. О нет. К ней приедет заебавшийся работник полиции и швырнет ее разлагающееся тельце в катафалк, а там уж и до шести футов под землёй недалеко. Это правда. И девушка легко принимает ее.       Она уже не может не принять.       И здесь нет места для пустых слез в три ручья или наивных вздохов. Родителем будет плевать, избранник похлопает мокрыми ресницами, а друзья заявят, что никогда бы не назвали Квинзел, эту некогда озорную девицу с голубыми глазами, несчастной. Но да, Харли несчастна. Была, есть и будет. Всем от нее только хуже, обуза размеров Томаса Уэйна.       Ах, какая жалость.       Обилие звуков из телика наконец привлекает внимание девушки, потому что это ну невозможно не замечать. Харли зло фыркает. Она сетует, что в такой ответственный момент ее отрывают от важного занятия. Суицид - дело серьезное, между прочим, и никакие шишки с говорящей коробки не в праве его прерывать. Девушка вскакивает с пригретого места на диване и собирается уже треснуть телевизор, дабы тот заглохнул, как тут глаза цепляются за яркое пятно по ту сторону экрана. Яркое зелёное пятно в красном костюме. Разукрашенное клоунское лицо не так сильно бросается во внимание на первый взгляд, чем эта чертова харизма, прущая во все стороны. Господи, да этот человек сидит на месте гостя, как чертов король: вальяжно закинутая нога, расслабленная мимика и эти глаза, черт, эти зелёные искры невозможно не заметить. Мужчина словно на голову выше всех присутствующих.       Да не на голову - на целую пропасть.       Харли не смеет и рукой дернуть, а ее дыхание вообще видимо решило выйти на забастовку вместе с половиной города. Она аккуратно присаживается на колени рядом с экраном и искренне пялится на мужчину, наконец вникая в суть передачи. Квинн не знает, что ее так цепануло в этом персонаже, раз она отодвинула время собственной смерти. А на это, поверьте, должны быть довольно веские причины.       Кажется он кого-то убил. Кажется этим недовольны зрители. Кажется всем не "плевать". Ой, да не смешите людей, вам, жителям Готэма, глубоко насрать на благосостояние остальных. Вам откровенно похуй. Вы сейчас тяжко вздыхаете лишь потому, что это гребанное правило приличия. Ведь убивать людей - это противоречие моральных норм. Противоречие понятия добра. Да когда вы сами сделали хоть одно доброе дело, а, высоконравственные блюстители правил? То-то же. Клоун тоже говорит про этот город, плюется ядом направо и налево, но Харли слушает его в пол уха. Она лишь зачарованно смотрит на него и ждёт, сама не зная чего. Кульминации, финала, точки. Как в его, так и в ее истории.       - Что вы получаете, - на повышенных тонах начал говорить мужчина, не обращая внимания на упрёки ведущего, - Когда вы смешиваете психически больного одинокого человека с обществом, которое его бросает и обращается с ним, как с мусором, - уже орал клоун, заставляя Харли нервно трепетать, - Я скажу вам, что вы получаете! Вы получаете то, что заслужили! - он резко достает пистолет из пиджака и стреляет в обескураженного Мюрея. Один раз. Второй. Третий              Квинн слышит противные крики, видит начавшийся хаос на экране, но ярче, ярче всего она ощущает эмоции в собственном теле. Настоящие, хоть и их отголоски, но эмоции. Она не верит в происходящее. Ведь столько лет жила в зыбком равнодушии, в удушающей печали, что и забыла, какого это – по-настоящему чувствовать. Харли трясет, она не понимает, что происходит. С ней, с окружающем миром.              - И помните: такова жиз…, - именно на этой фразе обрывается прямой эфир, когда человек, имя которого Харлин так и не услышала, берет в руки телекамеру. Весь этот сумбур произошел за каких-то пару минут, но, Боже, какое влияние сыграли эти несчастные минуты.              На всех.       На каждого в отдельности.              За окном разносится вспышка взрыва. Слышны ярые вопли и лозунги. Люди, подобно крысам, начали сбегать с тонущей лодки, снося все на своем пути. Тик-так, кажется, Готэму сегодня несдобровать.              Харли молчит. Ее мысли молчат.Ей абсолютно неважен этот клоун, это убийство и эта неразбериха на улицах.Ей сейчас абсолютно не до этого.Ведь она чувствует себя так странно, так, словно ее только что использовали, выжали до самой последней капли крови, ничего не оставив взамен. Квинн стеклянным взглядом до сих пор пялится на рябящий телек, не веря своим воспоминанием. Она что-то почувствовала. Без таблеток, без какой-либо помощи. Это, черт ее подери, была настоящая положительная эмоция. Не ужас, не безнадега, и даже не страх. Это был гребанный призрак счастья. Такой далекий и невидимый, но все же он. Хоть и на секунду. Но, поверьте, Харли успела насладится этим моментом сполна.              Ее мир только что перевернулся на несколько градусов, и, к сожалению, это уже не обратимо.              И пачка смертельных таблеток, закатившаяся под диван, будет тому подтверждением.