Просветленный гусь

Во всем были виноваты бао-цзы. Ну да, именно бао-цзы. Такие большие, с тончайшим хитро завернутым тестом и разной начинкой. Мясо, и мясо с капустой, и баклажаны с орехами, и сладкая фасоль, и черный рис — замечательные бао-цзы. Вэй Ин не умел прекращать есть, пока еда на столе еще была — наследие уличных голодных дней. А Цзян Чэн смотрел, как аппетитно ест Вэй Ин, и тоже ел. Ели они в своей комнате, которую делили вот уже год, за который почти перестали ссориться, так что никто не мог сказать им, что есть так много вредно. А Янли и вовсе принесла им еще одно блюдо — Цзян Фэнмянь принимал каких-то важных гостей, низкие столы проседали от тяжести, где уж было заботливой шицзе не угостить младших. Два блюда бао-цзы. Дочиста. Вэй Ин и Цзян Чэн лежали рядом и смотрели в потолок. Каждому из них казалось, что он превратился в фонарик, какой выпускают в небо в последний день новогодних праздников. Раздутый такой фонарик. — Я умираю, — сознался Вэй Ин. — Я думал, что умру в сражении с монстром, защищая женщин и детей, и обо мне сложат стихи. А я умру от бао-цзы. — Я тоже умираю, — сознался и Цзян Чэн. — Я в целом не против умереть вместе с лучшим другом, как братья, рука об руку. Но на поле боя и героически. Это ты виноват. Ты вечно ешь, а я на тебя смотрю и тоже ем. — Ем, — не стал спорить Вэй Ин. — Когда-то я думал, что вообще никогда не наемся досыта. А сейчас думаю, что никогда больше не смогу есть. Буду практиковать инедию. Ты знаешь про инедию? — Это питаться солнечным светом, — кивнул Цзян Чэн. — Неделями не пить и не есть, только дышать можно и медитировать. Я думаю, это умеют даосы. Они просветленные. — Или Вэни, — придумал Вэй Ин. — Они могли бы питаться солнцем. Но знаешь, сколько я их видел — они питаются мясом и вином. Мясо он упомянул зря, обоим снова стало не очень хорошо. — Я хотел бы быть просветленным даосом, — задумался Цзян Чэн. — Вэнем нет, не хотел бы, они какие-то противные. А даосы в гармонии с миром, и у них легкость в теле и мыслях. — Я тоже хочу легкость в теле и мыслях, — обрадовался Вэй Ин. — А как быстро стать даосом? Цзян Чэн задумался еще глубже. — Отец говорит, твоя мама была ученицей бессмертной наставницы, — пришла ему идея. — Значит, ты должен знать. — Я знаю только, что она жила на горе, — неуверенно припомнил Вэй Ин. — Оттуда ее ученики спускались в мир. Ну или не спускались, а так и оставались дышать и медитировать. Значит, нам точно нужна гора. Какая ближайшая, А-Чэн? Цзян Чэн вспомнил холм, откуда пускали фонарики. Пару раз он видел над ним радугу, один раз даже двойную. А еще стаю гусей, белых. — Я знаю гору с хорошим фэншуем. Не совсем гора, но почти. И близко. Мы поднимемся туда, а дальше? — Дальше мы будем дышать и медитировать. И, может, уже к утру станем просветленными. Лучше идти туда, чем лежать здесь и умирать, правда? Лежать и умирать ужасно скучно. Они взяли по одеялу с кровати и по тренировочной палке во дворе. Палки стали посохами, одеяла — дорожными накидками. Выбраться удалось незаметно. Зачем идущему к просветлению родительские нотации? Идти сначала было трудно из-за бао-цзы, а потом, когда еда утрамбовалась шагами — из-за ночного холода, пробравшегося под одеяла. Тропинка вилась и вела на холм. — Давай медитировать лежа? — предложил Вэй Ин, когда они добрались до вершины. — Можно положить твое одеяло вниз и укрыться моим. А то холодно. И я устал. — А как медитировать? — уточнил Цзян Чэн, натягивая одеяло на них обоих. Трава оказалась холодной и влажной. — Закрыть глаза и сделать так, чтобы мысли исчезли? — Ну да. Не думать о бао-цзы. Они закрыли глаза и принялись медитировать. Как назло, думалось о бао-цзы. О фонариках. О том, подарит ли отец в этом году взрослую лодку. О ярмарке в Юнмэне. О… — А-Чэн, ты мне в ухо сопишь. — Сам сопишь. А я вот думаю, если на этот холм прилетает стая гусей, они просветляются? У них же мыслей вообще нет… — У меня уже тоже… Кажется, я даос. А-Чэн, а знаешь, я бы супа съел. *** Когда Цзян Фэнмянь со слугами обыскали округу и нашли пропавших детей, поднималось солнце. Пропавшие мирно спали в мокрой от росы траве. Гусиная стая неспешно летела к озерам Юнмэна. Вэй Ин сонно улыбнулся Цзян Фэнмяню и сказал, засыпая обратно: — Знаете, дядя Цзян, я просветленный гусь. — Оно и видно, — заключил Цзян Фэнмянь, поднимая Вэй Ина на руки и прикидывая, удержит ли на руках обоих мальчиков. Ему хотелось вознести сразу две благодарственные молитвы: что дети нашлись, и что госпожа Юй гостит у родителей и не узнает эту историю. И одну просто молитву: попросить, чтобы все происшествия с Вэй Ином и Цзян Чэном разрешались так же легко. Ну хотя бы еще лет пять.