Я тебя ненавижу

- Я ненавижу тебя. Фрэнк сказал это осторожно, пробуя острые слова на вкус. Ведь так долго подобные мысли крутятся в его голове, устраивая потоп и пожар в одном флаконе. Заставляют сходить с ума, мучаться в агонии. И давно пора высказаться, освободить свой разум от этой зацикленности. Что же, Фрэнки, добро пожаловать на исповедь. - Я ненавижу все, что связано с тобой. Парень не знал, как относиться к этому своеобразному реквиему по своему прошлому. Хотелось бы радоваться и прощать. Или злиться и, выпуская пар, забывать. Или хотя бы печалиться и отпускать. Но, кажется, Айеро больше не может испытывать даже отголоски каких-либо эмоций. Последний месяц погубил его, превратил в самый настоящий ходячий труп. Труп, который только и делает, что заглушает очаг боли внутри себя всеми возможными и невозможными способами. И от этого всего голова едет кругом, как на детской карусели. Вот только отличие в том, что слезть, убежать или выпрыгнуть с этой ужасной карусели нельзя, ноги приросли к лошадке. Сердце приросло к демону. К его демону. - Я ненавижу то, что я встретил тебя. Тогда, полгода назад, помнишь? Ты дьявольски ухмылялся, а я косил под дурачка, разглядывая такой «интересный» потолок. Потому что, когда я увидел тебя в первый раз, мне стало страшно. Страшно, сука, до дрожи. Я словно на подсознательном уровне знал, что если ещё хоть раз столкнусь с тобой взглядом, то вся моя жизнь больше не будет прежней. Но от судьбы видно не уйдешь, - тише добавил темноволосый, печально качнув головой. Ветер съедал его слова, унося их с собой в даль. Холодная погода соответствовала ситуации, соответствовала середине осени. - Я ненавижу то, что ты не остановил меня. Блядь, почему ты просто не смог все прекратить? Это же было в твоей власти, ты же у нас любитель все держать под контролем. Лидер херов, - буркнул он, тяжело вздыхая, - Так почему ты не запретил мне влюбляться в тебя? – прохрипел Фрэнк, больно сжимая кулаки. Про его руки вообще можно снять отдельный космический фильм - столько отпечатков-месяцев оставлено за последний месяц, что ни один астроном не подсчитает. А запястья вообще искрятся подобно кометам. - Я ненавижу то, что у нас началось все так бурно. Нам как будто вечно не хватало времени. Не было нелепых свиданий, робких поцелуев и невинных улыбок. Было лишь что-то не от мира сего. Что-то, чего обычный человек бы испугался. А мы с тобой были как ебучие светлячки: мы летели на свет, не боясь ошпариться. Парень не тешит себя надеждой, что все будет хорошо. Нет, тот уже высосал Айеро до дна, забрал с собой все его чувства. Вытоптал их, как слабые осенние цветы, не оставив Фрэнку ничего, совсем ничего, зеро. - Я ненавижу то, что большинство татуировок на мне связаны с тобой. Чёрт, да абсолютно все, - он невесомо провел кончиками пальцев по скорпиону на шее, заставляя тело покрыться мурашками. – Иногда мне настолько хуево, что я расчесываю их до крови. Я не могу их видеть, тупо не могу. Я старался их уничтожить, стереть, вырезать, да что угодно. Но они как будто не на коже набиты. Ты просто блядь не даёшь мне избавиться от себя, так и скажи. Ублюдок, - взахлёб тараторил он, желая высказать все. Потому что так мучительно помнить его. Уничтожить бы в своей памяти, залить керосином да бросить спичку. Сгори же синим пламенем. - Я ненавижу то, что нам абсолютно не нужны были слова. Тебе достаточно было лишь мельком взглянуть в мои глаза и все, - он вдохнул промозглый воздух, наполняя лёгкие тяжёлым, для него, кислородом, - И все, ты уже буквально залез ко мне в голову. Словно дурацкий телепат. Айеро переступал черту ради него. Он тратил остатки рассудка ради него. Он напевал на здравый смысл ради него. Все ради него. А что по итогу? А по итогу виновник торжества запал в душу к Фрэнку, подобно сигаретному дыму, оставляя за собой темную дымку. Хочется его выдохнуть, сплюнуть это некое новообразование. Да только не получается, слишком поздно. Необратимо и катастрофически больно. - Я ненавижу то, как ты меня называл. Разве «Пэнси» - это круто? Это так по-собственнически, знаешь. Так похоже на тебя, - добавил он, закатив глаза. – И помнишь, как я всегда реагировал на это прозвище? Помнишь, как я смотрел на тебя в эти моменты? Как самый настоящий влюбленный щенок, - пропустив сиплый смешок, сказал Айеро, мысленно возвращаясь в те сладкие времена. Настолько сладкие, что Фрэнк уже получил диабет. - Я ненавижу то, что для наших чувств даже нет подходящего слова. Любовь? Безумие? Притяжение? Мания? Хуйня все это, - подытожил Айеро, резко всплеснув руками. – Мы не могли насытиться друг другом, нас буквально рвало на части, когда мы находились в одном помещении. Как ебанные животные, - процедил парень, буравя взглядом небо. На этих словах тирада прервалась приступом сухого кашля. Наверное, сказывается истощение организма. И если его жизнь так и останется в таком положении, то обычными таблетками он уже не обойдется. Хотя, чего скрывать – даже эти медикаменты Фрэнк перестал пить. Зачем, если смысла нет? Вот и он не знает. - Я ненавижу то, что ты всегда спасал меня во время панических атак. Как ты обнимал меня, прижимая к себе, и шептал полный бред мне на ухо. Я брыкался, задыхался, а ты сжимал меня ещё крепче, целуя мои слезы. Ты говорил, что все будет хорошо, что ты всегда будешь рядом. А я верил. Я так хотел верить, - низким тоном отчеканил темноволосый, прикладывая все силы, чтоб продолжать. И с того момента ментальное здоровье явно не пошло в гору, вовсе нет. Панических атак только больше, кошмары не дают заснуть по ночам, а глубокая депрессия завершает всю эту картину, являясь вишенкой на торте. Херовый торт, честно сказать. - Я ненавижу то, что нам всегда было мало. Нам недостаточно было слов, взглядов, прикосновений. Мы хотели друг друга сожрать. И это уж я молчу про наш секс, - Айеро грустно приподнял уголки губ. - Ты тонул во мне так же быстро и рьяно, как и я тонул в тебе. И в итоге мы захлебнулись. От былого милого парнишки не осталось и следа: острые скулы пришли на замену розовым щекам, общая худоба напоминала скелет, а от улыбки и след простыл. Красные глаза, нервный тремор и периодическая гипервентиляция – вот, что стало его визитной карточкой. - Я ненавижу то, что ты вечно рисовал меня. Ты был буквально одержим этим. Тебе казалось, что я в один момент просто исчезну, и мой образ сотрётся из твоей памяти. Да, ты чертовски боялся забыть меня, поэтому рисовал, рисовал и рисовал, как умалишённый. Я мог застать тебя за этим делом в любое время дня и ночи. Иногда я даже ревновал тебя к карандашам, - он театрально смахнул слезу, стараясь относиться ко всему с юмором. Иначе просто загнется, сдохнет от передоза битого стекла в сердце. Хотя, тот, кто мертв в душе, повторно умереть не может. - Я ненавижу то, что мы не замечали ничего, кроме друг друга, откровенно на все и на всех кладя хер. Мы засыпали в самых ужасных условиях, буквально на картонках. Ели за весь день только пачку отвратных чипсов, запивая это дешёвым пивом. А холодными ночами согревались лишь объятиями, - шмыгнув носом, Айеро воспроизвёл в своей голове все вышеперечисленные. - Но при всем при этом, мы были такими чертовски счастливыми. Ты всегда целовал меня на ночь, а я сжимал твою худую руку в ответ, - парень украдкой улыбнулся на это, заправив назойливую челку за ухо. - Нам было плевать на целый мир. Я был твоим миром, а ты моим. И ты до сих пор им остался, - на вздохе добавил он, надеясь, что последнюю фразу не слышала даже сама вселенная. Ведь такую боль нельзя сравнить ни с чем конкретны: вспышки, белая пустота на радиоволне. Что-то такое острое, тягучее, жаркое и черное. Что-то, затягивающее Айеро в свой омут. Тони на здоровье. - Я ненавижу то, что у нас изначально ничего не могло закончиться хорошо. Мы с самого начала шли к краху. И знаешь, что забавно? – темноволосый хмыкнул, - Что мы оба знали об этом. Знали, но продолжали мучить друг друга. И Фрэнку настолько тошно находиться в этом месте, говоря все эти слова. Словно внутри кошки скребутся, пытаясь проделать сквозную дыру в его сердце. Поскорей бы уйти домой да забыться в высокоградусном напитке, проклиная самого себя. - Я ненавижу то, что ты действительно «сгорел». И, блин, даже тут ты проявил себя, как самый настоящий мудак: быстро ушел первым, оставив меня мучиться. Это так не честно, но так в твоём стиле, что у меня аж внутри все переворачивается. Только объясни мне одно, - Фрэнк затих на несколько секунд, собирая мысли в кучу, - Чем я это заслужил? Почему мне должно быть так херово, а? – спросил парень, чуть прищурившись, явно показывая своим видом, что он ждёт ответа. Но его не последовало. Время неумолимо шагает вперёд. Забирает старый день, принося новый, чистый, как листок бумаги. У Фрэнка же все последующие листы помяты и скомканы, превращены в кашицу страха и боли. И он старается все изменить, смотреть на мир, чёрт возьми, по-другому. Только не получается, потерян уже навык. Вот так и вышло, что он не живёт, а просто выживает изо дня в день, теряясь в липкой патоке собственных чувств. - Я ненавижу то, что я до сих пор люблю тебя, - прошептал Фрэнк, не замечая образовавшуюся пелену хрустальных слез. – Ведь любить тебя так больно, так ужасно, до тошноты, до гребанной паники. Я.., - он прервался, взвешивая следующие слова, - я пытался покончить с собой. Тогда, когда все осознал, когда наконец понял, что на нашей истории поставлена точка. И мне было так плохо, - прошипел Айеро, чувствуя, как ком в горле только нарастает. – Я так больше не могу. Не могу, понимаешь? И сейчас ты бы сморозил очередную неуместную шутку про смерть, на которую я бы саркастично ответил, но вместо этого воспоминания сами смеются надо мной. Я бы отдал, блядь, все, чтобы стереть себе память, - честно признался парень, кусая колечко в губе, - Чтоб забыть тебя. Твою улыбку, когда я так нелепо засматривался на тебя. Твое смущённо лицо, когда я целовал тебя в самых многолюдных местах, не боясь огласки. Твое сбивчивое дыхание, когда я прикасался к твоему разгорячённому телу. Твои слезы радости, когда я признался тебе в любви. Я так хочу вычеркнуть все это, ты даже не представляешь, - твердил Айеро, болезненно втягивая воздух через сомкнутые зубы. Потому что это все правда, как она и есть. Чёрно-белая, без всяких прикрас. От которой глаза колит, а сердце пропускает очередной удар. И Фрэнк кричит. Орет и задыхается каждую минуту, топя беззвучную истерику в плотной тишине. Гниёт изнутри, добивает себя темными мыслями, замарав руки по локоть в собственной крови. Ничего и не изменится, а шесть футов под землю не станут спасителями. - И я перестану ненавидеть все это только в одном случае, и ты прекрасно знаешь, о чем я, - сиплым голосом говорил парень, не собираясь даже стирать мокрые дорожки на худых щеках. – Я прекращу, только если ты вернёшься ко мне, - прошептал Фрэнк, от боли впиваясь ногтями в ладони. – Просто вернись ко мне, Джи, - уже не сдерживая рыданий, пролепетал он, падая на колени прямо в сырую землю. Но могила не собирается никого возвращать. И никогда не вернёт.