Руки

Стоит деревня меж двух холмов в дремучем лесу, чью землю сапог служивого не топтал, одни лапы волчьи. Через пять лет наладили они хозяйство, а через десять зажили как всякие нормальные люди. Жила в деревне той старуха, такая древняя, что помнила первый камень, положенный на строительство деревушки. Страшная, седая, и не было у нее глаз. Поговаривали, леший за злой язык себе забрал, а старуха с тех пор будто и видит, да не то, что обычный человек своими глазами может. Пришло ей как-то письмо из города. Мол, так и так, собирается к ней приехать внук: погостить, посмотреть, как старуха живет. Не успела старая ответ написать, а молодой тут как тут. В сапогах новых, в пальтишке модном, с шарфом красным через плечо. Франт одним словом. Перешагивает молодой через порог и задевает плечом об косяк. — Ба, да у тебя дверь перекошена! — Что уж говорить, наводнение постаралось! — Ничего! Починю! Улыбается молодой широко, а сам в хату входит, и нога его под пол уходит. — Ба, да у тебя и доски все прогнили! Как ты тут ходишь сама? — Так я и легче тебя буду, и ходить мне легче! — Ничего! Починю и это! Все шире улыбается молодой. Входит он на кухню, а на столе уже и бражка, и кашка — и чего только нет. От всего дымок поднимается, а по кухне приятный дух летает. Потирает молодой брюхо, думает: «Ну, сейчас поем!» Отодвигает он стул, садится, а тот и ломается под ним. — Это что такое?! — сурово спрашивает он у старухи. — Что это у тебя, весь дом такой?! — Это, внучок, сосед пьяный постарался. Зашел ныне за солью, да был не в духе — всю посуду мне побил. А я уж как смогла убралась. — Починю! — приговаривает молодой. — Все починю! Поел он, значит, и тут же за работу принялся. Снял с петель дверь, стены поправил, новый пол постелил. Глядит, уже смеркается. Оставил работу молодой и лег спать. Рано утром просыпается он от криков петушиных, поднимается, чтоб старуху разбудить. А ее и нет нигде. Весь дом молодой обшарил, во двор выбежал — нету. Ну вот куда слепая бабка могла ночью уйти?! Неужто устал он так за вчера, что ничего не слышал? Может, и увел кто старую на гибель верную? От мыслей таких пошла у него голова кругом. Хотел уже в лес бежать, а глядит, сама старуха из чащи плетется да корзинку в руках несет. А в корзинке грибы. — Ба, ты куда в такую рань по грибы-то? — А если я не соберу, другие пойдут — и шляпки не оставят. Молодой только головой покачал. На следующую ночь то же было. А на третью не стал он ложиться. Как встала старуха, вышла из избы, так и молодой вслед за нею в лес пошел. По болотам, по оврагам провела его бабка, вкруг обошла и вышла к деревне. Затаился молодой за деревьями. Смотрит, а старуха в дома заходит, и ни один замок ее не держит. Подкрался молодой к одной избе, заглянул в окно. Матерь божья! Старуха, ведьма страшная, когтями острыми младенцам головы с шей снимает и в корзинку кладет! Чуть не закричал молодой, отпрянул от окна и бросился в лес. Добежал до дома, лег скорее спать. Наутро встает, а старуха только из лесу вернулось. В корзине у нее грибы и когтей не видно. Не ходил молодой боле за старухой. Все чинил и чинил дом, а грибов не ел. Отвечал, что работы много. Долго думал, а как устал, так собрался на ярмарку в деревню. Знатный пир закатили, только успевай руками хватать. И пиво текло рекой. Напился молодой, захмелел, отправился темной ночью домой. Да видать что и забрел не туда. Все лес да коряги сплошные и болота, что черт ногу сломит. Идет молодой по лесу, по сторонам смотрит. Нигде людей нет. Как вдруг видит он, старуха средь чащи бредет. А та его не замечает, корзинкой своей размахивает и скрипит, будто песнь поет.  А в корзинке головы!  — Ну все, проклятая, хватит несчастных людей пугать! Тут тебе и конец, ведьма!  Накинулся он с кулаками на старуху, и полетели из корзинки головы младенцев. Забрызгала кровь лицо юноши. Сломал он руки старухе и каждый палец на руке, захрустели под тяжелым камнем старушечьи кости. — Ни в жизнь ты теперь зла не совершишь такими руками!  — Дурак! — воскликнула старуха. — Проклинаю! — завопила ведьма. — Проклинаю родную кровь! И упала: то ли умерла, то ли еще дышала. Поплеся молодой домой к старухе и наутро вышел к избе. Собрал вещи и уехал из деревни. Никому не рассказал про то, как бабку свою в лесу убил, но с того самого дня преследовал молодого злой дух. Повиснет ведьма на руках у юноши, а тот их и поднять не может. Как не пытался избавиться от духа, ничего у него не получалось. Только и знай шипела старуха: — Проклинаю! Проклинаю! Не выдержал молодой, пошел в кабак. Говорил такое пьяному корчмарю: — Если не побоишься, отрежешь мне обе руки, то я тебя озолочу. Все мое добро — твое, только отруби. Мужик не стал долго думать, схватил из-за стойки топор, которым мясо рубил. С первого раза чуть не отрубил корчмарь молодому голову, да тот вовремя отскочил. На третий раз попал по рукам. С одного удара отрубил, а вместе с ними исчез и дух старухи.  Зажил молодой как подобает. Жену нашел, та ему детей нарожала. Он рассказы сочинял, жена, знай, за ним записывала. Так и жили. Хорошо жили и с тех пор бед не знали. Но однажды случилось дело. Вернулся молодой из города поздно ночью, лег в женову постель. Долго он заснуть не мог — все кошмары душу мучили. Наконец, уснул. А проснулся оттого, что кто-то душит его. Хрипит молодой, на помощь позвать хочет, а руки, его же руки, шею сдавили, давят, вдохнуть не дают. Так и настигло беднягу проклятье — и поминай, как звали.