С сахаром

Руки сзади нежно обвили шею, а потом сверху уже навалилось немаленькое тело нападающего туринского клуба. - Ми-ира, - веселый шепот на ухо заставляет мурашек на спине начать наступление из-за щекотки. Впрочем, если не дай бог Федерико рассказать о том, что босниец боится щекотки, он будет так делать при каждом удобном, но чаще неудобном случае. Из чистой и бескорыстной вредности. - Слезь, балбес, люди смотрят, - Пьянич попытался стряхнуть с себя веселящуюся тушку Бернардески, параллельно оглядываясь, действительно ли нет посторонних взглядов. Дибала свисал с плеч Марио, Кьеллини о чем-то шептался с Бонуччи, приобняв за плечи, Роналду и еще кто-то просто валялись на зеленом газоне тренировочного поля. Да уж, если на них кто-то и смотрит, то явно каких-либо “конспирологических” мыслей в их случае это должно вызвать меньше всего. Дибала весело захохотал, когда Марио, которому это явно тоже надоело, закинул аргентинца к себе на плечо и хлопнул по мягкому месту. Нет, точно, они с Бернардески тут самые “натуральные”. Пиздец, а не клуб. - Мира, а ты после тренировки никуда не торопишься? - снова спросил Федерико, наконец нормально вставая рядом с Миралемом, но тут же, взяв под опору чужое плечо, принялся завязывать себе шнурок. Пьянич потер шею и задумался. - Вроде ничего такого. А что? - Можешь меня опять до дома “подбросить”? - А сегодня ты что забыл? Опять ключи? - Скорее голову, - хмыкнул Феде. - Вероятно. Ты про кофе то не забывай, еще с прошлого раза должен. - Вот заодно зайдешь, я тебе сделаю. Миралем махнул рукой. Ну вот что с ним делать, если Бог явно не дал человеку мозгов? Но раз уж так предложили... - Ладно. Но даже не думай, я только из-за кофе. - Не сомневаюсь, - Бернардески радостно улыбнулся, сжав боснийца в объятиях, а тот уже засомневался, только ли из-за кофе. *** Дом, все тот же, большой, светлый, в современном стиле с широкими окнами и здоровенным балконом. Миралем помнил, что в соцсетях Феде всегда ограничивался фотографиями изнутри, но вот как он выглядел снаружи, мало кто знал. Может, оно и к лучшему, меньше посторонних глаз. - А твоя девушка не будет против? - на всякий случай спросил Миралем, когда уже припарковал машину во внутреннем дворике. - Ее сегодня не будет, не волнуйся, - Федерико выскочил из машины. - Да не то, чтобы волнуюсь... - и вышел следом. Дом внутри был, как казалось, изнутри гораздо больше, чем снаружи. Узкая прихожая сменялась почти сразу большим помещением, объединявшем в себе одновременно и гостиную, и кабинет - стол с ноутбуком, судя по спутанности зарядного провода, давно ставшим стационарным, а так же несколько книжных шкафов с фантастикой. Миралем с интересом разглядывал большие, не прикрытые никакими шторами окна с ну просто широченными подоконниками. По-хорошему, если поджать под себя ноги, то в кровати можно не нуждаться, и спокойно спать на нем с видом на не видные в черте города звезды. На одном из таких подоконников в гостиной уютно расположилась акустическая гитара. - Ты играешь? - удивился Пьянич. - Ну-у, немного, совсем чуть-чуть. Иногда с преподавателем занимаюсь. Потом покажу, если хочешь, сначала - кофе. Кухня тоже оказалась просторной и уютной, в бело-красных тонах, без стола, но с высокими стульями у тумб. Все чертовски стильно. Было видно, что сам Феде здесь не готовил - для стабильно “рукожопого” нападающего здесь было слишком чисто. После коротких расспросов выяснилось, что готовила его домработница, а сам футболист на кухне появлялся не то, чтобы очень часто, в основном только завтракал перед тренировками. - А кофе сам варишь? - Ну... Нет, если бы, - Феде похлопал по боку новенькую кофемашину, работающую на капсулах. Миралем чуть скривился. - Это не кофе, а издевательство над честным именем священного напитка. У тебя турка есть? И вот спустя минут десять Пьянич уже стоял у плиты и в медной узорчатой турке варил кофе. На кухне у Бернардески. В голову закралось сомнение, то ли он имел в виду, когда говорил Феде “с тебя кофе”. Да и приглашение на кофе вряд ли должно было выглядеть именно так. Кажется, Миралем перехитрил сам себя. Итальянец уже сидел на барном стуле и, сверяясь с телефоном, настраивал гитару. Подкручивал колок, негромко “тренькал” струну и что-то бурчал себе под нос. Миралем украдкой поглядывал на него, мысленно давая себе оплеуху, но все-таки отмечая, что за нападающим очень интересно наблюдать. И с инструментом в руках он выглядел чертовски органично. Он действительно неплохо бы смотрелся фронтменом какой-нибудь группы для маленьких девочек. Закончив издевательство над колками, Феде что-то пробурчал себе под нос, а потом негромко заиграл. Пальцы двигались в странном танце по нейлону струн, а сам Феде сосредоточенно смотрел на гриф, постоянно меняясь в лице, то нервно покусывая кончик языка, то расслабляясь и тихо улыбаясь. Миралем не сразу узнал в этом наборе звуков одну из песен группы Scorpions. Вау, неожиданно. Босниец был уверен, что Феде будет играть что-то гораздо более современное или типичное, что играли в каких-нибудь детских лагерях или милых посиделках, а не достаточно культовую классику. Впрочем, даже банально смотреть на то, как двигались чужие пальцы по гитаре было интересно. Стоп, Мира, а откуда вообще у тебя такие мысли? Если подумать, много ли ты вообще знаешь о нем? - Знаю, что он придурок, - ответил сам себе Миралем. - Что? - подал голос Феде, музыка оборвалась. - Нет, ничего, - полузащитник достал две маленьких кофейных чашки и налил в них кофе. Запах, медленно расползаясь по дому, завораживал, - тебе сахар нужен? - Не, спасибо. Если тебе надо, он во-он в той банке с надписью “чай”. Миралем подвис. - На всякий случай не буду задавать вопросы, - хмыкнул и, оставив нетронутой чашку Бернардески, себе положил почти три ложки. Конечно, многие кофеманы, за такое кощунственное отношение к напитку оторвали бы ему голову, но без сахара он просто не мог его пить. Феде успел перебраться с барного стула на такой широкий подоконник, как и в гостиной, невероятно удобный, покрытый сверху чем-то загадочным, придающим цвет “под дерево” и меньше всего похожим на это самое дерево. Судя по всему, диван Бернардески частенько игнорировал, предпочитая устроиться именно у окна, плюсом ко всему, с подоконника открывался вид на задний двор. Плюсом ко всему на подоконнике лежали с полдесятка разноцветных подушек. Отложив гитару в сторону, Феде подвинулся. Пьянич подсел к нему рядом, упираясь лопатками в оконный проем. Протянул чашку, легонько касаясь прохладных, чуть красноватых на кончиках, пальцев. - Кажется, кофе должен был делать я, не? - уточнил Бернардески, отпивая черный напиток из темно-синей сервизной чашки. Чуть поморщился, - крепко. - Если есть молоко, можно добавить. - Не, все нормально, он очень вкусный. Просто крепкий, - улыбнулся нападающий и еще раз громко отпил горячий кофе, - что тебе сыграть? Сразу говорю, не обещаю, что умею все, но попробовать могу. - Не знаю, - пожал плечами Пьянич, - давай то, что умеешь и вспомнишь, - на самом деле ему даже банально ничего в голову не приходило. В мыслях было приятное расслабление. Федерико, напротив, задумался. Кивнул и, словно подзаряжаясь, ополовинил чашку и оставил ее, снова взяв в татуированные руки гитару. Мелодии, которые теперь наигрывал итальянец, были совсем не знакомы Миралему. Возможно, потому что он не особо интересовался музыкой, возможно, потому что Федерико наигрывал что-то свое, известное только ему, используя стандартные аккорды и нестандартный гитарный бой, дергая только лишь определенные струны для создания только ему необходимых звуков. Он играл не профессионально, нет, то и дело из-под пальцев вылетали неприятные дребезжащие звуки, но даже с ними в мелодии что-то неуловимо цепляло. Миралем, уткнувшись колючим подбородком в край своей чашки, внимательно наблюдал за тем, как руки, татуированные до самых кистей, двигались, - одна по узкому грифу, другая же дергала струны - пятая, шестая, снова пятая, большой же палец то и дело двигался по толстым басовым. Мелодия была легкой, переливающейся, с непохожими, аритмичными фрагментами, больше напоминающая звуки падения крупных капель на металлическую крышу, звонко отскакивающих, стекающих куда-то дальше. Миралем отпил свой сладкий кофе и на секунду прикрыл глаза, наслаждаясь странной мелодией. По телу, да и в душе, разливалось тепло, мешающееся с мурашками, тело, чуть уставшее с тренировки, расслаблялось, он даже позволил себе свесить ноги с подоконника. Пьянич лениво покачивал носком в такт странной музыки. Мелодия, постепенно стихая, заканчивалась ярким аккордом. Дождь кончился. Босниец приоткрыл глаза, наблюдая, как итальянец откладывает в сторону инструмент и и берет в руки свой кофе. - А это что?.. - негромко, чтобы не разрушать оставшуюся атмосферу, спросил полузащитник. - Да ничего. Так, попытка в собственное сочинение, - отмахнулся Феде, наслаждаясь запахом напитка. - Ааа... Красиво, - не зная, что и сказать на чужое творчество, пробормотал Миралем. Красиво - не совсем подходящее слово, но почему-то другие просто не лезли в голову. - Мм, я только учусь, но все равно спасибо, - улыбнулся в чашку нападающий, допивая свой кофе и снова рефлекторно морщась, - нет, он все-таки слишком крепкий.. И не сладкий. Пьянич хотел уже было предложить сварить новый и добавить сахара, как Феде, скользнув ближе, мягко убрал чашку Мира от его рта и коснулся чужих губ своими. Легко, не очень навязчиво, оперевшись рукой всего в двух сантиметрах от бедра Миралема, он целовал его губы, а потом, проведя языком, отстранился. - А вот у тебя достаточно сладкие губы. Миралем почувствовал, как у него к лицу прилила краска, не особо видимая за густой бородой. Он криво улыбнулся, отставив на край подоконника свою пустую чашку. - Ты совсем придурок? - возмущение прозвучало очень неуверенно. - Ага. Совсем, - с предовольнейшей ухмылкой подтвердил Бернардески, и снова потянулся вперед, положив руку на щеку Мира. В этот раз босниец не растерялся, сразу отвечая на неожиданно приятный поцелуй со вкусом кофе, руки нерешительно обвили шею так, как еще с утра обвивали его собственную шею руки Феде. Широкий подоконник был достаточно удобным местом, чтобы расположиться на нем с чашечкой кофе. С продолжением. Сердце стучало в самом горле, как-то странно замирая на мгновения, когда Федерико, видимо, с кофе набравшись не только энергии, но и смелости, проводил руками по плечам, рукам Миралема, опускаясь ниже, на живот. Было видно, что он ни черта не знает, что делает, но старается этого не показать. Так глупо, что Пьянич невольно усмехается в поцелуй, за что получает лёгкий щипок за бок. - М-м, - возмущается Пьянич, перехватывая чужую руку и переплетая пальцы. Поцелуй с запахом очень крепкого черного кофе все продолжается, они едва ли отрываются друг от друга, чтобы глотнуть ставшего вдруг неожиданно горячим воздуха. Где-то на грани осознания проскальзывает мысль о том, что Пьяничу не очень-то можно, что вероисповедание не должно позволять совершать такие действия, но потом Федерико изгоняет все мысли один лишь неловким движением руки внизу живота... И все. Что ж, грехи наши тяжки, ну да пусть с ними Аллах разбирается. Неловко дернув рукой, Пьянич сталкивает с подоконника синюю кофейную чашку, она с грустным звоном падает на пол. Миралем хотел было отдернуться, чтобы посмотреть, что случилось с посудой, но тут Федерико, так же, на сплошной интуиции проводит рукой по... - М-м-ах! - несдержанно стонет босниец, невольно откидывая голову назад. ... по глупо вставшему и выпирающему через ткань узких джинс члену. Пьянич вцепляется судорожно сжимающимися пальцами в чужой затылок, пытаясь хоть как-то зарыться ими в том армейский колючий ёжик, и в очередной раз, как и десятки фанаток, сожалея о том, что парень постригся. - Не думал, что ты такой чувствительный, - озадаченно прошептал на ухо Бернардески, снова второй раз, уже осознанно и вполне целенаправленно касаясь паха боснийца. Пьянич нервно прошипел, для удобства закидывая одну из ног на итальянца. - Да пошел ты... - Ну и пойду, - весело подтвердил парень, расстегивая ширинку чужих джинсов. Вот черт беззаботный, говорит так, словно его в шутку послали друзья, а не... - Придурок! - Знаю. Резонно. Притянув обеими руками итальянца к себе ближе, Пьянич прижался губами к его шее, то ли целуя, то ли кусая, то ли просто желая заглушить рвущиеся сладкие вздохи, от которых краснели щеки. Он меньше, чем Федерико, знал, что надо делать, а потому основывался на догадках: прикусить нежную кожу на шее, провести языком, а потом точно так же опустить руку вниз, касаясь выпирающей сквозь ткань спортивных штанов части тела. Федерико издал тихий, но жаркий стон куда-то чуть в макушку, и Миралем убедился, что не делает ничего плохого. Бернардески все жёстче заставлял боснийца вжиматься лопатками оконный косяк, пробираясь пальчиками под белье и, не останавливаясь на этом, снимая с парня нижнюю часть одежды окончательно, заставляя его немного стыдливо прикрываться и сводить ноги. Кажется, здесь был тот самый момент на то, чтобы отказаться, сказать "нет" и никогда больше не возвращаться к этим действиям, но Миралем без задней мысли прошляпил этот момент, притянув к себе Федерико ближе, покрывая его шею короткими и влажными поцелуями. Бернардески тихо засмеялся, пытаясь выбраться из чужих крепких, все же Пьянича трудно было назвать кисейной барышней, объятий. - У тебя борода колючая, щекотно, - тихо шепчет, наслаждаясь и вздрагивая от каждого поцелуя парень. - Заткнись и получай удовольствие, - буркнул в ответ Миралем, и так смущённый своим собственным поведением. Это насколько ему нужно было привязаться к этому придурку, чтобы тот его возбудил до такого состояния. - Нет уж, удовольствие будешь получать ты. Бернардески всё-таки смог выбраться из объятий, и, заведя руку куда-то за спину, достал маленький пакетик. Пьянич широко открыл глаза и хотел было возмутиться такой подготовленности итальянца, но его тут же заткнули самым банальным и действенным способом - утянув в горячий, долгий поцелуй, от которого сжималось все внутри живота. Где ж этот придурок так научился?.. Влажные пальцы мазанули вдоль ложбинки, а потом уже целенаправленно надавили на сжатое кольцо мышц. Миралем одной рукой вцепился в край широкого подоконника, позволяя раздвинуть свои ноги шире, чувствуя неприятное проникновение. Федерико явно торопился, осторожно, но все же болезненно проникая в него сразу двумя, разводя их внутри, проникая глубже. В ответ на это Мир прикусил его нижнюю губу, проводя языком по ней и из полуприкрытых глаз наблюдая за за итальянцем. Феде тихо прошипел, но движения стали гораздо нежнее. Едва ли выдержав эту сладкую пытку, Миралем слегка разочаровался, когда Федерико убрал пальцы, но тут же ему пришлось резко выдохнуть. - Феде... - он немного ошарашенно посмотрел на парня. Нет, босниец знал, как, что и куда, но вот только от этого знания волнения меньше не стало. - Не волнуйся, - Бернардески обхватил полузащитника за пояс, помогая ему удобнее устроиться на его коленях, параллельно больше его облапывая, - я буду нежным... - Блять, так сразу спокойно ста-а... - Миралем не договорил, закатывая глаза и откидывая голову назад. Феде был слишком горячим и большим, гораздо больше, чем его пальцы. Новое ощущение заполненности было слишком странным, тупая боль мешалась с каким-то странным мазохистическим удовольствием. Бернардески простонал ему в унисон, сжимая бедра боснийца, губами пытаясь хоть как-то облегчить их первый раз. Пьянич сжимал его так, что в глазах едва ли не темнело от удовольствия, а сердце заходилось неровным стуком где-то в районе города. Позволив им обоим привыкнуть с минуту к новым ощущениям, Феде чуть надавил на чужие бедра, а потом сделал первые пробные движения. Миралем вздрогнул, обхватывая чужую шею, стараясь развести ноги шире. Толчок, ещё толчок, тихий, одобрительный стон, и уже не ведётся счёт ни толчкам, ни пошлым стонам, они оба отдаются лишь странному, постоянно меняющемуся ритму происходящего. Бернардески задирает голову в попытках поймать чужие губы, но Пьянич едва ли способен был на поцелуи, он растекался в чужих руках прижимаемый к стене, он старался двигаться навстречу движениям итальянца, сжимать его в себе и снова тихо стонать. Его щеки были безумно красными, а самому ему было ужасно стыдно, но настолько хорошо, что он не мог думать о том, что потом с этим человеком как-то придется ещё и играть на одном поле. - Мира... - шепчет Федерико ему в ключицу, оставляя красный след от укуса, а Пьянич только вздрагивает. Медленные толчки становятся быстрее, когда Федерико, подхватив боснийца под бедра, почти грубо укладывает его на подоконник, заставляя закинуть ноги к себе на спину. - Блять!.. - громко ругается Пьянич, хватаясь до царапин, до красных пятен за чужие плечи, чувствуя, что такой быстрый темп он долго не выдержит. Опустив одну руку ниже, он обхватывает себя за член и, сжимая его, двигает в такт быстрым и глубоким движениям. Бернардески все же успевает накрыть его губы, и их последний стон тонет в долгом, глубоком, более нежном поцелуе. - Черт... - тихо шепчет Пьянич, чувствуя липкую влажность на своем животе, но не имея никакого желания шевелиться, хотя и прекрасно отдавал себе отчет в необходимости посещения хотя бы душа, - Феде, почему не кровать? - Тебе не понравилось? - в тон ему отвечает Бернардески, усмехающийся и заглядывающий ему в глаза, - у тебя щеки красные. - У меня нет щек, у меня борода, она маскирует, - бормочет Пьянич. Попытался поднять руку и тут же уронил ее на место. Энергия кончилась, зарядное устройство не подключено, а кофе... Работает не в ту сторону, - на будущее говори сразу, что тебе варить с сахаром. - Ну так же не интересно, - беззаботно смеётся Федерико, - с сахаром у меня не было бы повода тебя поцеловать. Точно придурок...