Тогда Данила Кашин понял, что он — асексуал.
Безразлично смотря и по сей день на девушек, парень сидел в своей телефоне, изредка отвлекаясь от его дисплея, чтобы поддержать разговор с друзьями. Парни держали в руках по банке пива, чем не отличился Даня, а девушки распивали одну бутылку на троих и мило смеялись с нелепых, иногда выходящих из рамок шуток Юлика, пришедшего к ним уже в подвыпившем состоянии. — Короче, — начал Онешко, делая глоток алкоголя, — я забыл…— опечалено сказал парень, пьяно понурив голову. — Алкота, — кидает Каплан и, закатив глаза, щипает возлюбленного за ногу, заставляя его чуть ли не подпрыгнуть на месте. — Ну больно же! — кричит он, недовольно сводя брови. — Ну, Даш, хватит! — И вот ты понимаете, с кем я встречаюсь? — показывая рукой на недовольного Юлия, говорит Даша и допивает оставшееся вино в бокале. — Свет, наливай, — ставя посудину на пол, девушка вновь переключается на парня, который начал показывать ей язык. — Пиздец! — возмущается она, заправляя блондинистые волосы за ухо. — А вот сама в меня влюбилась, тру-ля-ля! — весело говорит Онешко и, закрыв рот рукой, зевает. — Который час, ребят? — Полдевятого, — отвечает Данила, переведя взгляд с экрана телефона на друзей. — А ты уже пьяный, — язвительно произносит Кашин, зная, как бесится Юлик, если ему оповещают о том, что он пьяный или таковым называют. — И кидаю плюс Даше, ты алкоголик, Онешко, беспросветный алкоголик. — Та идите вы все нахуй, — фыркнул парень, складывая руки на груди. — Кусай за хуй, Юлик, ты пьяный! — возвысив голос, сказал Тушенцов и поставил банку с пивом на тумбочку. — Так, давайте уже расползаться по домам, а то я не собираюсь выслушивать пьяные дебоши Юлика, потом их ссору с Дашей и, в итоге, нытье этого алкоголика, который будет ночевать у меня. — Согласна, — Настя, держа в руках пустую бутылку из-под вина, встает с ковра и направляется к двери. — Я, конечно, Юлика очень люблю, но мне не очень нравится, когда он ночует у нас, особенно когда пьяный. — как только Шпагина вышла из гостиной, все начали оживленно собираться, сначала собирая, а после скидывая весь мусор в один общий, огромный мусорный пакет. Кашин, закинув последнюю бутылку пива, лениво взял ручки полиэтилена и отнёс его на кухню, ставя всё возле мусорного ведра. В полумраке осмотрев комнату, Данила заприметил лежащий на тарелке мандарин и, подумав, что хозяева не сильно обидятся такой наглости, взял фрукт с посудины, неумело начав им жонглировать. — Ты не ты, если не спизданешь что-нибудь, — закатив глаза, сказала Света, улыбнувшись, поправила рукой спавшие на лоб блондинистые волосы. — Что за мало бюджетная реклама сникерса? — возникает Миша и отрывается от завязывания шнурков, подняв голову. — Не знаю, — пожав плечами, отвечает Турбина. — Кстати, Дань, хочешь я тебе их отдам? У меня этих мандарин два пакета, а если я их одна лопать буду, то либо лопну, либо меня высыпет. — Оба, подгон, — весело сказал Даня, тыча неприличный жест недовольному Совергону. — Это нечестно! — воскликнул парень, поставив руки на талию. — Так, бля-ядь! Света! Женщина-а! — крикнул Михаил, заставляя рядом стоящую Каплан заткнуть уши, а Тушенцова дать ему нагоняя в виде смачного подзатыльника. — Ебануться! Мандаринами обделили, пизды дали, что это за жизнь-то такая?! — Твоя, Мих, — беззаботно ответил Кашин и язвительно улыбнулся другу, который, пафосно цокнув, закатил глаза. — Ты глаза мне не закатывай, иначе так закатишь, что обратно не выкатишь, — забрав у Светы пакет с цитрусовыми, сказал Даня и, положив их на тумбу, взял с полочки для обуви свои олд скулы. Полностью собравшись, все ребята попрощались с тепло принявшей их Турбиной и скоропостижно покинули квартиру, шумя на весь подъезд. Смех, шуршание полиэтилена и те самые пьяные дебоши Юлика, о которых говорил Руслан, заполнили лестничные пролеты, заставляя компанию ускорить свой шаг, чтобы никакая озлобленная бабушка со скалкой или сковородкой в руках не вышла и не дала им невероятного втыка или не отчитала их за плохое поведение. — Сука, Онешко, пьяная ты скотина! — недовольно выпихивая парня из подъезда, Даша выходит вслед за ним. — Уебала бы, да лицо красивое, но жалко же, — садя Юлия на скамейку, Каплан достает из кармана телефон и вызывает такси, в надежде, что денег ей хватит, ведь таксист явно попросит надбавку из-за криков. — Может мне с вами поехать? — спрашивает Совергон, глядя на пьяного в мясо друга, не понимая, когда он успел так наклюкаться и когда его так разнесло. — Не думаю, что ты с ним одна справишься, — добавляет Миша после того, как все заметили, что Онешко заснул на той несчастной скамье. — Буду очень благодарна, — криво улыбнувшись, ответила Дарья и села возле парня, поправляя его волосы. — Какой же он у меня всё-таки глупенький. Ему двадцать с хуем, а ума, как у десятилетнего. — До тебя он был ещё хуже, — кладя руку на плечо блондинки, произнес Данила и вспоминает бывалого Юлика, который иногда ложился в больницу с алкогольным опьянением. — Я пошёл, ребят, пока! — все синхронно кивнули, и Кашин, достав один мандарин из пакета, направился к тропинке, выводящую его из знакомого двора. Идя вдоль забора, Даня с большим удовольствием поедал цитрусовые, заворачивая в родные переулки и рассматривая здания, мимо которых он проходит каждый, в очередной раз убеждаясь, что Питер — удивительный город. Переехав сюда несколько лет назад, забитый, забытый и неуверенный Кашин с восторгом в глазах гулял по огромному городу с утра до ночи, с каждым пройденным километром влюбляясь в него, в его пасмурную погоду и в вечный запах мокрого асфальта, всё больше. Стоптанные олд скулы, сношенная ветровка и потрепанные рыжие волосы, которые тот вечно поправлял рукой, стали его неотъемлемой частью с переездом в Санкт-Петербург.Здесь Данила Кашин понял, что его душа всегда жила здесь, а не в Казани.
Дверь кафе, в котором всегда завтракал и обедал парень, резко открывается и из него пулей вылетает разъяренная девушка маленького роста, а вслед за ней охранник, которому та показала неприличный жест, крича: — Да хорошо-хорошо! — развернувшись к нему, русоволосая начала пятиться назад спиной, выслушивая нелестные отголоски о её поведении. — Отвали от меня наконец-то! — увидев, что двухметровый амбал зашел в заведение, она поворачивается обратно и, что-то недовольно бубня себе под нос, начинает поправлять перекрученную кепку. Даня, очищая уже четвертый по счету мандарин, не особо смотрел себе под ноги, полностью сосредоточив своё внимание на оранжевом фрукте, и закидывал кожуру обратно в пакет, иногда промахиваясь. И оба, явно не обращая внимание, куда идут, сталкиваются и роняют всё, что было можно: Кашин упускает пакет, а незнакомка кепку. — Да в рот я ебала, — выкрикивает девушка, нарочно ударяясь головой об близь находящуюся стену. — Что это за жизнь-то такая? — У меня дежавю, — говорит Данила, уставившись в небо, которое начинало засыпать блестящими звездами. — У меня сегодня друг так же сказал, — апатично отнесясь к произошедшему, Кашин лениво встает с земли, смотря на разбросанные по пустынной улице цитрусовые, — а вот мандарины жалко, мне их ещё есть потом. — Да хер с ними — озлобленно кидает та и, беря в руки слегка грязную кепку, отряхивает её, надевая обратно на русую макушку. — Ты вообще себе под ноги смотришь?! — У меня к тебе аналогичный вопрос, — приподняв бровь, говорит Кашин и начинает собирать фрукты. — Если бы ты себе под ноги смотрела, то мы не столкнулись, поэтому не злись, — держа в руках мандарины, Даня поднял, на удивление, не порванный пакет, и скинул туда все цитрусовые. — Будешь? — протягивая один незнакомке, Данила старается мило улыбнуться, — это чтобы злилась меньше. — Да тут тележка валерьянки не поможет, — фыркает девушка, но все же принимает мандарин и начинает очищать его от кожуры. — что тут говорить о мандарине, — закатывая глаза, русая, складируя очистки в руке, кладет дольку в рот, — поэтому, тут вообще никак, ангелочек, — пережевывая фрукт, говорит она и хмурит брови. — Лиза Неред. — Данила Кашин, — представляется парень и, запустив руку в челку, поправляет её. — Кидай очистки сюда, — взявшись руками за обе ручки, Даня протягивает новоиспеченной знакомой открытый пакет, в который тот же час полетела кожура. — Я бы сказала, что мне приятно познакомиться, но я не люблю врать, — сказала Елизавета и покрутила в руке оранжевый цитрус, смотря то на него, то на Даню, который, зажав ручки полиэтилена в локте, начал копошиться в кармане ветровки, доставая оттуда сигареты. — Это взаимно, — выудив одну из них, Кашин зажал так называемую никотиновую палочку, преподнося к ней зажигалку, тем самым поджигая бумагу, а после и содержимое. — Поделишься? — Лиза приподнимает бровь, уставившись на рыжие волосы парня. — Да, бери, — он протягивает ей пачку, из которой девушка успешно достает сигарету, — а тебе сколько вообще? — Ты мне решил допрос устроить? — Неред отвлекается на то, чтобы поджечь бумагу с не самым приятным содержимым, делая первую тягу, а потом, закинув в рот последние несколько долек мандарина, вновь поднимает взгляд на Кашина. — Просто решил поинтересоваться, — Данила пожимает плечами, с каким-то непонятием в ответ прожигая её взглядом, — а тебя что-то не устраивает? — В тебе или в общем? — быстро отвечает Елизавета и выпускает дым изо рта. Кашин выдерживает минутную паузу, всё-таки стараясь разобраться, что же такого в ней, что он не ушёл сразу же, как собрал мандарины, а потом говорит? — Ты меня даже не знаешь, что тебя может не устраивать? — М-м, — протягивает девушка, сводя брови к переносице, — к примеру то, что не вижу твоего лица из-за твоего роста? — она улыбается и так мило щурит глаза, рассматривая исхудавшее за последнее время лицо Кашина, стараясь уловить каждую деталь. — Это ты слишком низкая, — Данила кидает окурок в мусорку, с точностью попадая в неё, — не боишься, что хачи спиздят? — Тю-ю, куда-а, — смеется Неред, делая последнюю тягу, — это мои кенты, еж-жи! — Пиздец, — Кашин успешно подхватывает заразительный смех прохожей, — так, нахуй, я пошёл, — достав с кармана телефон, кидает Кашин и, уже отойдя на приличное расстояние, начинает печатать Руслану о странной девушке, с которой он столкнулся минут шесть назад. Даня Кашин. ебать. сейчас встретил такую странную телку, она просто пиздец какая ебанутая. Данила отчетливо понимал, что эту перепалку с низкорослой Лизой Неред он запомнит ещё надолго, но не хотел понимать, что из-за неё внутри что-то щелкнуло. Он просто старался игнорировать тот щелчок, которого он никогда не чувствовал внутри него. Он боялся, что она может изменить его жизнь. Он надеялся, что больше никогда её не увидит.