Die innere Finsternis

      Йонас просыпается посреди ночи от того, что ему кажется: кто-то пристально на него смотрит. На полу пляшут длинные тени от раскачивающихся за окном деревьев, холодные капли пота приклеили волосы ко лбу и майку к спине. Он пытается отдышаться, втягивает воздух полной грудью, пока не понимает: его дыхание — не единственное, которое слышится в тишине комнаты.       Холодные пальцы откуда-то сзади хватают его за плечо, и он, не смея вздохнуть от страха, медленно поворачивается на койке.       Это Миккель.       Он точно такой же, каким Йонас его запомнил в ту последнюю ночь в лесу. Точно такой же, как на плакатах, развешиваемых его матерью по городу. Только испуг в глазах всепоглощающий, как наступающая в сумерках тьма.       Йонас зажмуривается.       Ему кажется. Ему всегда кажется. С той поры, как повесился отец. Только раньше он видел отца таким, каким помнил, а теперь еще и вот таким — братом школьных друзей.       Ощущение, что пальцы призрака-Миккеля все еще сжимают его плечо, не проходит, и Йонас вынуждено открывает глаза.       Миккель все еще там.       Смотрит изучающе, словно на лице Йонаса можно найти ответы на его вопросы.       — Мне страшно тут, Йонас, — говорит он вдруг, и Йонас чувствует, как волосы на его загривке встают дыбом. — Где мои мама и папа? Я скучаю по Марте. И даже по Магнусу.       Оцепенение и горечь захлестывают Йонаса удушающей волной, и он чувствует, как к горлу подкатывает тошнота. Он хорошо знает, каково это — спрашивать, где твой отец. Каково это — скучать по Марте.       — Я не смог найти путь домой, — буднично говорит Миккель, словно Йонас по-прежнему его друг. Словно между ними не тридцать три года чьей-то поломанной судьбы. — Ты сможешь мне помочь? Ты поможешь мне, Йонас?       Йонас резким движением прижимает ладони к глазам, пытаясь прогнать видение изо всех сил, даже если для этого понадобится и вовсе выдавить их.       Просто галлюцинация. Это просто галлюцинация.       Когда он решается поднять глаза, Миккеля рядом больше нет.       Дотянуться до таблеток. Принять таблетки, и отец снова его оставит. На время. С тех пор, как оставил навсегда.       Йонас тянется к прикроватной тумбе, но рука зависает в воздухе: отец лежит на полу — такой, каким он виделся Йонасу до проклятого 4 ноября. Весь в блестящей черной краске, которой он писал на чердаке свои мрачные, полные тоски картины. Михаэль Канвальд смотрит в потолок, когда начинает говорить, и Йонас почти благодарен ему за это — взгляд глаза в глаза он вряд ли смог бы вынеси сейчас.       Раньше он думал, что сказал бы призраку отца, что хотел бы ему сказать — гневную тираду о своем одиночестве, чувстве покинутости, обманутом доверии, но теперь язык уже никогда не повернется произнести что-то подобное. Поэтому Йонас молчит и дрожит от каждого звука в голосе отца, когда тот говорит.       — Привет, Йонас. Надеюсь, теперь ты меня понимаешь? Моя жизнь не могла пройти иначе. Закончиться иначе.       — Отец… — шепотом пытается сказать испуганный Йонас, но его голос подобен шелесту ветра.       — Я всегда знал, что она любила Ульриха. Любила ли она меня?       Йонас сглатывает комок, застрявший в горле, когда облитая черной краской голова отца медленно поворачивается, чтобы взглянуть ему в глаза.       — Что она ответила тебе, когда ты ее спросил?       За слезами, застилающими глаза, Йонас почти перестает видеть призрак, хотя он еще тут, в мутном сумраке комнаты, во внутренней темноте помещения.       — Если бы Ульрих ответил ей взаимностью раньше, не знаю даже, нужна ли была бы эта временная петля, чтобы подарить тебе жизнь, — усмехается Михаэль. — Это все было из-за тебя. Ради тебя, — Он говорит так, словно бы знал, как потечет река времени после его смерти, и какую роль в этом потоке сыграл он сам и еще сыграет его сын. Черная краска, стекающая с его призрака, загущается, словно кровь, собирается в лужи на полу, подкрадывается к кровати Йонаса…       Иногда Йонас забывает, что галлюцинации — лишь плод его воображения.       — Что, если на самом деле суть временной петли в том, что ты всегда принимаешь одно и то же решение, думая, что в прошлый раз выбрал что-то другое?

***

      Йонас резко просыпается в своей кровати. На полу пляшут длинные черные тени от ветвей деревьев за окном, а промокшая от пота майка холодит спину.

***

      Утром, когда Йонас снова увидит отца, решение будет принято.