***
Кай был уверен в своих силах, людях и причуде примерно на девяносто пять процентов. Погрешность в пять процентов должна была быть минимальной угрозой, почти не совершимой — Шигараки Томура уложился в эти пять процентов, будто бы филигранный мастер. Обошёл капканы, ускользая подобно извивающемуся ужу, ухмыляясь ранеными губами с выступившими капельками тёмной крови. Идеальная работа. Намного более точная, нежели все труды, построенные на слезах Эри, потраченных йенах и жизнях соратников. Восстановитель потратил всё и остался в проигрыше. Теперь он стоит на коленях перед тем, кого недооценил; руки закованы в железный блок, лишающий возможности использовать причуду. Даже жалко, что Чисаки оплошал с ним. Шигараки смотрит, не смыкая глаз, опаляет демоническим гневом и победным взором. Он король положения. Победил все козыри Восьми Заветов Смерти простыми картами, без скрытых тузов в рукаве чёрной мешковатой водолазки. Вылез сухим из воды. — Ты потратил столько всего… — Томура делает паузу, словно действительно озадачен продолжением речи. Это ложь. — … ради получения этих пуль. Но пришёл я и просто забрал их. Представляешь, все твои труды так просто стали моими. Вот это ты неудачник. Якудза нечего сказать в ответ, но напряжение в теле никуда не пропадает, кажется, перед грозой. Надвигался жестокий тайфун, и его Чисаки боялся больше потери памяти и своих трудов. — Ему сказать нечего! Босс, ты его сделал! — Тога хихикает, хлопая в ладоши, а затем злорадно добавляет: — Он крови больше меня пролил! Мне даже жалко ту малявку в бинта-а-ах! Возможно. Ну-у, капельку там… Ай, Даби, хочу крови! Ну дай, дай, дай!.. Чисаки рвано выдыхает, когда тремя пальцами каждой руки лидер Лиги смыкается на его предплечьях. Шутки перестают быть шутками. — Кого-то ты мне напоминаешь… Да, что-то мерзкое, холодное, похожее на труху, оставшуюся от гнилого трупа. Картинка из далёкого прошлого всплывает неожиданно, маленьким огрызком, словно от крохотного неспелого яблочка. Кроваво-вишнёвый плещется через края радужки, сплетаясь с сеточкой лопнувших капилляров, а Томура по-птичьи склоняет голову, опуская безымянные пальцы. Цокает языком, лениво скользя по силуэту Чисаки взглядом. Воющий за забором мальчик не кажется Каю иллюзией. Больше походит на самый страшный кошмар: ребёнку около пяти лет, и он кричит от боли, тихо всхлипывая. Шигараки тянет ехидное «о-о-о!», чуть дрожат кончики его губ: — Я вспомнил. И теперь ты мне не нравишься ещё больше.Руки с чавканьем разъединяются, кровавыми ошмётками повиснув в воздухе.
Соседи у Чисаки жуткие, походящие на кукол с мертвенно-бледными физиономиями; когда младшего сына семьи выводят для похода к врачу, лицо и шея у него вдоль и поперёк расковырянные ногтями, с корочками запёкшейся и свежей крови. На нём поразительно много красного, особенно рядом с рассечённой губой, под которой тёмное синюшнее пятно. Томура садится на корточки перед ним и ласково-ласково шепчет, чтобы слышать мог только лидер Заветов: — Какая прелесть, как тебе новый внешний вид? Ты бесполезен, причуда тебя покинула, потому что рук уже нет, как же ты никчёмен без них. Как легко я вывел из строя того, кого Мидория Изуку с трудом вывез со своей силой, верно? Носик не почесать, да? Бедняга-а-а! Почему Шимура Котаро кричит на него, встряхивая маленькое тельце, как безвольную тряпичную куклу? Зачем даёт пощёчину, забивая сына в угол гостиной? Кай не понимает, зачем продолжает смотреть в окна соседей. Не понимает, но с о д р о г а е т с я. — О-ох, — скалится Шимура Тенко, небрежно откидывая хлюпающие куски конечностей с торчащими костями. — Прости, я просто понадеялся, что хоть кто-нибудь за одного ребёнка вступится. Твои оторванные ручки — приятное дополнение. Эри и Шигараки Томура чертовски похожи. Чисаки, кажется Каю, напоминает Котаро лидеру Лиги.Только вот своим обидчикам Тенко отомстил сам, а также совместил п р и я т н ы е в е щ и.
Томура провёл параллели и сломал их.