Противоречия

Алоис боится огня. И в то же время стремится к нему. Завороженный, он смотрит на пламя свечи и на мертвое, изуродованное маленькое тельце. Бабочка с оторванным крылом. Увечье притягивает его, смерть заставляет проливать слезы — одновременно искреннего горя и мучительного, болезненного восторга. Он жаждет наказания. И поэтому нарочито неловко поворачивает свечу, держит бабочку, чтобы пламя коснулось её — но и его тоже. Боль от ожога, даже совсем небольшого, отрезвляет, заставляет со вскриком убрать руку. Бабочка тихо тлеет — ей уже не может быть больно. Но огонь льется на пол, его становится все больше, и Алоис кричит снова — громче, пронзительней, охваченный паникой. — Клод! И Клод приходит — как всегда. Но это «всегда» не дает Алоису успокоения. Он плачет у ног Клода, одновременно желая, чтобы его подняли с колен и… чего-то еще, совершенно другого. Чтобы Клод был жесток — и был добр. Чтобы он заботился — и одновременно сжимал его крепче. Алоиса разрывают противоречивые желания. В постели он хочет потребовать у Клода спеть колыбельную — и поцеловать. Погладить по голове — и взять за руку, сдавить запястье так, чтобы стало больно. Он боится Клода и одновременно тянется к нему. Еще один короткий разговор перед сном. — Согрей мне молока. — Да, ваше высочество. — Принеси мне… бренди, — Алоис сам не знает, почему именно это. Он никогда раньше не пробовал бренди. Но хочется задеть Клода, разозлить или удивить, заставить его читать нотацию или улыбнуться — неважно. — Да, ваше высочество, — Клод кивает все так же спокойно. А Алоис невольно прикусывает губу. Неужели действительно принесет? Приносит. Вместе с молоком. Алоис смотрит на кружку, красивую, тяжелую, расписную, затем на стакан — он, наоборот, очень прост. В стакане искрится напиток цвета глаз Клода, поблескивает лед. Наверное, он холодный. А от молока идет пар — оно горячее, а не просто теплое. Клод терпеливо ждет. Поправляет очки — своим обычным легким движением. Алоис смотрит и не знает, с чего начать. Бренди манит его, и в то же время пугает. Алоис когда-то слышал, что пить — это плохо. Но никто никогда не говорил о вкусе, о том, почему люди пьют. А вот молоко вкусное. Это Алоис знает точно. — А что вкуснее? — срывается с губ совершенно детский вопрос. Но Клод смотрит на него без насмешки. Скорее, внимательно, и по телу Алоиса проходит дрожь. Ему хорошо и одновременно немного страшно. — Вам стоит попробовать, чтобы это понять, — наконец, произносит Клод. — Мои вкусы не такие, как у людей, я не знаю. Алоис встряхивает головой, но не в жесте отрицания. Глаза Клода за стеклами очков манят, от его взгляда мысли плывут, а голова становится тяжелой. Не хочется думать. И Алоис хватает стакан с бренди — импульсивно. Затем делает глоток. Бренди обжигает горло, заставляя кашлять. Кашлять снова и снова, Алоис выпускает из ослабевшей руки стакан, но Клод подхватывает его — так ловко, что не пролилось ни капли. Немного придя в себя, Алоис тянет руку за стаканом — сам не зная, почему. — Еще! Клод не задает вопросов. Он просто отдает стакан и едва заметно улыбается. — Я выгляжу смешным? — фыркает Алоис, но больше демонстративно, чем искренне. Сжимает стакан в руке. — О чем ты думаешь, Клод? О том, что мне еще рано пить? О том, что я плохой? Клод слегка наклоняет голову, но ничего не говорит. И это злит Алоиса. Он демонстративно подносит стакан ко рту и снова делает глоток — на этот раз осторожней, совсем маленький. Бренди снова обжигает, но кашлять уже не хочется. По телу растекается приятное тепло и расслабленность. — Клооод… Унеси молоко, — Алоис улыбается, лениво и игриво. Ему не хочется спать. Хочется валяться на кровати, улыбаться, тянуться, приставать к Клоду… чуть-чуть. Сейчас он кажется совсем не страшным. — Нет. Не сам. Пусть Ханна унесет. Клоод… — Алоис тянется, улыбается, устраивает голову на коленях у Клода. Сейчас его строгий костюм выглядит таким забавным. Дразнящим. Пальцы Алоиса слегка царапают брюки — это очень удобно, они совсем рядом. Брюки, а под ними — ноги Клода. Сейчас Алоис не видит его взгляда, но это и неважно. — Клод, а у тебя когда-нибудь было… с мужчиной? — Алоис хихикает, собственный вопрос кажется ему очень смелым, даже наглым, и это придает сил. Он уже достаточно взрослый, чтобы спрашивать такое, вот так-то. — Да, ваше высочество, — слышится откуда-то сверху. Алоис поворачивает голову и видит подбородок Клода. Красивый. — А с женщиной? — Да, ваше высочество. Алоис хихикает, затем дует, отбрасывая с лица прилипшую прядку. Он уже не царапает — слегка пощипывает брюки, саму ткань, и это почему-то тоже кажется очень смелым. Как будто пощипывает Клода. — Ты скучный. Клод молчит. Только слегка шевелится — неудобно ему, что ли, в этой позе? Мысль об этом заставляет Алоиса снова захихикать, уже сильнее, уткнувшись лицом Клоду в брюки. Это уже очень, очень смело, по спине проходят мурашки от осознания того, как смело. Алоис хихикает и в то же время боится. — Вам пора спать, ваше высочество, — внезапно спокойно произносит Клод. — С тобой!.. — это уже очень рискованная шутка, Алоис продолжает хихикать, но ему еще страшнее. И именно страх развязывает язык и руки, которые уже целеустремленно ложатся Клоду на пояс. Неожиданно Клод встает, и руки соскальзывают вниз. — Как пожелаете, ваше высочество, — все так же спокойно говорит он. И берет Алоиса за плечи, мягко, но настойчиво укладывая на подушки. Лицом вверх — и Алоис видит его глаза цвета бренди. Очки немного сползли, но руки Клода заняты и он не может их поправить. Или не хочет? Алоис даже не капризничает. Его сковывает страх — и жар внутри. Когда Клод накрывает его одеялом, становится жарко еще и снаружи. Стакан, в котором еще осталось немного бренди, стоит на тумбочке. Утром Алоис увидит, что в нем утонула бабочка.