это всё, что отец позволил

они все лгали. в аду вовсе не было кипящих котлов. хотя Иуда предпочёл бы вариться в одном из них. только бы не этот холод. он помнил, как открыл глаза и увидел небо. его рука приподняла голову Искариота. глаза Иисуса были совсем рядом. ты всё сделал правильно. Иуда хотел что-то сказать. и тут понял, как ему холодно. он тогда пошёл за мессией, не спросив ни о чём. воскрес ли Иисус? воскресил ли он Иуду? прощение это? кара? Иисус говорил с Иудой. но тот голос, что раньше наполнял Искариота счастьем, теперь словно проходил сквозь него. чего-то не хватало. чего-то необходимого. Иисус заботливо укутывал его дрожащие плечи и улыбался. ведь раньше улыбка Христа, как в зеркале, отражалась в глазах Искариота. Иуда тоже пытался улыбнуться, но выходило что-то жалкое. Иисус отворачивался, чтобы скрыть слёзы. тогда небо в глазах мессии становилось подводными глубинами. это всё, что отец позволил, - шептал Иисус. он не просил прощения. он сам себя не простил. Иисус гладил схваченные инеем на висках волосы Искариота. целые ночи. волосы, брови, переносицу, синие выступавшие вены на запястьях. холод съедал Иуду, оставляя лишь эти обтянутые кожей сухожилия и выступавшие вены. Иисус ждал, пока Искариот заснёт. и говорил, говорил, говорил что-то, что должно было принести хоть немного тепла. словно ткань толщиной в паутинку отделяла Искариота от мира, голос Иисуса становился тише. казалось, сейчас наступит исцеляющий сон. но забыться Иуда не мог. холод не отпускал ни на секунду. замерзая, сквозь тонкую ткань Искариот слышал шепот Иисуса. Иисус молился. Иисус умолял отца простить Иуду.