заново

— Какого черта ты себе позволяешь? — прозвучал металлический голос Бэкхена, а Сехун посмотрел омеге прямо в глаза. Кажется ему предстоял серьезный разговор, в то время как Сехун понятия не имел, что ответить, если вдруг Бэкхен спросит, зачем он это сказал. Альфа не знал, это было что-то на уровне инстинкта. Он сорвался. — Я сделал что-то не так? — Сехун посмотрел омеге прямо в глаза. — Зачем ты назвал нас парой? У Бэкхена в глазах был обжигающий холод. Сехун чувствовал каждую его эмоцию так ясно, что захотелось вдруг притянуть омегу к себе и успокоить. Это чувство было такое яркое и отчетливое, что сильно испугало альфу. Он такое испытывал только к одному человеку в своей жизни. И это было очень давно. — Потому что это был самый простой способ избавить тебя от липких взглядов Со, — Сехун говорил спокойно и сдержанно, хотя его сжатые кулаки выдавали с головой. Его тоже начинало трясти точно как и Бэкхена. Бэкхен на это усмехнулся, делая шаг к Сехуну. Он посмотрел на альфу снизу вверх, снова. Прожигая до самого нутра, Бэкхен, кажется, пытался проникнуть в самую душу О. — Я просил тебя избавлять меня от Со? — А, так ты хотел согласиться, а я помешал? — Сехун вдруг почувствовал огромную волну раздражения и ярости. — Простите, директор, впредь буду знать. Хлёсткая пощечина прилетела прямо на гладко выбритую щеку альфы. Сехун не ожидал такого, а потом замер, чувствуя, как горит щека. Он медленно перевёл взгляд на Бэкхена, у которого почему-то в глазах стояли слезы. Омега был ужасно зол, а еще Сехун видел, как он дрожал. — Ты! Ты ничего обо мне не знаешь, О Сехун! — прошипел омега, подходя к мужчине ещё ближе. Между ними остались считанные сантиметры, так что Сехун теперь ощущал бергамот ещё сильнее. Вокруг него все смешалось, заставляя голову кружиться. Притягательный запах, бурлящие внутри эмоции, все ещё пылающая щека. — Так что не смей больше думать, что я нуждаюсь в твоей или чьей-либо ещё защите! Вы берёте на себя слишком много, замдиректора! Бэкхен резко развернулся, хватая со стола мобильник и пальто с вешалки. Он вышел из комнаты, а Сехун так и остался стоять на месте, пытаясь осознать произошедшее. Как вообще произошла вся эта ситуация, он так и не понял. Он не понял, зачем бросился спасать Бэкхена, который с вероятностью в сто процентов сталкивался с таким не первый раз. Сехун не знал, зачем сказал про то, что Бэкхен хотел поехать к Со, потому что он прекрасно знал, что Бэкхен совсем не хотел. Сехун абсолютно ничего не понял из своих действий. Это был глупый поступок, который кажется окончательно разрушил ту хрупкую связь, которая между ними установилась. Вероятно, им просто не судьба.       Бэкхен сам не помнил, как дошёл до машины и сказал водителю ехать в офис. Ему было плевать, как доберётся Сехун, не маленький мальчик, разберётся. Ему просто хотелось вновь оказаться в своём кабинете и уйти с головой в работу, чтобы не думать о том, что произошло. Этот день казался бесконечным. Бэкхен не понимал, когда дал повод думать, что ему нужна какая-то защита. Тем более от О Сехуна, которого едва знал. Неужели в поведении омеги проскочил хоть малейший намёк на то, что Бэкхен открыт для чего-то большего, чем просто деловые отношения? Бэкхен был уверен, что нет. Тогда зачем Сехун полез во все это? Зачем назвал его своей парой перед будущим партнёром? Бэкхен не понимал. — Господин, с вами все хорошо? — Бэкхен встретился с вопросительным взглядом своего водителя в зеркале заднего вида. — Все нормально, — выдохнул омега. — Просто тяжелый день. Бэкхен даже едва выдавил улыбку, потому что не хотел возникновения никаких слухов. Но офис был буквально живым организмом, и Бэкхен прекрасно знал, что все новости, сплетни и слухи распространяются с молниеносной скоростью. С этим ничего нельзя было поделать. Про него самого ходило много историй, и Бэкхен даже порой удивлялся изощренной фантазии своих подчиненных. Хотел бы он жить такой же бурной жизнью как в этих выдумках, в то время как его собственная жизнь была скучная, серая и совсем не веселая. Бэкхен казался всем со стороны богатым омегой, получившим все готовое от мужа и теперь живущим беззаботной жизнью. Некоторые говорили, что Бэкхен получает все проекты через постель инвесторов, заказчиков и даже политиков. Кто-то говорил, что всю работу за него делает отец Чонина, а Бэкхен так, всего лишь пешка. Люди болтали разное, Бэкхен привык. Это ничем не остановить, не изменить и не прекратить. Бэкхен просто продолжал дело Чонина, продолжал воспитывать их сына и все ещё не собирался даже близко подпускать к себе ни одного альфу. Бэкхен так устал от этой вечной борьбы. Он правда не понимал, почему к омегам в мире большого бизнеса такое отношение, словно они не способны на что-то большее, чем просто раздвигать ноги перед альфами. Бэкхен знал, что Чонин всегда был другого мнения, но он и в целом был другой человек. Только благодаря мужу и его вере в силы и потенциал Бэкхена омега сейчас находился там, где он есть. Чонин говорил ему то же самое. Они помогли друг другу вырасти и измениться, стать сильнее. Были всегда опорой друг другу, и благодаря этому у них все было хорошо. Отношения, бизнес, общий ребёнок. Бэкхен прикрыл глаза, прислоняясь виском к холодному стеклу окна. Он пытался сдержать вновь рвущиеся наружу слёзы. Если бы Чонин сейчас был рядом, если бы был жив… Возможно, Бэкхен сегодня не приехал бы на эту встречу, потому что отошёл от дел. Или наоборот, приехал бы, потому что не смог бы бросить мужа без помощи. Возможно, Со даже побоялся бы как-то не так посмотреть на Бэкхена, не то чтобы бы делать ему странные предложения. И не было бы никакого О Сехуна, который позволял себе слишком многое. Если бы Чонин был рядом, то все было бы совсем по-другому. Бэкхен вздохнул, вспоминая тёплую улыбку мужа. Каждый раз, когда он закрывал глаза, он видел только эту улыбку, которая хоть чуть-чуть, но согревала его. Иногда он видел эту улыбку у Кенсу, малыш улыбался почти так же, как отец, только у него не было ямочек. Бэкхену становилось чуточку легче. Чонин часто ему улыбался, даже в самые свои тяжёлые дни. Бэкхен улыбался ему в ответ, потому что это помогало им обоим. Бэкхен отдал бы сейчас многое, только чтобы оказаться в тёплых объятиях, почувствовать, как билось пылкое сердце в крепкой груди, снова ощутить касание пухлых губ на шее, рядом с меткой, на метке. Бэкхен бы отдал многое, только чтобы Чонин хоть раз ему улыбнулся ещё раз.       Чондэ не всегда копал информацию про своих клиентов в интернете, чаще всего, они ему все рассказывали сами к третьему, а то и второму сеансу. Но порой попадались такие, как его нынешний пациент. Бен Бэкхен производил впечатление холодного и богатого, недоступного по всем фронтам омеги вероятно на всех людей вокруг, но только не на Ким Чондэ. На него бы тоже произвёл, не будь Ким психологом. Альфе потребовалось два сеанса, чтобы выяснить о Бэкхене одну очень важную вещь. Бен Бэкхен играет в холодную суку, хотя очень не хочет. Это было видно в каждом его вздохе и движении, и Чондэ сумел эту сторону прочувствовать. Бэкхен даже не облачился в этот образ как в броню, он просто стал другим человеком. И это был тяжелый случай для психолога Ким Чондэ. За всю многолетнюю практику ему такие люди попадались несколько раз, и это было тяжело. С первым своим подобным клиентом Чондэ ушёл в созависимость, это было непрофессионально. Тому человеку он так и не помог, потому что тогда ещё не знал, что с этим делать. Чондэ просто жалел того клиента, но это не помощь психолога. Чондэ не знал, что такие люди забыли, как чувствовать, себя и даже своё тело. Такие люди жили в полнейшем оцепенении, уже давно выгоревшие и не испытывающие почти ничего к окружающему миру. Бэкхен тоже был таким, но его отличала одна вещь. Глубокая, сильная, почти больная привязанность к собственному ребёнку. Бэкхен безусловно любил Кенсу, но ещё он привязался к нему как к кому-то, в ком видел предмет для бесконечной заботы и опеки. Ту любовь, которую он должен был давать и получать от ребенка и мужа вкупе, Бэкхен старался дать и получить от одного только Кенсу. Родителям свойственно любить своих детей больше жизни, но Бэкхен решил, что Кенсу тот, кому он должен посвятить свою жизнь. Он вложил в этого ребенка весь ее смысл и растворялся в нем с каждым днём все больше и больше. Это был ужасный путь как для Бэкхена, так и для его сына. Рано или поздно, эта одержимость сгубит их обоих, потому что Кенсу обязательно захочется вырасти свободным человеком и целой личностью, а Бэкхен уже будет неспособен его отпустить. У Чондэ были и такие случаи в практике, и с ними тоже было неимоверно тяжело.       Стук в двери отвлёк альфу от размышлений, он тут же встрепенулся, улыбаясь вошедшему Бэкхену. Омега выглядел как и всегда просто потрясающе. Несмотря ни на что, Бэкхен выглядел всегда отлично. Но если приглядеться, можно было заметить круги от недосыпа и усталости, и потухший взгляд. Бэкхен заходил в его кабинет одним человеком, а во время сеанса становился кем-то другим. Совсем не тот уверенный в себе омега, владелец огромного бизнеса, что смотрел на Чондэ с обложки очередного номера Esquire. — Здравствуйте! — Чондэ встал с места, едва кланяясь Бэкхену и получая такое же приветствие в ответ. Они устроились на привычных местах. Чондэ в своём кресле, с блокнотом и ручкой, Бэкхен прямо напротив. Чондэ редко что-то записывал, особенно с Бэкхеном. Потому что за все их сеансы он все ещё не понимал омегу до конца, не все ключики подобрал и не все двери открыл. — Как ваши дела, Бэкхен? — Чондэ начал со своего обычного вопроса. — Я поразмышлял над тем, что вы сказали, — Бэкхен закинул ногу на ногу, устраиваясь в кресле и подпирая рукой щеку. — О том, что я разучился чувствовать. — Интересно, — Чондэ посмотрел омеге прямо в глаза. — И к чему вы пришли? — Я не чувствую, вы, наверное, правы, но я и не хочу. Я просто не хочу ничего чувствовать, — пожал плечами Бэкхен. Чондэ прекрасно знал, что Бэкхен так скажет. — Почему не хотите? Бэкхен молчал. Он отвернулся к окну, за которым виднелась тихая улица. Офис психолога был не в самом центре, что было даже на руку. — Я не хочу испытывать боль снова, — Бэкхен посмотрел на альфу. — Я понял это только сейчас. Я не хочу, чтобы то, что я научился не замечать, вновь возникло. Чтобы я вновь это ощутил, потому что я едва научился это игнорировать. — Нельзя игнорировать собственные чувства, это не имеет смысла, — Чондэ говорил спокойно, словно вовсе и не с Бэкхеном. Это всегда удивляло Бэкхена в мужчине. Его тон, он никогда и ни в чем не убеждал. — Почему же? Благодаря этому я не чувствую боли, которая сжирала меня на протяжении многих лет. Точнее, не чувствую ее так явно, как в начале. — Бэкхен, в этом вашем способе избежать боль есть обратная сторона медали, — едва улыбнулся кончиками губ Чондэ. — Рано или поздно она вернется. Бэкхен вздохнул. Он знал наверное где-то в глубине души, что Чондэ прав. Боль всегда возвращалась, так или иначе. Как бы Бэкхен не старался уходить от неё, отвлекаться, убегать. Как бы не закрывал сердце для неё и всех остальных чувств тоже, она прокрадывалась, опутывала его душу своими тисками и заставляла сходить с ума. — Тогда что мне сделать? — Я не знаю, каждый переживает это по-своему. У вас должен быть вероятно свой путь, после которого боль может быть станет опытом. Бэкхен резко опустил руку, сжимая подлокотник кресла. Снова из глаз брызнули слёзы. Омега медленно выдохнул. Чондэ был совсем не такой, как другие психологи и психотерапевты, что встречались у Бэкхена на пути. Он был совершенно другим, он работал по-другому, он, кажется, и вовсе не был психологом, а просто человеком, с которым Бэкхен говорил непривычно откровенно. Почему-то только сейчас Бэкхен осознал, что совершенно спокойно готов раскрывать душу Чондэ. Спустя столько времени, он только сейчас был по-настоящему готов. — Чонин правда был моим миром. Знаете это чувство? — Да, — кивнул Чондэ. — Я тоже умею любить. — А вы умеете любить так, что даже спустя пять лет после того, как человек исчез из вашей жизни, вы до сих пор порой чувствовали его запах на постели? Постели, на которой он даже ни разу не лежал, потому что я купил ее полгода назад? — Бэкхен всхлипнул. Слёзы текли ручьём, и омега не мог объяснить точно, с чего его так разнесло. Может, с того что эта неделя выдалась по-настоящему паршивой? А может, потому что последние пять лет были паршивыми? — После его смерти, я… Я ещё полгода не мог смотреть в зеркало, я не мог видеть свою метку. Когда Кенсу родился, я не мог видеть его, потому что он слишком похож на Чонина. Я отказывался его кормить, я отказывался брать его на руки. Я ненавижу себя за это! Чондэ молча подал бумажную салфетку Бэкхену. Омега взял ее и смял в руке, едва выдыхая. — Возможно именно поэтому у него сейчас проблемы, — Бэкхен посмотрел альфе в глаза. — Однажды мне так и сказали, Кенсу не чувствовал, что я жду его появления на свет, когда ещё не родился, и сейчас он пытается получить всю ту любовь, которую я ему не давал. Я виноват в том, что мой собственный ребёнок в четыре года видит кошмары и не может нормально спать. Но я просто не мог тогда иначе. Когда Чонин умер, я просто не знал, что с этим делать, мне казалось, что я остался один, с ребёнком, который обречён стать сиротой, с бизнесом, который я вряд ли смог бы удержать. Чонин ушёл и забрал весь мой прежний мир. Я не мог иначе, мне было так больно. Чондэ ничего не говорил, лишь давал Бэкхену выплакаться. Он ждал, когда омега сам успокоится, когда раз за разом повторит, что ему больно. Он должен был пройти через это, потому что отказался делать это много лет назад. Повисло долгое молчание, в котором Бэкхен, видимо, пытался прийти в себя. — Простите, — выдохнул омега. — Не нужно извинений, — улыбнулся Чондэ. — Вы делаете все правильно. — О чем вы? — О том, что вы прямо сейчас учитесь говорить о своей боли, хотя никогда не делали этого вот так, — психолог едва сменил позу в кресле. — Я никому не рассказывал это все, — Бэкхен смял салфетку в руках сильнее, сжимая кулаки и упираясь ими в колени. — Даже самому близкому другу. — В том, что с вами случилось нет вашей вины, Бэкхен. В том, что случилось с Кенсу, тоже. Это судьба так распорядилась, вы же можете только принять такой исход. Бэкхен усмехнулся. — Моя судьба всегда так распоряжается мной. Сначала родители, потом дедушка, за ним Чонин. Что дальше? Чондэ вдруг осенило. Он сделал заметку в своём ежедневнике. Но ничего говорить не стал, Бэкхен должен был понять это сам. — Вы думаете что все это случается, чтобы вы не испытывали счастье? Бэкхен удивленно посмотрел на Чондэ, не понимая, что на это ответить. Думал ли он о том, что это цепь событий? Наверное, да. Думал ли он, что это наказание? Наверное, нет. — Я думаю, что мне тяжело каждый раз проходить через смерть любимых людей. Я боюсь остаться в какой-нибудь день совершенно одиноким человеком, — Бэкхен сказал это и замолчал. Бэкхен действительно очень сильно боялся. И это чувство было первее всех остальных. Его сердце было опутано страхом, липким и слишком сильным. Он был куда сильнее самого Бэкхена. Слёзы потекли по щекам омеги, а Чондэ передал ему салфетку. Так вот с чем он столкнулся, с банальным страхом быть счастливым. У людей в современном мире такое было сплошь и рядом. Бэкхен был не первым и не последним. — Скажете, что мой страх неоправдан? — выдохнул наконец Бэкхен. — Скажу, что вы имеете право его чувствовать, так же, как и все остальные эмоции в этой жизни. В том числе и счастье. Бэкхен снова прикрыл глаза и откинулся на спинку дивана. Чондэ вдруг встал с места, подходя к кулеру и наливая Бэкхену стакан воды. Он поставил его на столик перед омегой и улыбнулся. — Выпейте, Бэкхен. Вам полегчает, — Чондэ снова опустился на своё место. Бэкхен осушил весь стакан. Он тяжело дышал, понимая, что чувствует себя совсем измотанным. Такого ещё не было ни на одном из сеансов. Он буквально вытащил свое сердце и препарировал его перед Ким Чондэ. Тыкал в каждую его частичку и рассказывал, что за ней скрыто. Было ужасно неловко, было неуютно, было больно и тоскливо. Чондэ увидел так много, слишком много. — Это нормально, Бэкхен, — наконец подал голос альфа. — Вы чувствуете себя сейчас разбитым, это нормально. Это значит, что у вас получается. — Откуда вы знаете? — На вашем месте сидело много человек, к тому же, вы знали, что у каждого психолога есть свой психолог? Однажды я тоже проходил все то, через что проходите вы. Только прочувствовав боль на себе, можно помочь другому ее преодолеть. — Но врачи не болеют, чтобы помочь своим пациентам. — Врачи занимаются физическими вещами, можно подумать, органы устроены сложнее души, — улыбнулся Чондэ. Бэкхен улыбнулся ему в ответ. Да, наверное, альфа был в чем-то прав. Бэкхен вышел от психолога совершенно измотанным и опустошенным. Это была сложная неделя, которая была полна дурных событий. И да, он все ещё не знал что произошло между ним и Сехуном в тот день в ресторане, они не говорили об этом.       Сехун устало выдохнул, снимая очки и сжимая собственную переносицу. Идиотская привычка, которая появилась, когда альфа начал носить очки. Совсем недавно, кстати. Кажется, так подкрадывалась старость, хотя его врач уверял альфу в том, что до возрастной близорукости у него ещё есть время, и вероятно, это все просто напряженная работа. Сехун не помнил, когда последний раз брал отпуск. Те несколько месяцев после переезда из Японии отдыхом считать было довольно трудно. Он был занят поиском новой работы и жилья, налаживанием контакта с собственным сыном и наконец выяснением отношений с бывшим мужем. Хотя к этому времени никаких отношений у них вроде и не осталось, так что и выяснять было нечего. Просто однажды ему позвонил Чанель и сообщил о том, что Папа собирается переехать в Штаты. А Чанель туда ехать не хотел, так что сын сам нашёл выход, позвонив отцу. СуЕн не особо бился за право забрать Чанеля с собой, Сехун до сих пор помнит залитые слезами глаза сына, который получил лишь сухой поцелуй в щеку от папы на прощание. За СуЕном закрылась дверь квартиры, и Сехун понял, что с этой минуты сделает все, чтобы его сын был счастлив. Он надеялся, что с папой ему будет лучше, когда при разводе Чанель сам захотел с ним остаться, но в конце концов оказалось, что с самого начала вся эта семья, ребёнок и брак нужны были только Сехуну. СуЕн не нагулялся даже теперь, когда ему исполнялось тридцать шесть. Иногда он звонил Чанелю, Сехун слышал их разговоры пару раз. Чанель ему ничего не рассказывал, а Сехун не лез. Хотя, наверное, стоило поинтересоваться, но Сехун прекрасно понимал, что для Чанеля это «больная» тема. Он не хотел лишний раз бередить это в душе ребёнка, пока он сам не созреет для разговоров и вопросов. Они не обсуждали то, что Папа уехал. Они лишь однажды говорили о разводе, и наверное, Сехун был ужасным отцом, раз все ещё не попытался объяснить сыну все и успокоить его. Но О боялся. Он боялся слов, которые услышит от Чанеля. Потому что знал, что из него с СуЕном хороших родителей не получилось. И Чанель это знал. Альфа тяжело выдохнул, глядя на фотографию сына на заставке рабочего стола в ноутбуке. Сехун думал о том, как сильно любит этого мальчишку. В Чанеле точно была часть его души, крови и плоти. Сехун начал задумываться об этом все чаще в последнее время. Сехун любил сына до безумия. Готов был жизнь положить ради него и с каждым годом все больше и больше понимал, что живет только ради Чанеля. Что работает только ради него, что строит карьеру и терпит выходки Суена тоже только ради него. В глазах Сехуна Чанель навсегда останется маленьким крикливым комком, который он четырнадцать лет назад взял в руки. В трясущиеся от счастья и волнения руки. Сехун до сих пор помнит это опьяняющее чувство осознания того, что это твой родной сын. Такой маленький, беззащитный и требующий ласки и любви. Несмотря на все, Сехун всегда будет благодарен Суену за сына. Без Чанеля Сехун сейчас был бы очень одинок.       Сехун уже много лет не имел отношений. Никаких. С мужем все остыло уже давным давно, куда раньше их развода. Прикасаться к Суену становилось тяжело, потому что Сехун видел его измены не раз. Сехун даже перестал его целовать, не мог себя заставить, было больно. Больно осознавать, что Суену не нужны были его поцелуи, объятия, его любовь. Омега искал все это на стороне, так что Сехун не хотел больше играть в дурака. Он уехал и предпочитал не думать о том, что возможно сейчас в его постели лежит совсем другой альфа. Сехун перестал устраивать скандалы, потому что СуЕн не пытался исправиться. Они только травмировали Чанеля, который каждую их ссору чувствовал и переживал на себе. Он долго плакал, кричал на родителей, сбегал из дома. Чанелю было тяжело, потому Сехун решил, что больше не будет ничего говорить мужу. Будет делать вид, что они все ещё семья хотя бы при сыне. Этот способ работал недолго. Терпения ни у кого не хватило, и первым на развод подал СуЕн. Сехун подписал. Чанель не хотел этого принимать долго. В Токио он был один, у него не было времени строить отношения. Да и до развода он вроде как не мог их строить. После развода Сехун позволил себе какие-то случайные связи, которые в итоге лишь причиняли ещё больше боли. Точнее, они просто увеличивали огромную дыру в душе. Сехун разучился доверять людям вокруг него. Альфа кинул взгляд на время, понимая, что до конца рабочего дня остаётся всего лишь час, а ему ещё нужно поехать к Чанелю в школу. У него как раз шли дополнительные занятия по английскому. Сехун вполне мог бы заниматься с сыном сам, но у него катастрофически не хватало времени. Особенно как он начал работать в Kim Construction. Он чувствовал вину за это, за то что не уделяет сыну достаточно времени. Именно поэтому он сегодня точно должен поехать и уладить вопрос с дракой Чанеля. Сегодня классный руководитель собирал родителей всех участников этой драки вместе с детьми, видимо, должен был быть разбор полётов. Сехун же позвонил родителям старосты и попросил их тоже прийти. Он собирался вытащить наружу всю ситуацию, а не только ее часть. Альфа уже догадывался, кем именно выставят его сына. Родители старосты ничего не поняли, но согласились прийти, да ещё и вместе с их сыном, с которым поговорил уже сам Чанель. Так что у Сехуна все должно было получиться, не зря он получал юридическое образование. Свою точку зрения он умел доказывать как никто другой. Сехун извинился перед своим начальником, тот принял извинения сухо и безэмоционально. Сехун понял, что ему указали на его место. В этом был весь Бен Бэкхен. Его холод обжигал, омега казался сплошной тайной и загадкой. Сехун до сих пор задавался вопросом, зачем тогда сказал Со, что они с Бэкхеном пара, альфа не находил ответов. Это был совершенно неожиданный для него самого порыв, который больше походил на поступок глупого школьника, а не взрослого мужика, у которого сын — тот самый школьник. Сехун тяжело вздохнул.       Он поднялся из-за стола, хватая с него мобильник и папку с очередной кипой бумаг. Надо было обсудить один момент с директором, после чего альфа надеялся уйти с работы. Сегодня он не собирался засиживаться допоздна. Сехун вышел из кабинета, натыкаясь на весьма любопытную картину. На рабочем столе Инсона сидела одна из омег, молодая девушка, которую Сехун видел всего пару раз, но легко запомнил ее имя. Сехун много лет проработал директором огромного филиала, и его память на лица и имена была натренирована. — Он и правда был так зол в тот день? Не знаешь, что между ними произошло? — девушка улыбалась, говорила довольно тихо, но Сехун все прекрасно слышал из-за стоявшей в приемной тишины. Инсон ничего ответить не успел, а Сехун был не идиотом. Очевидно офис уже в курсе их с Бэкхеном натянутых отношений, это даже забавляло. — Я ничего не знаю, — пожал плечами альфа. Девушка тут же вскочила с места, поправляя слишком короткую юбку. Инсон тоже встал с перепуганным лицом, словно Сехун застал их за чем-то неприличным. Альфа уже хотел что-то сказать, как заметил, что на другом конце приемной стоял перед дверями своего кабинета Бэкхен. Он, видимо, тоже все видел и слышал, учитывая его недовольное лицо. Теперь была ясна природа перепуганных лиц всех героев этого акта мини-спектакля. — Сана, в приемной есть диван, — Бэкхен звучал довольно резко. Сехун едва выгнул бровь, ожидая что будет дальше. — Что? — девушка, кажется была совсем растеряна. — Я говорю, если вы устали и решили отдохнуть, то в приемной есть диван для таких случаев. Стол моего референта — не самое подходящее место. Но меня интересует другое, почему вы не на своём рабочем месте в разгар рабочего дня? — Простите, директор, я просто занесла документы Инсону. Бэкхен усмехнулся, хлопая дверью кабинета. — Вы знаете, как сильно я не люблю тех, кто отлынивает от работы, Сана. Так что попрошу вас вернуться к своим обязанностям, пока я добрый, — Бэкхен направился к столу Инсона, протягивая ему какие-то документы. — Изучи это внимательнее и найди акты сверок. — Да, конечно, — Инсон тут же принялся изучать документы. Бэкхен скосил взгляд на девушку. — Вы ещё здесь, Сана? — Простите, — она поклонилась и тут же убежала, а Сехун едва усмехнулся. Он сделал пару шагов к Бэкхену. — Директор, вам стоило быть помягче с ней. Бэкхен изучающе посмотрел на альфу. Выглядел он уставшим, с закатанными по локоть рукавами рубашки и расстёгнутой верхней ее пуговицей. Галстука уже не было и в помине на крепкой шее, хотя Бэкхен точно помнил, что альфа был в нем с утра. Сехун всегда носил галстук. На носу очки, на запястье неизменные часы, от ремешка которых вверх бежали дорожки вен, скрываясь под тканью рубашки. — А я и был помягче, — Бэкхен посмотрел Сехуну прямо в глаза. — Вы тоже отлыниваете от работы? — Хотелось бы, но нет, — усмехается альфа. — Я шёл к вам. Бэкхен пожимает плечами. — Ну раз шли, то пойдёмте. Неловкость в разговорах, натянутость в каждом действии чувствовались слишком явно. Даже Инсон посмотрел вопросительно в спину босса, а Сехун словил его взгляд. Да, все было очень странно.       Обсуждение рабочих вопросов прошло быстро, так что Сехун поднялся из-за стола, оповещая Бэкхена, что уедет сразу после того как закончится рабочий день. Бэкхен согласно кивнул и вновь уткнулся в свои бумаги, а Сехун направился к дверям. И только в самый последний момент вдруг развернулся, вновь возвращаясь к рабочему столу омеги. Бэкхен медленно поднял на него голову, в недоумении оглядывая мужчину. — Что-то не так, Сехун? Сехун едва сжал кулаки, тяжело выдыхая. — Я хотел бы извиниться ещё раз из-за того, что произошло в тот день в ресторане. Видимо, моих прошлых извинений было недостаточно, раз между нами продолжает висеть какая-то недосказанность. Бэкхен едва усмехнулся, откидываясь в кресле. Взгляд омеги теперь был совсем другим, холодным и дерзким, ровно таким, каким когда Сехун впервые встретил его на дороге в день собеседования. Бэкхен снова отстранился и заперся от Сехуна на семь замков, и альфа в душе не чаял, зачем ему вообще пытаться вскрыть эти замки, но отчаянно пытался. — Все в порядке, Сехун. Нет никакой недосказанности, — омега продолжал смотреть Сехуну точно в глаза. — А мне кажется наоборот, — Сехун сделал ещё один шаг к столу Бэкхена, оказываясь даже слишком близко. — Работать так становится тяжелее, давайте разъясним все моменты. Бэкхен едва сжал кулаки, подъезжая ближе к столу. — Вы влезли туда, куда не стоило, О Сехун. И я до сих пор не понимаю, зачем вы это сделали. Сехун тоже не понимал. Глядя сейчас в глаза омеги, он не знал, что ему ответить. Ведь это был совершенно не тот поступок, который Сехун мог назвать логичным или взвешенным. Это было нечто идущее из глубин его сердца, словно инстинкт. Тот самый первобытный инстинкт, заставляющий альфу защищать свою территорию. Сехун склонил голову, тяжело выдыхая. — Я воспитан так, что всегда защищаю омегу, если вижу, что с ней обходятся неподобающе. Бэкхен вдруг медленно встал из-за стола, видимо ему надоело задирать голову при разговоре с альфой. Хотя это ему не особо помогло. Он все равно был ниже альфы на голову, а то и больше. — В том и проблема, О Сехун, я не беззащитный омега для вас, я Ваш начальник. Понимаете, о чем я? — Простите, Бэкхен, но от того, что вы мой начальник, вы не перестаёте быть омегой. И я не считаю вас беззащитным или слабым, или что-то вроде того. Уверен, вы способны постоять за себя, но на тот момент это было то, что я должен был сделать. Потому что я так привык и я так воспитан. — Умоляю, избавьте меня от этого, — усмехнулся Бэкхен. — За пять лет ко мне пытались подойти с самыми разными предложениями, Сехун. За пять лет было много разных людей с разными мнениями на мой счёт. За пять лет ни один из них не смог даже начать называть меня по имени. Так что можете не волноваться, мой покойный муж был и останется единственным альфой в моей жизни. И изменить это не под силу никому. Ни тому, кто думает, что может купить меня, и ни тому, кто думает, что защищает меня от тех, кто хочет меня купить. Понимаете? Тирада Бэкхена, кажется, ясно дала понять альфе, что именно взбесило Бэкхена во всей этой ситуации. Он подумал, что Сехун претендует на него, но у альфы и в мыслях такого не было. — Вы можете быть спокойны на мой счёт, — усмехнулся Сехун. — Я точно не тот, кто будет хотеть каких-то иных, кроме деловых, отношений со своим начальником. Между ними повисла тишина. Только сейчас, и Бэкхен, и Сехун осознали, что все это время говорили на повышенных тонах. Они оба тяжело дышали, глядя друг другу в глаза и читая там некое удивление и растерянность. С чего это их обоих так разнесло? — Хорошо, — первым продолжил Бэкхен. — Раз так, то думаю, наш разговор окончен. Омега опустился обратно в своё кресло, подтягивая его ближе к столу и вновь утыкаясь в бумаги. Сехун едва поклонился Бену и молча вышел из кабинета. В приемной он наткнулся на удивленного ИнСона, который даже едва привстал с места. Сехун сделал вид, что не заметил его вопросительного взгляда и скрылся за дверью собственного кабинета. Сердце вновь отбивало чечетку.       Чанель чувствовал, как к горлу начинает подкатывать комок слез, потому что отец его одноклассника Джоншина кричал о том, что Чанель самый настоящий хулиган и его стоит отстранить от занятий. Чанель стоял у доски совершенно один, в окружении родителей его одноклассников и со своей учительницей. Они все требовали от него правды, но когда Чанель ее озвучивал, кричали, что он лжёт. Ли Джоншин был тем самым парнем, который всегда задирал их старосту, да и в целом кого хотел. Чанель думал, что это чертовски несправедливо, что его хотят отстранять от занятий, а не Джоншина. Всех детей, кроме Пака ещё в начале собрания отпустили в столовую, пока взрослые обсуждают ситуацию. Чанеля почему-то оставили под предлогом того, что хотят его выслушать, на деле же все было не так. Его учительница молча слушала крики родителей одноклассников, с которыми Чанель подрался о том, что его нужно убрать из школы. Ель оглядывался в поисках отца. Но дверь кабинета все не открывалась, а Чанель чувствовал, как с каждой минутой проведённой здесь ему становилось страшно. Он просто хотел, чтобы отец или папа зашли сюда, и забрали его домой. Отец утром обещал приехать, но сейчас Чанель уже не был уверен. Когда у Чанеля раньше случались проблемы в школе, его папа почти никогда не приезжал. Он всегда говорил, что занят и просто звонил учительнице по телефону. Теперь Пак думал, что, наверное, и отцу не до него. Ведь он тоже всегда занят. — Добрый вечер, извините за опоздание, — голос отца заставил Чана резко обернуться. Старший О стоял в дверном проеме, прерывая отца Джоншина на полуслове. Чанель не выдержал. Тут же ринулся к отцу, хватая его за руку. Сехун все понял по глазам сына, которые уже были на мокром месте. Он обвил лицо парня руками. — Что случилось, Ель? — Я хочу домой, отец, — прошептал Чанель. Сехун едва улыбнулся сыну кончиками губ, сжимая его плечо. — Подожди меня снаружи, сейчас поедем. Чанель кивнул, нехотя отпуская рукав отца, в который вцепился мертвой хваткой. Сын явно был напуган, Сехун видел это невооруженным взглядом. Внутри поднималась волна ярости, но он должен был держать себя в руках. Сехун винил себя за опоздание, видимо, все эти люди как коршуны набросились на его сына. Его сильно задержали загруженные трассы Сеула в вечернее время, хоть он и выехал из офиса, как только закончился его рабочий день. Сехун взглядом выцепил мать старосты, которая сидела чуть поодаль от основной компании родителей трёх одноклассников Чанеля, с которыми он подрался. Занятно, они решили, что могут использовать его сына как грушу для битья? — Простите, господин О, но мы с Чанелем разговаривали. Куда вы его отправляете? — папа одного из одноклассников Чанеля сильно возмутился. Чан остановился на выходе, на что Сехун кивнул ему в знак разрешения выйти. — Теперь вы будете говорить с его отцом. Иди, Ель, я скоро. За Чанелем закрылась дверь, а Сехун повернулся к классному руководителю Чанеля. — Учитель Ким, могу я узнать, почему на моего сына оказывается моральное давление от взрослых людей, пока меня нет? Учительница немного растерялась, и тогда в диалог включился отец того самого Джоншина. Сехун был уже на собраниях Чанеля несколько раз, так что успел познакомиться со всеми родителями почти. — Никто не оказывал давление на Чанеля. — Я хорошо знаю своего сына и знаю его эмоции, — усмехнулся Сехун, разворачиваясь к мужчине. — И вопрос я задавал его учителю, а не вам, СонГю. Альфа видимо не ожидал такой резкости от Сехуна. Хоть О и говорил довольно сдержано, в его голосе была слышна сталь. — Учитель Ким, не ответите на мой вопрос? — классная руководительница Чанеля была довольно взрослой женщиной. Ей очевидно было под сорок, а может и больше, Сехун не знал точно. Она была всегда учтива с Сехуном, особенно когда узнала, что он работал в GB. С тех пор как Сехун устроился в Kim Construction, в школе у сына он не появлялся. — Господин О, мы просто узнавали у Чанеля, как все произошло. — А почему только у него? Где остальные ученики? — Они в столовой, мы решили разговаривать с каждым по отдельности. — И начали с Чанеля, потому что он был без родителей? — усмехнулся Сехун. — Давайте позовём всех детей и выслушаем каждого в присутствии другого. Вероятно им будет сложно врать своим одноклассникам и их родителям. Разве я не прав? — Вы так много на себя берёте, господин О, — усмехнулся отец Джоншина. Он прожигал Сехуна своим взглядом, будто надеялся, что О испугается. Но Сехун имел дело с разными людьми по жизни. — Ваш сын учинил драку, и вместо того, чтобы наказать его, вы устраиваете тут цирк. — Я не собираюсь наказывать своего сына за то, в чем он не виноват. Он вступился за своего одноклассника, думаю, это хороший поступок. Ли Сонгю вскочил с места. — Вы говорите, что драка — это хороший поступок? Каков отец, такой и сын. Сехун усмехнулся. Он сделал несколько шагов к мужчине, оказываясь нос к носу с ним. Их разделяла только парта. — Советую вам поберечь своё красноречие до лучших времён, — у Сехуна на лице не дрогнул ни один мускул. Он был твёрд в своих действиях и словах. — Я сказал, что заступаться за слабых — это хороший поступок. И да, в отличие от вас, я не берусь тягаться с мальчишкой, что является ровесником моего сына. Сехун повернулся к учительнице. — Давайте пригласим сюда детей, — более мягко сказал Сехун. — От того, что мы здесь все грызёмся, ситуация между нашими детьми не уладится. Или вы хотите, чтобы я пригласил директора сюда? Учительница немного поколебалась, но в итоге ей пришлось согласиться. Угроза с директором сработала. — Хорошо, господин О, я позову детей, — учительница вышла из кабинета. Сехун же направился к свободной первой парте третьего ряда у окна, на котором сидела только мать старосты класса. Сехун едва улыбнулся женщине, и та кивнула ему в ответ. Он повернулся к ней, когда женщина потрепала его по плечу. — Когда вы сказали, что Чанель кого-то защищал, вы имели в виду моего сына? — Я попросил вас и вашего сына прийти не просто так, — кивнул Сехун. — Сегодня мы уладим все вопросы в этом классе. Женщина была удивлена таким поведением Сехуна. Она даже и не подозревала, что у Чанеля есть такой отец, ведь до этого года не была даже знакома особо и с папой Чанеля. Родители мальчика не появлялись почти на собраниях, так что наблюдать сейчас здесь этого О Сехуна было странно. В этом классе все дети делились ровно на две категории. Те, у кого родители имели большие деньги, и те, у кого родители были обычными работягами. Чанель вроде как был из тех, чьи родители имели большие деньги, но ее сын всегда говорил, что Пак хорошо к нему относится. В отличие от многих других одноклассников. Так что сейчас женщина правда надеялась на то, что О Сехун хоть что-то изменит в этом классе. Дети все вернулись в класс, следуя за своей учительницей. Чанель тоже вошёл, и Сехун едва махнул сыну рукой, подзывая к себе. О только сейчас понял, что не было и родителей Тао, того самого мальчика, который был с Чанелем заодно. Чанель толкнул друга в бок, зовя за собой, когда все разошлись к родителям, а они остались вдвоём стоять у входа. — Отец, что сейчас будет? — спросил младший О, стоило лишь подойти к родителю. Сехун серьезно оглядел обоих парней. — Пока взрослые говорят, вы оба молчите, что бы они ни сказали. Со взрослыми разберусь я. Но когда у вас спросят, что произошло, расскажите все, как было, — Сехун смотрел на обоих мальчиков по очереди, и они кивнули ему в знак согласия. Тао и Чанель устроились за партой за Сехуном, когда староста и его мама отсели ещё дальше. Первым начали с того самого Джоншина, который встал с места, едва поглядывая на своего отца. СонГю сидел расслабленно, скрестив руки на груди, уверенный, что все будет, как он задумал. Сехун усмехнулся. — Джоншин, расскажи нам, что произошло, пожалуйста, — учительница смотрела на парня, который снова оглянулся на отца. — Чанель и этот новенький напали на меня, а ребята кинулись меня защищать, — ровным тоном произнёс мальчик. Сехун сжал руку Чанеля позади, прекрасно зная, что сын уже забыл о наказании молчать, пока им не дадут слово. — У меня имя есть вообще-то, — вдруг выкрикнул Тао, откинувшись на стуле. — Или тебе сложно запомнить что-то кроме собственного имени? Сехун едва усмехнулся, но повернулся к Тао, отрицательно мотая головой. Ему нравилась смелость этого мальчишки, что приехал в чужую страну и сидел здесь совершенно один, без родителей и какой-либо поддержки. — Заткнись, Тао! — огрызнулся Джоншин. — Оба прекратите этот балаган, разве не стыдно так себя вести при родителях? — сделала замечание учительница. — Это все воспитание, — усмехнулся отец Джоншина. — У вашего новенького совершенно его нет. Этому учат в других странах? Сехун на это отрицательно мотнул головой, глядя в глаза Тао. — А в нашей? — улыбнулся Сехун. — Ваш сын тоже не показывает воспитание аристократа, выражаясь при старших. — Оставьте воспитание моего сына мне, Сехун. И последите за своим, который избивает своих одноклассников ни с того ни с сего. — Это лишь версия одной стороны, — спокойно произнёс Сехун, едва улыбаясь кончиками губ. Чанель удивленно смотрел на отца. То, как он спокойно реагирует на слова отца Джоншина, и то, как он умело возвращает каждую колкость ему обратно, восхищали мальчишку. Чанель всегда считал отца спокойным человеком, но в то же время очень жестким и строгим. Сейчас старший открывался ему совсем с другой стороны. Он защищал Чанеля несмотря ни на что. — Давайте все успокоимся и выслушаем остальных детей, — учительница явно была обеспокоена тем, что Сехун и СонГю настроились против друг друга. Хотя, учитывая, что их дети никогда не ладили, этого, наверное, стоило ожидать. А ещё учительнице очень не хотелось, чтобы эта ситуация вышла за пределы класса и дошла до директора. Он уж точно по головке ее за оскорбление сына одного из спонсоров школы не погладит. — Чанель, что скажешь ты? Зачем ты ударил Джоншина? Чанель встал с места, смотря учительнице прямо в глаза. А потом оглянулся на их старосту, который сидел опустив голову. Он мял рукава своей кофты, прикусывая губу. Он всегда так делал, когда боялся, Чанель знал об этом. — Джоншин задирал нашего старосту, — Чанель посмотрел учительнице прямо в глаза. — И вы знаете об этом, учитель Ким. Вы уже видели, как однажды они облили водой Хансоля в столовой, но ничего не сделали! В классе повисла тишина. Джоншин хотел вскочить с места, но его плечо сжал его отец. — Почему мы должны верить тому, кто начал драку? — воскликнул СонГю. — Разве друзья моего сына не говорят о том, что О напал на него первым? — Я не отрицаю, что я первый начал драку, — Чанель, кажется, заметно осмелел, когда пришёл его отец. Сехун молча слушал его, сидя вполоборота к Чанелю и Тао. — Но они задирали Хансоля и начали душить его. И снова тишина, в которой все тут же посмотрели на старосту. Он сидел с опущенной вниз головой, а его руки дрожали. — Хансоль, это правда? — учительница повернулась к мальчишке, который даже не поднимал на неё глаза. Сехун прекрасно понимал, что в такой обстановке Хансоль ничего не расскажет, и уже хотел попросить, чтобы учительница поговорила с ним один на один, но вдруг Хансоль поднялся с места. — Это правда, — тихо сказал мальчик. Джоншин дёрнулся, но его снова удержал отец. — Сынок? — мама Хансоля была очевидно удивлена. — Чанель и Тао защищали меня, а Джоншин задирал. Он всегда меня задирает, — Хансоль смотрел в глаза учительнице. — Но никому до этого никогда не было дела. Потому что все боятся, что тогда Джоншин начнёт задирать их. В классе повисла тишина. Сехун смотрел на лицо матери Хансоля, которая тоже опустила голову, видимо, пытаясь осознать, что почти ничего о жизни сына не знала. Это было больно. — Где доказательства всему этому? — вдруг заговорил СонГю. — Все это выглядит как ложь! Почему мы должны верить им? Сехун вдруг медленно поднялся с места. Он прошёл к доске, вытаскивая из внутреннего кармана своего пальто телефон. Молча разблокировал его, нашёл нужные файлы и протянул учительнице. — Для родителей я уже скинул в общий чат, — едва улыбнулся альфа. — Вы хотели доказательств, СонГю, вы их получили. Это было видео, снятое одним из школьников. Чанель сам нашёл его, когда Сехун спросил у него о том, не снимал ли никто случайно это все на камеру. Оказалось, что снимали один из моментов, когда над Хансолем издевались в классе. — Решением всех этих проблем является отстранение учеников на этом видео от занятий. Потом вы можете делать что хотите, но если подобные ситуации повторятся, нам всем придется иметь дело с общественным резонансом. Чего, я уверен, очень не хотелось бы ни вам, Сонгю, ни другим здесь присутствующим, ну и школе, разумеется, тоже. — Я спонсирую эту школу! — вдруг воскликнул Сонгю, вскакивая с места. — Кто ты вообще такой? Где был до этого дня? Да тебе даже дела до твоего сына не было! Сехун усмехнулся, едва пожимая плечами. — Я был рядом со своим сыном, и именно поэтому он не издевается над своими одноклассниками, не обливает их водой и не вымогает у них деньги. Вы бы для начала проспонсировали своего ребенка, очевидно ему не хватает денег, раз он крадет их у других. Но ладно, воспитание вашего ребенка я оставлю вам. Учитель Ким, — Сехун развернулся к шокированной учительнице. — Вы поняли, что я сказал? Надеюсь, вы в курсе, что я имею достаточно сил для того, чтобы эта история всплыла, если мне нужно будет. Я надеюсь, что вы предпримите все меры для того, чтобы не портить жизнь никому из учеников этого класса, а в первую очередь Хансолю. — Да, господин О! Конечно, я вас поняла. Сонгю вдруг сорвался с места, оказываясь прямо перед Сехуном и хватая его за лацканы пальто. Остальные родители тут же подорвались с мест, а дети шокировано смотрели на происходящее перед ними. Чанель вскочил с места, но Сехун вскинул руку вверх, одним лишь жестом останавливая сына. — Кто ты такой, чтобы указывать мне и этой школе? Да я купил это место! Сехун одной рукой сорвал ладони мужчины со своего пальто. — Кто я такой? — усмехнулся О. — Хорошо, будем разговаривать на твоем языке, видимо, другого ты не понимаешь. Хотя, видит Бог, я этого очень не хотел. На данный момент я являюсь первым заместителем генерального директора Kim Construction. Насколько мне не изменяет память, Ваш магазин является частью нашего холдинга. Если хочешь и дальше продолжать кичиться своим не таким уж и набитым кошельком, Сонгю, успокойся и займись воспитанием своего сына. Пока я тебе и правда не показал, кто я такой. Сонгю шокировано смотрел на Сехуна, который словил на себе удивленные взгляды всех присутствующих. В кабинете стояла тишина. Сехун перевёл взгляд на сына. — Чанель, Тао, поедем домой, — альфа направился к выходу, останавливаясь у самых дверей. — Учитель Ким, я ведь не должен обращаться к директору? — Нет, конечно нет, господин О. Я все поняла. — Спасибо, — кивнул Сехун. Чанель с Тао уже собрались и стояли рядом с ним, так что альфа толкнул двери кабинета, выходя из него.       Пока Сехун широким шагом шёл впереди, Чанель и Тао плелись следом, перешёптываясь. Точнее, Тао не мог перестать говорить о том, какой у Чанеля крутой отец и как он ловко всех поставил на место. Чанель не знал, что на это отвечать. Его отец вроде никогда не был таким, он всегда был спокойным человеком, и Чанель даже понятия не имел о том, что его отец работает в настолько большой компании. Так что сейчас он с удивлением смотрел на широкий разлет плеч старшего, что вышагивал впереди. У самой машины Сехун остановился, открывая ее и улыбаясь отчего-то застывшему на месте Тао. — Если хочешь, мы с Чанелем подвезём тебя, Тао, — Сехун открыл заднюю дверцу машины, в салон которой уже успел нырнуть Чанель. — Я буду очень благодарен, господин О, — поклонился мальчишка. — Тао, залезай, — воскликнул Чанель, который уже устраивал свой рюкзак так, чтобы он не мешал другу. Мальчики удобно устроились на заднем сидении, а Сехун захлопнул дверь машины, обходя ее и садясь за руль. Он заметил, как удивленно оглядывается Тао, пока сам Сехун заводил машину, чтобы выехать с парковки. — Где ты живешь, Тао? Парень назвал ему адрес, и Сехун с удивлением обнаружил, что это не так уж и далеко от района самого О. — Извини за вопрос, Тао, но почему твоих родителей не было сегодня? Сехун посмотрел на друга сына в зеркале заднего вида. Тот едва придвинулся вперёд, обнимая спинку пассажирского сидения. — Мои родители сейчас живут в Китае, меня отправили сюда, к дяде. Но он сейчас только устроился на новую работу, и я решил, что не стоит его отвлекать. Ему сложно содержать меня, ещё и родителям помогать. Сехун был удивлён такой сознательностью четырнадцатилетнего мальчишки. Он посмотрел на Тао, едва улыбаясь кончиками губ. — А сколько лет твоему дяде, если не секрет? — Ему тридцать шесть, он уехал сюда учиться ещё в молодости. Так что он почти стал корейцем, — усмехнулся мальчишка. У него был слышен ясный акцент, а ещё он делал иногда ошибки в ударениях. — Кто научил тебя корейскому? Дядя? — Мой папа, я на четверть кореец. Мой дедушка был корейцем, но уехал из Кореи в Китай. — Ясно, — кивнул Сехун. — Я часто бывал в Пекине, когда работал на прежней должности. Шумный город. — И экология отвратительная, — усмехнулся Тао. — В этом плане в Сеуле получше будет. Но все равно я не понимаю вас, какие-то все высокомерные здесь. Взять хотя бы наш класс, они так часто называют меня «этот китаец», словно это что-то плохое. Сехун едва вздохнул. Да, эти дети были всего лишь жертвами консервативных взглядов корейского общества о том, что все чужое — плохо. Они просто вероятно повторяли все, что слышали от родителей в детстве, и это было ещё одним показателем того, что консерватизм мышлений ведёт целые цивилизации в тупик. — Нет ничего плохого в том, что ты китаец, Тао. Твои одноклассники ещё подрастут и поймут, как были неправы, а ты никогда не позволяй в свою сторону национализма или расизма. Гордись тем, кем ты являешься, потому что каждая нация и раса в этом мире заслуживает, чтобы ею гордились. Но никогда не забывай о том, что в конце концов, все мы люди. — Ты всегда так говорил, отец, — вдруг выпалил Чанель, который до этого ехал молча. Он смотрел в окно, подперев подбородок рукой, и кажется, был глубоко в своих мыслях. Сехун прекрасно это заметил, но решил поговорить с сыном по приезде домой. Он просто надеялся, что Чанель не обижен на него за опоздание. — Правда? — Сехун посмотрел сыну в глаза в зеркале. Тот кивнул. — Да, ты часто говорил, что нет разницы кто передо мной, пока я вижу в нем человека. Сехун улыбнулся ещё шире, а навигатор показал, что они приехали к дому Тао. О остановил машину, а Тао тут же вылетел из неё. — Гэгэ! — воскликнул мальчишка, подбегая к мужчине, что вышел из машины, подъехавшей вслед за Сехуном на парковку. Высокий, широкоплечий, очевидно ровесник Сехуна. Он был одет в короткое коричневое пальто, под которым виднелся деловой костюм. Это был тот самый дядя Тао. — Пойдём, поприветствуем дядю твоего друга, — Сехун заглушил мотор. Чанель вышел из машины вслед за отцом, пока удивлённый дядя Тао оглядывал всю эту картину. Мужчины обменялись рукопожатиями и легкими улыбками. — Меня зовут О Сехун, я отец Чанеля, — Сехун почувствовал, что рукопожатие у альфы было довольно крепким. Чанель тоже в свою очередь поклонился дяде друга, разглядывая его во всех подробностях. — Ву Ифань, приятно познакомиться, — кивнул блондин. — Вы подвезли Тао? Спасибо. — Пустяки, — улыбнулся Сехун. — Может, зайдёте на чай? — Ифань улыбался широко. Когда они подошли близко, Сехун вдруг осознал, что альфа даже выше него. Это было странно для Сехуна, который редко встречал кого-то выше себя. — Ох, нет, спасибо. Надо ехать домой, может, в другой раз, — едва кивнул Сехун. — Приятно было познакомиться! — Взаимно! Ещё раз спасибо, что довезли Тао. — Не стоит благодарности, до свидания. Чанель с Сехуном сели в машину, пока Тао и Ифань остались провожать их у подъезда. Сехун посмотрел на сына, который вновь сидел с задумчивым выражением лица. — Тао — хороший друг? — Лучше, чем остальные, — пожал плечами младший О. — Он хотя бы за слова свои умеет отвечать. Сехун едва удержался от смешка. Чанель, видимо, чувствовал себя в разы повзрослевшим. — Я удивлен, что он тут без родителей. — Он рассказывал, что в Китае у них не было денег на обучение Тао, поэтому дядя забрал его к себе. Кажется, он был рад уехать. — Его дядя без семьи? — Сехун вёл машину спокойно. — Не знаю, — Чанель все ещё выглядел отстранённо. Дальше они ехали в тишине, пока Чанель вновь не заговорил теперь уже первым. — Отец? — Ммм? — Сехун не отводил взгляда от дороги. Под вечер от усталости внимание притуплялось. — Хочу в Макдональдс, — Чанель прижался к подголовнику водительского сидения. Сехун едва улыбнулся. — Вредно же на ночь, сын, — альфа кидает мимолетный взгляд на ребёнка. Чанель же смешно выкатывает нижнюю губу, точь-в-точь как делал в детстве. Когда был карапузом, что умещался на коленях Сехуна, обнимая его за шею. — Ну пожалуйста, — прохныкал Чанель, а Сехун уже поворачивал машину в сторону обители фастфуда.       Под вечер здесь на удивление никого не было, хотя, кажется, в их районе Макдональдс всегда пустовал. Люди больше ходили в более дорогие заведения. Сехун не был здесь очень давно, кажется, только второй раз с тех пор как они с Чанелем поселились тут. Заказали они всего как можно больше, кажется, Чанель реально был голодным, да и сам Сехун тоже. И первые десять минут ушли на молчаливое поедание заказа. Когда осталось только мороженое и наполовину наполненные стаканы шипящей колы, Чанель вдруг посмотрел на отца. — Ты что-то хочешь спросить, Ель? — улыбнулся Сехун, прекрасно замечая этот вопросительный взгляд. Была у Чанеля такая привычка, молчаливо буравить отца томными взглядами. Словно он его боялся или стеснялся. Сехун пытался всячески в нем эту черту искоренить, он хотел, чтобы сын шёл с ним на контакт легко. — Ты правда работаешь на такой крутой работе? Сехун едва улыбнулся кончиками губ. — Скажем так, это хорошая должность. — Отец Джоншина был напуган, — усмехнулся мальчишка. Сехун улыбнулся ещё шире. — Вот об этом я тебе говорил, когда учил, что большую часть проблем в этом мире можно решать словами, а не кулаками. — А если бы он тебя ударил? — Слова, — улыбнулся Сехун. — Мои слова пугали его больше моих кулаков. Но если бы ударил, то мне пришлось бы ответить. — Вау, я бы посмотрел на это! — воскликнул Чанель, а в его глазах горел огонёк заинтересованности. Сехун рассмеялся, крадя у сына картошку фри из пачки. Чанель тут же это заметил, в шутку возмущаясь, и отпил из стакана отца. — Не будь такой жадиной, О Чанель! — воскликнул Сехун. — Разве этому я тебя учил? — А ещё ты меня учил не забирать назад то, что купил другому, — усмехнулся подросток. — Сегодня Папа звонил. Сехун едва не подавился той самой картошкой. Он закашлялся, делая глоток из своего стакана, пока Чанель встал, чтобы похлопать отца по спине. — Что? Так неожиданно, что он звонит мне? — Ты неожиданно мне это сообщаешь, — Сехун не был в особом восторге от их общения, но прекрасно понимал, что Чанель скучает по папе, и не в правах Сехуна препятствовать их общению. — Я не знал, как ты отнесёшься к этому, — мальчик опустил взгляд. — Разве я хоть раз был против? Он твой папа, вы должны общаться. Чанель поднял на отца взгляд, который резал как нож. Слишком много боли и вопросов было в этом взгляде. — Почему вы не любите друг друга больше? — Чанель спросил это с восклицанием и больным нажимом. У Сехуна внутри сердце сжалось так сильно, что он невольно сжал край столика пальцами. Он ждал этого вопроса от сына уже давно, но все ещё не знал, как ответить. — Так иногда бывает, Ель, — выдохнул альфа. — Ты поймёшь нас, когда вырастешь. — Не хочу! — воскликнул Чанель. Его настроение менялось как всегда слишком резко. Вот ещё секунду назад он громко смеялся, а теперь злится. Сехун тяжело вздохнул. Вылитая копия папы. — Прости, — выдохнул Сехун. — В этом мире мы с твоим папой меньше всего хотели, чтобы ты страдал из-за нас. Ты просто должен помнить, что бы ни произошло между нами, тебя мы будем любить больше жизни. То, как мы относимся к друг другу, не меняет нашего отношения к тебе. — Вы бы не развелись, если бы любили меня, — выпалил Чанель. Сехун почувствовал, как внутри что-то оборвалось. Чанель не говорил таких слов раньше, но Сехун знал, что возможно именно так сын и думает. Поэтому он закрыт, осторожен и холоден с ним. Поэтому иногда ревет по ночам, прибегает к Сехуну в спальню и зарывается под одеяло. Чанелю все ещё тяжело, и в этом виноваты Сехун и Суен. — Мы любим тебя больше жизни, Чанель. Я люблю тебя, — прошептал Сехун. — Тогда давайте снова будем все вместе, — у Чанеля в глазах стояли слезы. Он вскочил с места, обращая на себя внимание редких посетителей и официанта. — Чан! — Сехун не успел ничего ответить, когда сын вылетел из зала. Мужчина подорвался следом, едва успевая схватить куртку и мобильник сына. А ведь вечер так хорошо начинался. Сехун догнал сына на улице, хватая его за плечо и разворачивая к себе. Чанель уже во всю ревел. Видимо, сегодня и правда была последняя капля в чаше терпения ребёнка. — Прости меня, — прошептал альфа, прижимая младшего к себе. Чанель сначала пытался вырваться, а Сехуну пришлось немало постараться, чтобы удержать сына. Силы в нем было уже немало, ещё пара лет, и Сехун не сможет с ним совладать. — Успокойся, Елли, прошу тебя! — шептал альфа, и Чанель наконец сдался. Уткнулся лбом в широкую грудь отца, сжимая в руках края его пальто. Сехун чувствовал, как сердце бьется с бешеной скоростью, а на глаза невольно наворачиваются слёзы. — Когда они сегодня говорили, что исключат меня, потому что я неправильно себя веду и меня не воспитывали должным образом, я больше всего на свете хотел, чтобы ты с папой вошёл туда, — Чанель говорил громко и сбивчиво, но Сехун старался не упускать ни одного слова. — Они правда считают, что у меня нет родителей? У Сехуна невольно сжались кулаки. Он отодвинул сына от себя, обхватывая его лицо руками. У Чанеля уже были красные глаза и опухшие от укусов губы. — Они ничего не знают ни о тебе, ни о нашей семье, Чанель! — твёрдо сказал Сехун. — Прости меня за то, что опоздал и тебе пришлось слушать все это в одиночку, но иногда так получается в жизни. Я буду помогать тебе всегда, но тебе надо учиться быть стойким. Верить в себя и свои силы, сын. Тогда ни одни лживые слова тебя не заденут. — Но ведь они правы, мой папа бросил меня! Сехун едва прикрыл глаза, не понимая, за что этому ребёнку все это. — Он все ещё любит тебя больше жизни, Чанель. У тебя есть папа и отец, мы всегда будем рядом. Не забывай об этом, Чан, что бы там ни говорили окружающие. Чанель с надеждой и неверием посмотрел на отца. — Ты обещаешь? — Ну конечно, — улыбнулся Сехун. — Ты мой сын, Чанель. Самое дорогое, что есть в моей жизни, я всегда буду рядом с тобой и на твоей стороне. Чанель ничего не ответил, вновь зарываясь носом в широкую крепкую грудь отца. Вдыхая знакомый запах кориандра, он успокаивался постепенно.       Бэкхен сидел в зале, разбирая очередной отчёт, который не мог никак отложить. Завтра утром собрание акционеров, а они с Сехуном ещё не поняли, что происходит внутри компании. Да и понимать что-то было сложно, когда атмосфера между ними тут же накалялась в разы с того дня в ресторане. Бэкхен по сотому кругу задавался вопросом, зачем Сехун сделал это. Сегодняшний ответ о том, что «я так воспитан», никак не хотел удовлетворять подозрительного омегу. Иногда Бэкхен, кажется, переходил черту во всем этом, но так уж работали его инстинкты после смерти мужа. Бэкхен вздохнул, откидываясь на спинку дивана и устало потирая глаза. Последняя неделя прошла как в тумане, особенно после сеанса у Чондэ и новых вершин чувств, которые в себе открыл Бэкхен. Он правда чувствовал страх, теперь уже совсем отчетливо. А ещё злость, особенно когда рядом был О Сехун. Тот факт, что альфа каждым своим появлением заставляет Бэкхена испытывать слишком яркие эмоции, был неоспорим. Бэкхена от осознания этого трясло. Ему не нравилось это. — Бэкхен, может тебе кофе сделать? — Лухан сегодня остался ночевать у них. Он опустился на диван, рядом с Бэком, который едва улыбнулся. — Нет, хочу хоть пару часов поспать. Спасибо. Кенсу уже давно был уложен папочкой спать, хотя долго возмущался, что Бэкхен не поиграл с ним до сна. Бэкхен возместил это прочитанной сказкой, колыбельной и нежным поцелуем в лоб. В последнее время Кенсу стал совсем капризным и беспокойным, и Бэкхен мог только догадываться, что не так. Возможно, это из-за состояния самого Бэкхена. — Почему ты не уехал домой? — Бэкхен смотрит на друга из-под полуопущенных ресниц. Лухан с кем-то переписывается, иногда улыбаясь экрану. Кажется, это был Ифань, Бэкхен, если честно, ещё не интересовался у омеги, как у него там все в личной жизни. — Хотел поймать тебя дома и поговорить, но ты даже дома занят, — улыбнулся Лу, откладывая мобильник. — Поговорить? — Да, — Лухан едва потупил взгляд. — Об Ифане. Бэкхен сел поудобнее, вопросительно глядя на Хана. — У вас что-то намечается? — Я не знаю, — разводит руками Лухан. — Мы сходили на пару свиданий, поцеловались парочку раз, он сказал, что скучал. Сказал, что теперь он другой. — Другой? — Ну, он сделал себе карьеру, сейчас нашёл себе должность повыше в новой юридической фирме. Я не знаю, что это значило, может, намёк на его слова пять лет назад о том, что он не готов к семье. Омега усмехнулся, едва откидывая голову на спинку дивана. — Чувствуешь, что он серьезно настроен? — Какого это, когда альфа настроен серьезно? Как у вас было с Чонином? Бэкхен задумался. А как у них? — Мы с Чонином никогда не спорили насчёт такого, Лу. Ну, вот знаешь, вместе как-то решили, что пора жениться, вместе подумали, что хотим детей. Никто не тянул в другую сторону, — как-то грустно улыбнулся Бэкхен. — Но по альфе всегда чувствуется, когда он готов к подобным вещам. Я не знаю, как объяснить это тебе, потому что нет каких-то конкретных признаков, но его поведение и отношение меняется. Его разговоры и темы меняются. Чонин стал серьёзен в некоторых вещах. — Когда ты рассказываешь про него, мне кажется, что это рассказ о той самой Золушке и ее прекрасном Принце, — улыбнулся Лухан, пододвигаясь к Бэку ближе и устраивая свою голову у него на плече. — Мне тоже порой кажется, что все было не со мной, — вздыхает Бэкхен. Он посмотрел на фото Чонина в рамке на полке книжного шкафа. Чонин снова улыбался. Он улыбался с каждой фотографии в их доме. — А ещё Ифань перевёз к себе племянника летом, и теперь он вроде как ответственный за него, — Лухан поспешил увести тему в другое русло. Подальше от Чонина. Бэкхен и так уже был на грани того, чтобы вновь провалиться в свои больные воспоминания о нем. — Серьезно? — удивился Бэкхен. — Зачем? — Это сын его родного старшего брата, у них нет денег на обучение мальчика в Китае. Знаешь, там в провинциях с этим сложно. Ифань единственный, кто выбился в люди из их семьи, вот он и тянет кого может. — Тебя это не пугает? — Не знаю, — Лухан оторвал голову от плеча Бэка. Он подобрал ноги под себя, скрещивая их в позе лотоса и уткнулся в одну точку на стене напротив. — С одной стороны, это ведь временно. Племянник не сын, и все такое. С другой стороны, мальчик ещё подросток, и Бог знает, что там у Ифаня в голове. Я не знаю, я все ещё не собираюсь ему говорить о произошедшем. Я даже не знаю, хочу ли заново нырять в это болото, из которого второй раз точно не выберусь. — А ты все ещё любишь его? — Да, — ответ Лухана был твёрдым и уверенным, даже чересчур резким. — В том и проблема. — Не вижу тут проблемы, если любишь, то давай. Пробуй идти дальше. — Мне тридцать четыре, Бэк, и я хочу семью. Я правда очень хочу семью, — выдохнул Лухан. — В нашем мире стало модно быть одиноким и независимым, но я хочу семью. Человек, что выберет карьеру вместо меня, мне не нужен. Я хочу, чтобы он не видел меня преградой своей остальной жизни. — Пять лет назад вы оба с ним были молоды. Сколько было Ифаню? — Ты думаешь, тридцать один — это прям молодость? — усмехнулся Лухан. — Брось, это далеко не старость, — фыркнул Бэкхен. — Спроси у него прямо, Лухан. Расскажи про ребёнка, это и будет проверкой готов он или нет. Лухан на это ничего не ответил. Лишь задумчиво продолжал смотреть в стену. Бэкхен снова отвлёкся на отчёт, который правда не давал ему покоя. Слишком много вопросов было. — Бэк, кстати, я хотел у тебя кое-что попросить, — Лухан отвлёк омегу от документов. — Что такое? — Я помню, что ты сказал, что в субботу будешь работать в офисе, но тут такое дело… Ифань зовёт меня загород, и… Может ты поработаешь в воскресенье, а я посижу с Кенсу? Бэкхен знал, что не должен сейчас включать босса, который платит Лухану деньги. В первую очередь, они были друзьями, так что Бэкхен едва улыбнулся и кивнул. — Все в порядке, ты должен поехать. В конце концов, то, что ты делаешь для меня и Кенсу в последние четыре года бесценно. Поэтому езжай. — Но ведь это моя работа, — Лухан каждый раз поражался тому, насколько Бэкхен был лёгок в таких вещах. Он правда считал Бена своим другом, но все же их связывали ещё и денежные отношения. — Я возьму Кенсу в офис, Инсон с ним хорошо ладит. Тем более, там не так много работы. Пара вещей для обсуждения. Ты должен поехать и попробовать, серьезно. — Спасибо, Бэкхен! Правда, огромное тебе спасибо! — Лухан не удержался от объятий, а Бэкхен рассмеялся. У него никого не было в этом мире кроме Кенсу, Лухана, Исина и Чунмена. Так что Бэкхен хотел так много счастья для них сколько мог представить.       Кенсу удивленно смотрит на папу, который будит его рано утром в субботу. Малыш по привычке хватается за крепкую шею родителю, зарывается носиком в ее изгиб и ещё лежит так, пока Бэкхен несёт его в сторону ванной. — Как ты спал, милый? — улыбается Бэкхен, сажая малыша на невысокую тумбу, пока он настраивает воду. — Хорошо, но ещё хочу, — Кенсу широко зевает и трёт кулачками глазки. Единорог неизменно в его руках, и он обнимает его покрепче, наблюдая за тем, как папа выдавливает на его зубную щетку пасту, любимую, со вкусом клубнички, а потом пододвигает стульчик поближе к раковине. — Иди сюда, Кенс, — улыбается Бэкхен, аккуратно забирая из рук сына мягкую игрушку. — Папочка, а почему мы так рано встали? — Я сегодня должен поехать на работу, а так как дядя Лу занят и не может с тобой остаться, то тебе нужно поехать со мной. Кенсу вдруг топает ножкой и отрицательно мотает головой. — Не хочу! — хнычет мальчишка. — Ты там не будешь со мной играться и мне придётся сидеть с другими дядями! Кенсу уже бывал в офисе папы не раз, и ему не нравилось. Большое скопление незнакомых ему людей пугало маленького омежку, а ещё он не любил огромный кабинет Бэкхена. — Тебе же нравился Инсон-и, будешь играть с ним, — Бэкхен опустился на корточки перед малышом. Кенсу все равно отрицательно замотал головой, отворачиваясь от папы. Щеки показательно надулись, пухлые губки выкатились, а маленькие ручки скрестились на груди. Кенсу был обижен. Бэкхен вздохнул, притягивая сына к себе за край футболки. Кенсу не совладал с противотягой и рухнул прямо в объятия Бэкхена, который ловко усадил его на одно бедро. — Ну, и кто у нас тут надулся как воздушный шарик? Кенсу отвернулся в другую сторону, вздёргивая носик. — Ты обещал, что на выходных мы будем играться и пойдём гулять, — пробурчал Кенсу. — Так мы и будем, малыш, — Бэкхен ярко улыбнулся. Так, как улыбался только своему чаду. Он поцеловал Кенсу в шейку, а потом в пухлую щечку и подул в ушко. Кенсу боялся щекотки, так что тут же захохотал. — Папочка! — заверещал Кенсу, все-таки вырываясь из объятий родителя. Бэкхен смеялся с ним в унисон и от души. Кенсу тяжело дышал, а когда Бэкхен снова сделал вид, что собирается его поймать, то снова громко заверещал и захлопал в ладоши. — Не щекоти! Папочка! — смеялся Кенсу и бегал от Бэкхена по всей ванной комнате, пока Бэкхен не вспомнил, что они могут опоздать, и не поймал его. — Надо чистить зубки и собираться, малыш, меня ждут на работе. Кенсу снова сник, но в этот раз послушно встал на стульчик и все-таки взял зубную щетку из рук папы. Бэкхен улыбнулся, сам принимаясь умывать лицо, наблюдая за тем, как малыш старательно выполняет все процедуры. — А потом мы пойдём гулять, пап? — Кенсу уже мотал ножками, сидя на кровати, пока Бэкхен поспешно одевал его. Они уже успели позавтракать, но до начала совещания с некоторыми акционерами оставалось не так много времени. На нем должны были присутствовать только Бэкхен, отец Чонина и ещё один из учредителей, что был тут с основания компании. Раньше он работал первым замом у отца Чонина. На это закрытое собрание не допускали никого другого, Бэкхен лично отчитывался за все. Как правило, его назначали в нерабочее время, чтобы было как можно меньше ушей. Бэкхен не мог взять на него даже Сехуна, но альфе все равно сегодня нужно было присутствовать в офисе, если вдруг понадобится его помощь в разъяснении некоторых вопросов. — Куда захочешь, милый! — улыбнулся Бэкхен.       В офисе почти никого не было. Только охрана на входе подскочила, кланяясь Бэкхену. Омега поклонился в ответ, а Кенсу смущенно прижался к папе, когда охранник улыбнулся и помахал ему. — Не бойся, малыш, — прошептал Бэкхен в ухо Кенсу. Инсон конечно же был на рабочем месте. Кенсу сначала смущенно прятался за папой, но Инсон быстро расположил его к себе. Конфетками и комплиментами. Но омежка все равно не захотел сидеть с ним в приёмной и обещал папе не мешать ему работать. А ещё не мешать дедушке, который тоже скоро приедет. Собрание началось ближе к десяти утра. За это время Бэкхен освежил в голове всю информацию, а Кенсу, увлечённый игрой со своим единорогом, совсем не отвлекал его. Он тихо сидел на диване в конце кабинета, и из мыслей Бэкхена выдернул уже радостный визг Кенсу. — Дедуля! — закричал малыш, слезая с дивана, попочкой назад, так как он был слишком высоким для него. Ким Джунсо широко улыбнулся, тут же подхватывая внука на руки. Кенсу громко захохотал, когда дед подкинул его к потолку слегка, а Бэкхен смотрел за всем этим с улыбкой. — Привет, мой Сахарочек! — улыбнулся Джунсо, целуя внука в пухлую щёчку. — Как твои дела? — Хорошо! Дедушка, почему ты не приезжаешь? Я так соскучился! — Ох, прости меня старого, малыш! У меня было так много дел, я тоже по тебе скучал. — Папочка каждый раз говорит, что мы поедем к тебе в гости, но мы не едем, — Кенсу был не против пожаловаться на Бэкхена своему деду, прекрасно успев понять за свою недолгую жизнь, что Папа слишком уважает старшего, чтобы ему перечить. Так что часто и густо Кенсу манипулировал папочкой через дедушку. Джунсо называл это проявлением омежьей хитрости и этим самым оправдывал свою полную капитуляцию перед очарованием внука. — Кенсу! — Бэкхен сказал это своим привычным строгим тоном, которым иногда отчитывал сына. Но не таким строгим, которым отчитывал своих подчиненных. — Тише, Бэкхен, — улыбнулся Джунсо. — Я правда должен приезжать к вам почаще, и вы ко мне. Бэкхен лишь сдержано улыбнулся, а потом они все решили начать совещание. Обсуждались все вопросы и дела компании. Бэкхен увлечённо рассказывал обо всем, углубившись в детали и отвечая на все вопросы. Внезапно его взгляд упал на диван, на котором ещё минуту назад, как казалось Бэкхену, сидел Кенсу. Теперь он был пустой. Бэкхен прервался на полуслове, резко вставая с места и оглядываясь в поисках сына. Джунсо тоже удивленно оглянулся, отмечая, что внука нигде нет. — Кенсу, милый? Ты решил поиграть в прятки? — Бэкхен почувствовал, как в груди разрастается тревога. Куда мог деться ребёнок из его кабинета? Джунсо поднялся с места, когда Бэкхен обошёл весь кабинет, а потом заметил, как дверь осталась открытой. — Кенсу! — воскликнул омега, тут же срываясь с места.       Сехун как раз закончил со всеми своими запланированными делами на это утро субботы, откидываясь в кресле. Бэкхен сказал, что скорее всего его помощь не понадобится, но все же регламент требовал его присутствия в офисе в этот момент. Сехун вздохнул. Он все ещё размышлял над словами Чанеля и его той истерикой перед Макдональдсом. Сын явно был обеспокоен всей этой ситуацией. Внезапно Сехун услышал, как кто-то дернул ручку его кабинета. Он удивленно посмотрел на дверь, которая так и не открылась. Ручка дернулась вновь, а Сехун поднялся с места. Он вроде не запирал кабинет изнутри. Сехун медленно открыл двери, удивленно замирая на месте. Потому что перед ним стоял маленький Кенсу, обнимая одной рукой своего любимого единорога. — Дядя Хун! — воскликнул малыш, кажется, ничуть не пугаясь появления Сехуна. А главное — он его помнил. — Кенсу? Что ты тут делаешь? — Сехун опустился на корточки перед малышом, улыбаясь ему. — Я с папочкой приехал, но он сейчас занят работой, даже дедушка занят, и мне стало скучно. А ты тоже занят? Сехун усмехнулся, понимая, что этот маленький омежка такой светлый комочек, что сказать ему «нет» Сехун просто не мог. — Не занят, — улыбнулся альфа. — Может, тебя папе вернуть? — Но Папочка просил не отвлекать его, — Кенсу потупил взгляд в пол, продолжая мять в маленьких пальчиках радужную гриву своего единорога. Сехун чувствовал, что улыбка невольно озаряет его лицо. — А ты здесь работаешь? Кенсу заглянул за Сехуна, с интересом разглядывая его кабинет. Сехун улыбнулся. — Да, пойдём покажу. — Инсон-и никогда не показывал мне это место, хотя мы с ним гуляли везде. Даже были в саду наверху. — Здесь раньше работал дядя Син, — улыбнулся Сехун. — Пойдём, покажу. Сехун не стал закрывать двери кабинета, чтобы у Бэкхена не возникло никаких вопросов. — А можно на твоём кресле покататься, дядя Хун? — Кенсу подскочил к огромному кожаному креслу мужчины, но влезть на него оказалось проблемой. Сехун улыбнулся, подходя к малышу и хватая его на руки. Он сел сам, сажая Кенсу на колени, а малыш радостно улыбнулся. — Это лошадка? — Кенсу потянулся к небольшой бронзовой статуэтке лошади, которую Сехуну подарили давно в молодости и которую он таскал с одного кабинета в другой. — Держи, — альфа протянул статуэтку ребёнку, пока Кенсу елозил на его бедре, пытаясь удобнее устроиться. Сехун вдруг осознал, что скучает по детству Чанеля, когда он был такой же плюшевой крохой. Лошадка оказалась тяжела для Кенсу, так что ему пришлось схватить ее двумя руками. — Тебе нравятся лошадки, Кенсу? — Да! — воскликнул малыш. — Но больше всего я люблю своего единорожку. Кенсу забрал игрушку со стола альфы, показывая ее мужчине. — Папочка говорит, что отец купил его для меня до того, как ушёл помогать ангелам. У альфы внутри все заледенело. Осознавать то, что Кенсу ещё не до конца понимает, что больше никогда не увидит своего отца было тяжело. Он себе даже представить боялся, если вдруг его сыну придётся проходить через такое. Но Чанель уже был взрослый, так что возможно ему далось бы такое легче. Кенсу же ещё предстоит познать всю боль этого жестокого мира. — Дядя Хун, не хмурься! Ты красивый, но когда улыбаешься, ещё красивее! Как мой папочка. Альфа невольно рассмеялся, щёлкая малыша по носику — пуговке. — Нет никого красивее тебя, Кенсу! Кенсу на это смущенно опустил глаза, словно уже взрослый омега, понимающий флирт. Альфу неимоверно веселил этот чудесный малыш. Он внимательно разглядывал ребёнка, отмечая, что от Бэкхена он получил совсем мало. Хотя их улыбки были одинаково солнечные. Но очевидно малыш больше пошёл в отца. Сехун видел фотографии Чонина на столе Бэкхена и как-то раз даже наткнулся в интернете. Альфа однозначно был хорош собой, и Кенсу взял от него все самое лучшее. Бэкхен замер в дверях кабинета, глядя на Сехуна, что держал на руках Кенсу и игрался с ним. Малыш громко хохотал, когда альфа корчил ему рожицы, давая хлопать себя по нарочно надутым щекам. Крохотный Кенсу уютно умещался в сильных руках альфы, иногда упираясь крошечными ладошками в крепкую грудь, обтянутую рубашкой. Бэкхену стало не по себе. В глазах потемнело, а потом в горле встал комок. Кенсу так отчаянно нуждался в отце. Наверное. Бэкхен не был уверен, но это была первая мысль, пришедшая ему в голову. Малыш совсем не боялся Сехуна и сейчас, видимо, легко ему доверяясь, что для Кенсу было редкостью. — Кенсу! — Бэкхен едва взял себя в руки. Сердце, что ещё несколько минут назад обеспокоенно билось в груди, сейчас перешло на замедленный ритм. У Бэкхена было чувство дежавю. Похожие эмоции он испытывал в тот день, в доме Исина и Чунмена, когда увидел, как сын плакал в объятиях Сехуна. Также легко доверившись наверняка крепким объятиям мужчины. — Папочка! — Кенсу тут же отвлёкся на Бэкхена, а Сехун встал с места, осторожно опуская малыша на пол. Тот тут же ринулся к папе, и Бэкхен улыбнулся мальчишке. Сехун же не мог не заметить удивленного выражения лица омеги. — Что ты тут делаешь, милый? Ты не даёшь дяде Хуну работать? — Мне было скучно, поэтому я пошёл искать Инсон-и, но его нигде не было. Тогда мне стало интересно, что за этой дверью, и тут я встретил дядю Хуна, он сказал, что не занят. Бэкхен едва улыбнулся сыну. — Больше никогда не убегай, не предупредив меня. Знаешь, как я испугался? — Прости, пап, — Кенсу обнял Бэкхена за шею, прижимаясь к родителю всем телом. Сехун боялся дышать, чтобы не нарушить их покой. Бэкхен смотрелся так органично с ребёнком на руках, менялся в секунду, как только рядом с ним появлялся сын. Похоже, он был и правда нежным папой. — Извините, директор, я решил, что могу развлечь Кенсу, пока вы заняты, — Сехун едва поклонился. — Спасибо, но в следующий раз верните его мне, пожалуйста, — в голосе Бэкхена звучала сталь. Сехун немного оторопел. Он был сбит с толку, но кивнул. Кажется, Бэкхен был настроен решительно против него. Стена становилась все выше и выше. — Да, простите, — кивнул Сехун, глядя на то, как Бэкхен разворачивается с сыном на руках и идёт в сторону выхода. Кенсу же помахал Сехуну на прощание, и Сехуну улыбнулся ему в ответ, также помахав мальчику.