***
— Тина… Пока мы добирались до Лондона, меня незаметно сморил сон, но тихий голос рядом всё же вырвал меня из дрёмы. Поморгав, я озадаченно посмотрела на Тома, и он, мельком взглянув на меня, продолжил следить за доро́гой. — Прости, что разбудил тебя, но… — виновато проговорил он, переключив передачу. —…но мы подъезжаем к Лондону. К нам в особняк? Теперь мне стало окончательно понятно, зачем Том рискнул разбудить меня, хотя он прекрасно знал, как же я была вымотана за последние дни. Наверное, он мог бы и сам решить, куда нам следовало приехать, но… выбор был не так прост, как хотелось бы. Вздохнув, я прохрипела: — Нет, — и мой голос показался мне таким деревянным… ржавым, что я покашляла и добавила: — Нет, не сейчас. Прости, но… дом стоял нежилым сорок лет, там вообще ничего нет… думаю, нам придётся как следует его отремонтировать, прежде чем заехать туда снова… — Да, я тоже так думаю, — согласился он, свернув со скоростного шоссе на другую дорогу, ведущую в центр. — Куда тогда поедем? На самом деле, ответ был очевиден. И всё же мне было трудно озвучить его, настолько, что голос стал ещё ржавее, когда я осторожно предложила: — Эм… может, в нашу с Лестатом квартиру? — Том удивлённо посмотрел на меня, но я почему-то не сомневалась, что его удивление было связано с моим голосом, а не предложением поехать куда-то. — Просто там наверняка сейчас Паттерсон… и Лестат, наверное, остановился там же, если, конечно, не улетел куда-нибудь… Сейчас поворот… направо… Но не успела я указать дорогу, как Том уверенно свернул в нужном месте, и я недоуменно уставилась на него. — Откуда ты знаешь дорогу? Улыбнувшись моему взгляду, он встал на очередном светофоре и пояснил: — Мне Лестат ещё сорок лет назад дал ваш адрес. И в вашей квартире я был, так что помню, где она находится. И не спрашивай меня, зачем я заходил туда, не думаю, что сейчас ты хочешь всё это вспоминать… Услышав это, я вымученно улыбнулась, потому как до сих пор, даже после всех этих разоблачений и разговоров по душам у нас всё равно оставались какие-то секреты друг от друга. А затем прислонилась головой к окну и безразлично уставилась на мелькавшие за окном огни фонарей и ярких вывесок. Наконец спустя ещё минут тридцать Том осторожно приблизился к высокому зданию из белого камня, и я, порывшись в бардачке, достала дистанционный ключ от подземного гаража и указала, как туда можно было заехать. Я была так высушена, так… опустошена, что когда Том припарковал автомобиль, не сразу смогла найти в себе силы, чтобы выбраться из него. Том хотел было и вовсе взять меня на руки, но я отмахнулась от него и сама поползла к лифту, который поднял нас на девятый этаж из четырнадцати возможных. Открыв ключом, который я тоже нарыла в бардачке, дверь, я кинула его на одну из тумбочек, осела на мягкий пуф и закрыла руками лицо. Несмотря на то что это был вроде как мой дом, мне было просто невыносимо вернуться сюда, особенно учитывая то, что в последний раз я в этой квартире была перед свадьбой с Северусом. Том сразу почувствовал причины моего отчаяния, я не сомневалась, что именно поэтому он и спрашивал меня, куда я хочу поехать, но в отеле было бы ещё хуже, так что пусть уж будет так. И как всегда к нам неслышно подкрался Паттерсон и вежливо произнёс: — С возвращением домой, доктор Снейп и… На последних словах он осёкся, и я даже с закрытыми глазами могла почувствовать его искреннее изумление. Но вот изумление, похоже, было настолько сильным, что вслед за резким выдохом послышался звон стекла. Выпрямившись, я удивлённо посмотрела на Паттерсона, на лице которого застыла такая яркая эмоция ошеломления, которого не было даже при нашей первой встрече год назад. А Том, чтобы хоть как-то замять это гнетущее молчание, воскликнул: — Паттерсон, старина, так ты всё-таки умеешь удивляться! Невероятно! — До… доктор Ре… Реддл! — заикаясь, выдавил тот, а потом с отчаянием выдохнул: — Но как?! — Паттерсон, ты же видел, что милорд Д’Лионкур совсем не изменился, не так ли? — невозмутимо спросил Том, приобняв меня за плечи. — Как и профессор… Снейп. Вот и я… такой же, как они, хотя и не совсем. Мне будет очень трудно объяснить тебе, как так получилось, но… я очень рад тебя видеть, старина! Отойдя от меня, он протянул Паттерсону руку, и тот двумя руками её пожал, а затем виновато посмотрел на разбитую чашку, которую, видимо, держал в руках до того, как пришли мы с Томом. — Ничего страшного, Паттерсон, это легко поправить, — с прежним спокойствием сказал Том и, наклонившись, прошептал заклинание, и чашка собралась на наших глазах. — Вот, держи. — А где… где профессор Снейп? — взяв в руки чашку, осторожно спросил Паттерсон. И причины его осторожности были вполне понятны: в последний раз я приезжала в эту квартиру со своим женихом накануне церемонии, а всего через несколько месяцев вернулась снова… в компании бывшего мужа. И было ясно как божий день, что мой нынешний муж вряд ли это допустил бы. Но Том не стал отвечать на этот вопрос, вместо этого он молча повернулся ко мне, давая выбор сообщать или не сообщать о сложившейся ситуации. И я, собрав всю свою силу воли, выдавила: — Он мёртв, Паттерсон. Я теперь вдова. От этих слов мне стало так противно, что я вновь закрыла руками лицо и заплакала, а Том подошёл ко мне и приобнял. — Примите мои соболезнования, доктор… профессор Ре… Снейп, — невероятно мягко произнёс Паттерсон и, помолчав, добавил: — Приготовить вам вашу спальню? — Нет, — вытерев слёзы руками, возразила я. — Нет, Паттерсон, только не её. Если тебе нетрудно, перенеси все мои вещи в спальню для гостей… зелёную, которая рядом со спальней Лестата. Он, кстати, ещё здесь? — Нет, профессор Снейп. Милорд Д’Лионкур приезжал накануне ночью, но он недолго пробыл здесь и уехал. Он просил меня передать вам письмо, но если сейчас… — Потом, Паттерсон, я посмотрю всё потом, — выдохнула я, чувствуя, как силы постепенно покидали меня. — Я очень устала, хочу отдохнуть. И ты бы не мог приготовить лёгкий ужин? Я точно не буду, а вот доктор Реддл… — Я не буду есть, если не будешь ты, — категорично заявил Том, и я подняла опухшие глаза и посмотрела на него. — Ты опять хочешь довести себя до изнеможения? Лучше никому от этого не станет, Тина. Сил на то, чтобы спорить, у меня тоже не было, поэтому я обречённо выдохнула: — Ладно, — и пустым взглядом уставилась перед собой, тщетно пытаясь заставить ноги ходить, а мозги — забыть обо всём, что было накануне. Но Тома мой ответ устроил, так что он, скинув с себя чёрный пиджак и повесив его, пошёл вглубь квартиры вместе с Паттерсоном, который принялся что-то негромко объяснять. А я так и продолжала сидеть в прихожей, не в силах ни пошевелиться, ни расслабиться. Не знаю, сколько именно я так просидела, но спустя какое-то время я снова почувствовала изучающий взгляд со стороны. Медленно повернув шею, как будто она была деревянным шарниром, я опустошённо посмотрела на Тома, и он тихо сказал: — Ужин готов. Поедим на кухне или в спальне? Конечно, при мысли пойти на кухню у меня опять проступили слёзы, но чего я ещё хотела, когда решила вернуться именно сюда? Он был почти во всех комнатах, в которых я часто бываю, так что избежать воспоминаний всё равно не получится. И раз я решила начать новую жизнь, то надо было стоически терпеть боль от воспоминаний в надежде, что со временем она притупится. — На кухне, — едва слышно ответила я, и Том, подойдя ко мне, протянул руку и помог мне встать. Есть не хотелось от слова «совсем». Я просто механически жевала лёгкий салат и кусочки рыбы, которые приготовил Паттерсон, буквально чувствуя на себе внимательный взгляд Тома. И мне было прекрасно известно, что как только я отложу в сторону вилку, то Том поступит точно так же, а я не хотела, чтобы из-за меня страдал ещё и он. — Ладно, пошли отдыхать, я не могу спокойно смотреть, как ты давишься едой ради меня, — не выдержав, сказал он и отложил приборы в сторону. — Пошли, Тина, завтра тебе полегчает, и ты ещё немного поешь… пошли. Я глубоко вдохнула воздух и благодарно посмотрела в ответ, и Том опять помог мне встать с места и проводил в спальню для гостей, которую мы решили занять на какое-то время, пока не станет понятно, что делать дальше. Приняв душ и переодевшись в одну из глухих шёлковых пижам, которые Паттерсон принёс ещё прошлым летом из особняка, я залезла под одеяло и свернулась калачиком. А спустя какое-то время, тоже после душа, ко мне лёг и Том и крепко обнял сильными руками. — Ты будешь менять фамилию? — тихо спросил он, зная наверняка, что я ещё не спала. — Нет, — так же тихо выдохнула я. — Я теперь официально Тиана Клодетта Снейп, и… пусть всё так и остаётся. Я не хочу ничего опять придумывать, убегать… мне надо смириться со своим статусом, смириться с тем, что… мой муж мёртв. Если я смогу это сделать, то потом будет проще. Прости, что тебе приходится всё это терпеть… — Замолчи, Тинь-Тинь, просто помолчи, — вдруг прорычал Том и прижал меня к себе так крепко, как только мог. — Это из-за меня ты потеряла мужа, так что я готов ждать ровно столько, сколько будет нужно. И мне всё равно, какая у тебя будет фамилия, главное, чтобы тебе… чтобы ты не лила слёзы при каждом обращении к тебе. Ты же понимаешь, что теперь на работе к тебе будут обращаться так же, как и к нему? Я тяжело вздохнула, прижалась к его груди и выдавила: — Да, понимаю. Пусть это будет своеобразная дань памяти, он точно это заслужил. Пусть будет живо хотя бы… имя. — Пусть, — согласился Том, проведя горячими ладонями по моим рукам, закрытым скользящим шёлком. — Где ты хочешь жить? Останемся здесь, переедем в наш старый дом, или… купим новый? Я сразу почувствовала, что это был второй по важности вопрос после имени, так что не спешила отвечать, и тишина, разбавляемая звуками погожей летней ночи, сочилась из приоткрытых окон в небольшую спальню, наше вре́менное убежище. Но ответ всё же был очевиден, и было бы лицемерием отрицать его, так что в конце концов я его озвучила: — Зачем покупать новый дом, если у нас есть замечательный старый? Правда, ремонт там потребуется основательный, но мои помощники займутся этим, это не проблема. Поживём пока здесь, пока всё не будет готово, а потом переедем туда. И надеюсь, у тебя нет никаких кандидатов на роль дворецкого? — Есть один, — усмехнулся Том, а мне в его крепких объятиях с каждой минутой становилось всё спокойнее и спокойнее. — И я думаю, ты будешь не против этого варианта. Правда, я был всё же удивлён, когда Паттерсона перекосило от моего вида, вот уж не думал, что доживу когда-нибудь до такого… — Да уж… — Тина, а в Австралии ты жила в доме одна, или у тебя тоже были помощники? — вдруг поинтересовался он, и я прошептала: — В Мельбурне за моим домом следит Глория. Ей примерно сорок, пухленькая афроамериканка с почти таким же непринуждённым характером, как и у нашего друга. И готовит превосходно, даже… Северус это признал… — Всё ясно, — вздохнул Том, точно почувствовав, как меня передёрнуло на имени. — Что будешь делать с домом в Мельбурне? Не хочешь вернуться туда? — Нет, не хочу, — категорично заявила я. — Мой дом в Лондоне, в нашем особняке. Так всегда было, как бы я ни хотела обратного, и так и будет. Так что, скорее всего, я продам виллу в Мельбурне, она мне больше ни к чему. А Глории предложу переехать к нам сюда, Паттерсон всё равно уже в возрасте, одному ему будет трудно управляться с таким огромным домом… Не знаю, согласится Глория или нет, но человек она хороший, и мне будет очень жаль, если она решит остаться в Австралии. — Вернёмся в отделение? Я буквально чувствовала, как в голове у Тома строился план на ближайшие годы, причём весьма тщательно и кропотливо, и его вопросы были лишним тому подтверждением. И хотя я была далеко не тем человеком, который бы что-то планировал хотя бы на ближайший месяц, но такие крупные мазки на абсолютно белоснежном холсте были всё же лучше, чем ничего. — Да, я вернусь. Карл планировал уходить в отставку, а мне дали звание профессора, так что… я хочу вернуться в свой кабинет и начать оперировать. Мои руки уже должны были пройти… а ты будешь восстанавливать квалификацию? — Конечно. В сентябре подам документы на поступление в ординатуру, думаю, что за лето смогу освоить программу последних курсов, чтобы не сильно отставать. Как ты считаешь, твои помощники смогут оформить мне документы и диплом… какой-нибудь восточноевропейской страны? — Вообще не вопрос, — шёпотом ответила я, закрыв глаза и слушая глубокое дыхание Тома. — Можешь не беспокоиться, гражданство будет настоящим, у меня есть нужные люди в правительстве, да и диплом… я так же сделала, никто даже не заметил. Кого выберешь в наставники? Карла? Ты не подумал, что его инфаркт хватит, когда он увидит тебя, да ещё и со мной? — Я бы хотел обучаться в ординатуре у профессора Снейпа, — прошептал он, а я так и прикусила губу от такого ответа. — Если, конечно, она меня возьмёт. Ни с кем другим я работать не согласен, только с ней, мне нужен лучший педагог. Мне было непросто что-то сказать на это, так как к горлу сразу подступил противный ком, но я всё же выдавила: — Том… я не планировала… брать себе ординаторов на этот год, прости. Я хочу для начала оклематься, прийти в себя, начать хотя бы оперировать… а студенты и ординаторы уже потом. — Но ты же знаешь, что я очень постоянен в своих предпочтениях, да? — с неизменной уверенностью проговорил Том, продолжая сжимать меня в стальных объятиях. — Всю жизнь у меня был один учитель, один наставник, с самого первого курса… и я очень хочу, чтобы так было вновь. Для меня это очень важно. — Если я возьму в ординаторы только тебя, то точно поползут слухи, — вздохнула я, осознав, что план на ближайшие годы точно был готов. — Возьми ещё кого-нибудь, я не против, — поцеловав меня в лоб, сказал он, а я легко усмехнулась подобным «разрешениям». — Ты очень хороший учитель, а я хорошо воспитанный мальчик и умею делиться. — Правда? — удивилась я, даже повернувшись к нему лицом, и Том уже тихо засмеялся в ответ. — Только в профессиональном плане. А так я по жизни эгоист, деспот, тиран и крайне консервативная зануда. — Боже, с кем же я согласилась жить? — устало протянула я, и он вновь усмехнулся и прошептал: — Ты даже представить себе не можешь, как я скучал по твоим ядовитым шуточкам… давай спать, тебе надо отдохнуть и набраться сил перед непростым учебным годом… — Спокойной ночи, — выдохнула я, на что получила очередной лёгкий поцелуй и шёпот: — Спокойной ночи, Тинь-Тинь.***
Конечно, было глупо надеяться на то, что я смогу спать спокойно по ночам: это было далеко не так. С того самого дня, как мы вернулись в Лондон, каждую ночь меня преследовали кошмары и истерики, и мне было очень трудно бороться с ними. Я бы так и потонула в этой пучине отчаяния, как десять лет назад потонула по приезде в Австралию, если бы рядом не было Тома. Только благодаря ему я ещё как-то держалась, пыталась бороться, пила лекарства и приводила свою психику в порядок, чтобы снова вернуться на работу в своё отделение. С ремонтом мы долго тянуть не стали: спустя неделю я нашла в себе силы, чтобы связаться со своими помощниками и начать заниматься делами, и эти дела сдвинулись с мёртвой точки. Правда, прежде чем начинать ремонт, нам всё равно пришлось посетить наш дом, уже с дизайнером и человеком, который собирался претворять наши пожелания в жизнь. И когда мы прогуливались по залитым солнечным комнатам особняка, в котором можно было запросто снимать фильмы про пятидесятые, к нам заглянули нежданные гости. — Марго, милая, не надо тревожить… — раздался до нас знакомый тихий голос, когда мы с Томом, Мэтью и Стюартом стояли в столовой и обсуждали, как будет лучше осовременить кухню. А спустя ещё несколько секунд до нас донёсся другой голос, полный неимоверной твёрдости: — Папа, всё в порядке, я просто хочу поговорить с ними, — и в комнату вошла женщина около сорока лет, с ровными каштановыми волосами, убранными в замысловатую причёску, тёмно-карими глазами и знакомыми чертами лица, какие были у её ныне покойной матери. — Добрый день, вы профессор Снейп? Марго уверенно обратилась к Тому, но тот лишь усмехнулся вине в глазах Паттерсона, который вошёл следом за дочерью, и молча указал рукой на меня. Я вздохнула от такого обращения к себе, всё ещё воспринимая его как чужое имя, а не собственное, но быстро привела мысли в порядок и вопросительно посмотрела на гостью. — Профессор Снейп, добрый день, — вежливо, но очень твёрдо начала говорить она, а Мэтью тем временем вышел из столовой, чтобы ответить на звонок по мобильному телефону. — Я дочь Ричарда Паттерсона, Маргарет Лэнг. — Чем обязана, миссис Лэнг? — невозмутимо поинтересовалась я, и Марго, оценивающе посмотрев на меня, спросила: — Профессор Снейп, я так понимаю, вы новая владелица этого особняка, не так ли? Я мельком взглянула на Тома, так как обещала переписать дом на него, ещё когда мы не определились с… будущим, но он едва заметно кивнул мне, и я, снова посмотрев на Марго, ответила: — Да, всё верно, миссис Лэнг, я недавно купила этот дом у прежнего хозяина, милорда Д’Лионкур. Вас что-то смущает? От моей невозмутимости она немного поубавила твёрдости, и уже более неуверенно сказала: — Нет, профессор Снейп, меня ничего не смущает. Просто я хочу вам сказать, что мой отец очень давно работал на тех людей, которым раньше принадлежал этот дом. В нём родилась и выросла я, и… — Миссис Лэнг, мы не собираемся увольнять вашего отца, — перебила я её, догадавшись о возможных причинах подобного возмущения. — Если он хочет продолжать жить и работать в этом доме — пожалуйста, никто и слова не скажет. Ещё какие-то вопросы? — Да, у меня будет ещё одна просьба… — теперь Марго смущённо опустила взгляд в пол, а мне вдруг стало крайне интересно, что же это будет за просьба. — Профессор Снейп, если вы будете полностью переделывать под себя этот дом, то можно… мы заберём фотографии прежних владельцев? — Фотографии? — удивлённо спросила я, не совсем понимая, о чём шла речь, но Паттерсон тихо пояснил: — Я позволил себе сделать небольшую… галерею в гостиной из фотографий, которые были в одном из альбомов, профессор Снейп… — Я хочу на это взглянуть! — сразу оживлённо воскликнула я и побежала в гостиную, чуть не сбив по дороге Мэтью, который только закончил телефонный разговор. И действительно, на одной стене, рядом с камином, висели фотографии в красивых чёрных деревянных рамках, которые я как-то не заметила при прошлом посещении этого дома, да и понятно почему. Десять или двенадцать чёрно-белых фотографий аккуратно висели на стене через равные промежутки, и на каждой были счастливые мы с Томом: во время отпуска, на крестинах Томми, на свадьбе Генри и Деллы… была даже фотография с нашей свадьбы, от которой меня сразу передёрнуло. А Том, заметив её и мою реакцию, рассмеялся и воскликнул: — Надо же, Паттерсон, это твоих рук дело? Вот это да, не думал, что ты такой сентиментальный! Я хочу оставить эти фотографии, вот прямо здесь, на этом месте! Повернувшись, я выразительно посмотрела на него, а Марго так и выпала в осадок от его слов. Но Том решил не останавливаться на достигнутом эффекте ошеломления, и после его следующих слов в осадок выпала уже я. — О, смотри, Тинь-Тинь, да это же наш первый отпуск во Франции! На Марго в этот момент было жалко смотреть: она сразу заметила потрясающее сходство новых хозяев со старыми, хотя помнить нас она и не могла, слишком уж была маленькой, когда я умерла. Но определённые мысли у неё всё же появились в голове, а я закрыла глаза, выдохнула, а затем открыла глаза и вгляделась в ту самую фотографию. — Вообще-то, это Италия… — Да нет же, смотри! — не сдавался Том, сняв со стены фотографию. — Вот, у тебя здесь рука забинтована, это точно Франция… — Ты забыл, как я тогда упала на площади святого Петра в Риме? — язвительно поинтересовалась я, но Том, судя по выражению лица, даже не собирался сдаваться, так что я выхватила рамку из его рук, достала оттуда фотографию и посмотрела на оборот. — Вот, Рим, пятьдесят четвёртый год. Ну? — А ты все фотографии так подписала? — удивился он, заметив на обороте подпись, и я выразительно посмотрела в ответ, ведь в кои-то веки была права, но он всё равно нашёл к чему прицепиться. — Ладно-ладно, не надо на меня так смотреть, Рим — так Рим. Но Франция тоже должна быть где-то тут… Том быстро прошёлся по чёрно-белым снимкам и нашёл-таки то, что искал. — Да, вот она. Здесь ты с забинтованной рукой и розой. Простите, миссис Лэнг, но мы не отдадим вам эти фотографии. Но если вам сильно захочется посмотреть на них, то вы всегда сможете прийти сюда и полюбоваться ими, мы с профессором… Снейп будем не против… да, дорогая? — Конечно, — выдохнула я, понимая, что строить из себя что-то было уже бесполезно. И хотела уже вернуть ту фотографию в рамку, как она выскользнула из моих рук, и тонкое стекло разбилось на тысячу осколков, а я воскликнула: — Твою мать! — Тинь-Тинь, ну как можно быть такой неуклюжей?! — со смехом заметил Том, а я обречённо посмотрела на фотографию в своей руке, оставшуюся благодаря мне без рамки. — Но я думаю, ничего страшного. Паттерсон, а у тебя не будет, случайно, запасной рамки? — Должна быть, доктор Реддл, — вежливо ответил тот и направился куда-то вглубь дома, а его дочь так и не смогла заставить себя произнести хоть слово. — Вот видишь, Тинь-Тинь, всё поправимо, — довольно заявил Том, взяв из моих рук ту самую фотографию из отпуска, и вгляделся в неё. — Хорошо, что я тогда попросил нас сфотографировать, замечательный снимок. Хм… а кто разбил зеркало, интересно? Я как-то не заметила того момента, когда Том перескочил с разглядывания фотографии на то самое старинное зеркало, которое я разбила десятого мая. При упоминании этого я поджала губы, но тут в комнату как всегда незаметно вернулся Паттерсон. — Вот, держите, доктор Реддл, — он протянул Тому рамку, а затем посмотрел в сторону зеркала, видимо, услышав последний вопрос. — Я не знаю, доктор Реддл. Четырнадцатого мая я как обычно пришёл проверить, всё ли здесь в порядке, и обнаружил, что зеркало было разбито. Я подумал, что какие-то хулиганы проникли в дом, но все окна были целы, двери закрыты, а из дома ничего ценного не пропало… Пока Паттерсон говорил, Том подошёл к столику, над которым висело то самое злосчастное зеркало, и вгляделся в осколки, а наш дворецкий продолжил рассказывать: — Я хотел прибраться и заменить зеркало, но милорд Д’Лионкур в один из своих коротких приездов в мае сказал мне пока ничего не делать, и я оставил всё так, как есть. — Да, очень интересно, — протянул Том, подцепив двумя пальцами какой-то осколок. — Какой же превосходный вкус у этих хулиганов… надо же, такой дорого́й виски… — Мне никогда не нравилось это зеркало, так что ничего страшного я в этом не вижу, — скорчив рожицу, сказала я, не сомневаясь, что Том уже сообразил, кто же в действительности разбил зеркало. — Мне, если честно, тоже оно не нравилось, — бросив осколок ко всем остальным, беспечно заявил Том, и я поражённо воскликнула: — А почему ты мне этого раньше не говорил?! Мы бы могли давно его снять, оно пять лет провисело в гостиной! Том так и оторопел от моих слов, а потом выдал: — Не знаю, мне казалось, что оно тебе нравится. Всё-таки твой брат подарил нам его на годовщину свадьбы. А ты почему молчала? — Я думала, что тебе оно понравилось, и ты будешь против, — обескуражено пояснила я. — Ты же ни слова мне не сказал, что оно тебе не нравится! — Вот два идиота, за пять лет так и не смогли поговорить по душам! — рассмеялся вдруг Том, и я сла́бо улыбнулась в ответ. — Всё, Тинь-Тинь, в этот раз ремонт обсудим до самой последней вазы! Кстати, те в холле мне никогда не нравились… прости, Паттерсон, я знаю, как ты их любил, но у меня от них всё время глаз дёргался. — Ага, жуть, — поддакнула я, и в этот раз мы уже вдвоём дружно рассмеялись, и даже Паттерсон улыбнулся нашей реакции. — Ничего страшного, я переживу замену ваз в холле. Если вы не против, то я мог бы забрать их себе домой… — Забирай, Паттерсон, хоть все, — беспечно разрешила я, а затем повернулась и посмотрела на Марго, так и не проронившую ни слова. — Миссис Лэнг, у вас будут ещё какие-то вопросы или пожелания? — Нет, профессор Ре… профессор Снейп, — заикаясь, ответила она, чуть не обратившись ко мне по старой фамилии, и я мягко улыбнулась и сказала: — Вот и чудесно, что мы всё уладили. А теперь, если вы не против, то мы вернёмся к обсуждению ремонта, столько всего интересного всплыло… правда, Мэтью? — Да, конечно, профессор Снейп. В отличие от дочери нашего старого друга, мои сотрудники подобной информации нисколько не смутились, потому как во-первых, они подписали тщательно составленный контракт о неразглашении любой информации, которую они о нас получат, а во-вторых, их родители и даже дед работали на нас с Лестатом в сороковых и пятидесятых, так что они точно узнали нас. Но делать из этого что-то из ряда вон выходящее не стали, за что я им была благодарна в конечном счёте, и мы таки вернулись к обсуждению ремонта, к которому в этот раз решили подойти крайне основательно, а не как в прошлый раз… абы как.***
Что ж, приходила в себя я месяц или около того, благо что нашлось довольно много дел: нужно было решить кое-какие юридические вопросы, накопившиеся за время моего отсутствия в «обычном» мире, разобраться и начать ремонт в особняке, а ещё просто остановиться и подумать обо всём, что произошло. В этот раз я не пыталась вытеснить боль от потери ни алкоголем, ни наркотиками, ни работой, потому как прекрасно знала, что эти пути ни к чему хорошему не ведут. Вместо этого я нашла хорошего специалиста, который помог бы мне разобраться в себе, а всё своё свободное время посвящала тому, что долго откладывала. Например, я ещё раз перечитала «Гордость и предубеждение», а также выбралась в ту самую церквушку на берегу лесного озера, в которой любила купаться в проруби зимой сорок лет назад. Конечно, Григорий тоже давно умер, ему на смену пришёл другой батюшка, но он радушно принял меня, и мы смогли неплохо поладить. Том с пониманием отнёсся к моему меланхоличному настроению, так что когда я выезжала на природу одна, чтобы погулять, набраться сил и сделать несколько снимков (как мне порекомендовал психотерапевт), то он был не против, правда, в самый первый раз он потребовал с меня обещание «не творить глупостей». Не знаю, что Том подразумевал под этой формулировкой, но обещание я дала, только вот понятия не имею, сдержала его или нет, потому что вся моя жизнь в основном состояла из этих самых глупостей. Сам же Том в моё отсутствие постоянно пропадал в моём кабинете на втором этаже и жадно впитывал информацию из современных учебников по медицине. А когда я приезжала домой после прогулок по городу или на природе, он жадно накидывался на меня с вопросами и пояснениями, и я порой до глубокой ночи читала ему многочасовые лекции, которые обычно отчитывала своим студентам и ординаторам в течение учебного года. За этот месяц Том ни разу не начал разговор на какие-то личные темы, благородно давая мне возможность переварить всё само́й, а лекции и наш общий интерес к хирургии помог мне вернуться на прежний путь, с которого я, казалось, в какой-то отрезок времени совсем свернула. В общем, в конце июля я всё-таки перестала дёргаться каждый раз, когда ко мне обращались по новой фамилии и должности, и дома сидеть без «полезного» дела я тоже устала и решила, что пришла очередь вернуться туда, откуда всё началось. Но не скажу, что возвращение далось мне легко. В тот день Том благоразумно остался дома, снова обложившись стопкой книг, ведь мне надо было само́й начать разгребать всё это, а я села за руль и направилась в госпиталь, дорогу к которому знала наизусть. И когда я поднялась на нужный этаж и нашла кабинет заведующего, то меня встретили с неизменным радушием. — Тина, дорогая, здравствуйте! — обрадованно поприветствовал меня Карл, одетый в бледно-сиреневый хиркостюм и белый халат, когда я только-только подошла к его кабинету, а он в это время, видимо, возвращался с обхода. — Я думал, что вы давно вернулись в Австралию! Чем обязан? Проходите, проходите… Карл отпер ключом дверь, и я робко проникла внутрь и села на стул рядом с рабочим столом, а мой бывший и будущий коллега сел в своё кресло напротив и внимательно вгляделся в моё лицо. — Боже, что с вами случилось, дорогая?.. — Эм… несчастный случай, — смущённо ответила я, совсем и позабыв уже о своём шраме на щеке, потому что все, кто меня хорошо знал, знали именно такой. — Карл, я пришла к вам по делу, если честно… в одном из писем вы упоминали, что вам нужен сотрудник… — У вас есть подходящая кандидатура? — оживлённо поинтересовался он, когда я сделала небольшую паузу, чтобы подумать, как лучше сформулировать мысль. — Тина, с вашей рекомендацией я готов принять этого человека даже без собеседования! Говорите, не тяните! — Эм… это я хочу устроиться на работу в это отделение. Вы не против? — не выдержав, я посмотрела ему в глаза, но ничего, кроме искреннего удивления подобной новости, в них не было. — Вы, Тина? Но почему именно к нам? — непонимающе спросил он. Сделав глубокий вдох, я таки собралась с мыслями, и поэтому мой голос был на удивление ровен. — Здесь работала моя бабушка и… дед. И я тоже хотела бы. Мне надоело жить в Австралии, и я окончательно перебралась в Лондон, а сейчас ещё хочу вернуться к хирургии, мой отпуск и так уже подзатянулся. Вы не против принять меня к себе, Карл? — Нет, что вы, конечно, нет! — придя в себя, наконец ответил Карл. — Тина, как я могу быть против того, чтобы специалист вашего уровня работал у нас? Просто я не ожидал, что вы захотите работать у нас, со времён ваших бабушки и деда прошло много лет, и сейчас ведущие мировые центры в области нейрохирургии находятся далеко не в Англии и уж тем более не в нашей больнице… — Всё в порядке, Карл, я понимаю, — сообразив, о чём тот пытался сказать, мягко перебила я. — Я не гонюсь за славой или научными достижениями, если вы намекали на это. Я просто хочу оперировать и преподавать именно в этом отделении, у меня сейчас… непростой период, и спокойная и размеренная жизнь будет намного лучше… всего остального. Я опять замялась, опустив взгляд на свои руки, которые сцепила между собой, а он с неизменной улыбкой сказал: — Конечно, Тина, я не против. И как вы удачно приехали к нам, я же в этом году собирался уходить в отставку, и мне очень нужен достойный кандидат! И думаю, никто не будет спорить со мной, если я оставлю эту должность именно вам, Тина… — Да, конечно, — смущённо согласилась я, совсем не ожидая, что моя прежняя должность так легко вернётся ко мне. Хотя глубоко в душе я и была обрадована таким стечением обстоятельств. — Что ж, тогда давайте распечатаем приказ, я подпишу его, и вы уладите все эти формальности с администрацией… а завтра я жду вас на работе, дорогая! — Карл в это время включил громоздкий компьютер на своём столе, и тот сразу же зашумел, свидетельствуя, что начала загружаться программа. Когда загрузка закончилась, Карл пощёлкал несколькими клавишами на клавиатуре, затем ещё три или четыре раза щёлкнул мышкой и пробормотал: — Так, просмотрим… приказ о приёме нового сотрудника… доктор Тиана Клодетта Велль, я правильно помню? — Профессор Тиана Клодетта Снейп, — выдохнула я с противным чувством горечи во рту, а Карл, услышав мою новую фамилию, удивлённо посмотрел на меня и обрадованно воскликнул: — Тина, дорогая, примите мои самые искренние!.. — Я вдова, Карл, — сразу же выдохнула я, не дав ему договорить. Карл завис на минуту, прямо как иногда виснул компьютер, а после помрачнел и закончил своё предыдущее предложение: —…соболезнования. Прошу прощения, не знал, что… — Всё в порядке, Карл, вы ни в чём не виноваты, — дрогнувшим голосом проговорила я, а с ресниц предательски упала солёная слеза. — Никто не виноват, что так получилось, это… это всё несчастный случай. Просто мне… пока трудно смириться с этим, и я… мне нужна работа, чтобы отвлечься и прийти в себя… Слёзы всё равно против моей воли посыпались из глаз, и Карл, достав из ящика стола упаковку с салфетками, протянул мне несколько штук. — Я понимаю, Тина. И работа у вас будет, никто не собирается как-то вас ограничивать… Тиана Клодетта Снейп… Тина, я вас правильно понял, вы собираетесь вернуться не только к хирургии, но и к преподаванию? Пока он щёлкал клавишами на клавиатуре, я вытерла слёзы, немного успокоилась и более ровно ответила: — Да, я бы взяла себе несколько групп и двух-трёх ординаторов, если вы не против. — Тина, — Карл вдруг оторвался от экрана монитора и внимательно на меня посмотрел, — если честно, то нам на кафедре очень не хватает сотрудников. С этого года в декретный отпуск ушли два преподавателя, а я… я уже не так молод и бодр, как был даже десять лет назад, чтобы справиться с таким потоком подопечных. У нас в этом году… — он отъехал на стуле в сторону, выудил из ящика стола папку красного цвета, положил её на стол и вгляделся в одну из бумаг, лежавших внутри. — У нас в этом году аж двадцать три ординатора намечается, некоторые даже поступили издалека… Албания, Люксембург… Я понимаю, что у вас сейчас непростой период в жизни, но… если бы вы взяли к себе в ученики восемь или десять человек, то я был бы очень вам благодарен! «Ого, вот так сразу и так много… — поражённо подумала я, смяв в руках одну из бумажных салфеток. — А с другой стороны, разве не этого ты хотела? Какая разница: три или десять, главное, чтобы среди них оказался Том, а всё остальное… будем решать проблемы по мере их поступления». — Да, Карл, я не против взять десять человек, — помолчав немного, ответила я, и его лицо мигом просветлело, и он продолжил довольно щёлкать клавишами. — Только могу я выбрать сама, кто будет у меня обучаться? Я бы очень хотела поработать с иностранными студентами… — Конечно, Тина, без проблем, — беспечно согласился Карл. — А с заведованием мы разберёмся чуть позже. От своего слова я не отказываюсь, но вам нужно немного пообвыкнуть, с коллективом поладить… думаю, этот год я ещё доведу, а дальше… сами, дорогая! — Я постараюсь, — сла́бо, но всё же я нашла в себе силы улыбнуться, и мягкая ответная улыбка немного согрела мою пустую душу.***
— Доброе утро! Позвольте представиться, профессор Тиана Клодетта… Снейп, доктор медицинских наук, оперирующий нейрохирург и ваш наставник на ближайшие два года. Так, посмотрим, кто у нас здесь… Ровно в восемь часов первого сентября девяносто шестого года я уверенно зашла в один из классов, который располагался на кафедре неподалёку от отделения, и села за преподавательский стол, а в ответ на меня уставилось девять пар полных волнения глаз и одна полная спокойствия. Бегло пробежавшись по фамилиям в журнале, я зацепилась глазами за нужную и усмехнулась, не веря, что история повторяется вновь. Я не сомневалась, что Том заметил мою усмешку, но всё же погружаться в воспоминания было не время, так что я выпрямилась, оглядела своих подопечных и продолжила говорить: — Итак, думаю, что вам стоит узнать немного обо мне, прежде чем мы приступим к нашему такому долгому сотрудничеству. Тем из вас, кто учился до этого в стенах этого университета, наверняка не знакома моя фамилия, и этому есть две очень простые причины. Первая — я переехала в Лондон в прошлом году из Мельбурна, Австралия, а это находится на другом конце света. А вторая — в этом году я вышла замуж, так что те из вас, кто интересовался нейрохирургией, могли слышать мою девичью фамилию и должность, доктор Тиана Велль. — Вы доктор Велль? — удивлённо воскликнул белокурый крепкий юноша, черты лица которого показались мне смутно знакомыми. — Да, но теперь меня зовут профессор Тиана Снейп, доктор… — Питер Андервуд, профессор Снейп, — вежливо представился он, а затем добавил: — Мой дед, профессор Дэниел Льюис заведовал этим отделением десять лет назад, пока не… умер от инсульта на работе. Профессор Снейп, я читал ваш учебник, который вы издали в Мельбурне по аневризмам, и я… очень рад, что именно вы будете преподавать у нас! «Вот оно что! — облегчённо подумала я, обрадовавшись, что чувство дежавю было не моим больным воображением, а выходками судьбы. — Надо же, неужели Бетти так рано родила, что её сын попал ко мне в ординатуру?» Но доктор Андервуд вырвал меня из моих раздумий продолжением своей фразы: — Знаете, профессор Снейп, я и раньше это замечал по фотографии в учебнике, а сейчас ещё больше… вы так похожи на… — Профессор Реддл — моя родная бабушка, доктор Андервуд, — перебила я его, уже догадавшись, что сейчас услышу. — И я действительно на неё похожа. Она заведовала этим отделением в пятидесятых, пока не умерла во время… несчастного случая, а теперь пришла и моя очередь работать здесь. Не сомневаюсь, что многие из вас видели её портрет на кафедре, в старых учебниках, которые до сих пор издают, и в её кабинете, так что прошу не удивляться. Но я рада, что у нас нашлись общие знакомые. Итак, давайте сейчас немного поговорим, пока не пришёл пятый курс, а после я раздам вам больных и отпущу в свободное плавание до завтра… Снова открыв журнал, я прошлась по фамилиям, а затем решила, что не стоит нарушать традиции, особенно если есть проверенный временем сценарий. — Надо же, какая интересная фамилия у студента из… Албании. Доктор Реддл? Том, одетый в свой любимый костюм синего цвета, усмехнулся и поднял руку, и все тут же повернулись к нему. — Прямо как у моей любимой бабули, — старательно сдерживая улыбку, протянула я, неотрывно смотря в угольно-чёрные глаза. — Вы англичанин, доктор Реддл? — Да, профессор Снейп, — нисколько не выдав, что мы знакомы, вежливо ответил он. — Я прожил в Англии десять лет, пока мои родители не переехали в Восточную Европу. — Как любопытно… Что ж, с вас тогда и начнём. Доктор Реддл, вы не против провести небольшой опрос с целью выявления начального уровня знаний? — Нисколько, профессор Снейп, — невозмутимо ответил Том, но я не сомневалась, что он прекрасно понял смысл моих слов. Опрос был не сказать, чтобы уж очень подробным, в этот раз я решила не акцентировать внимание на наших… тёрках, но всё же не удержалась, и пару раз звучали довольно сложные вопросы. И Том ответил на все, к немалому удивлению своих коллег. В конце опроса я достала из кармана чёрный Parker, который мне благородно вернули ещё с утра за завтраком, а потом занесла ручку над нужной клеткой и протянула: — И на сколько же баллов вы оцениваете свой ответ, доктор Реддл? — По шкале комы Глазго? — уточнил он, а я даже прикусила губу, чтобы сдержать улыбку. — На пятнадцать, профессор Снейп. — На пятнадцать, так на пятнадцать, — тихо пробормотала я, поставив в клетке максимальный балл из возможного, причём весьма заслуженно. И в этот раз я была крайне довольна этим обстоятельством.