В такт

      В них не было ничего красивого. Ничего такого, от чего, перехватывало бы дыхание, дрожали коленки и покрывались румянцем щёки.       Зато было удобно, иногда уютно и даже тепло. Этого было достаточно, чтобы не сводило спазмами внутренности. Чтобы они друг другом не пресыщались и рамок, которых, в принципе, не было, не переходили.       Просто Вове, как человеку, который фонтанирует эмоциями и энергией двадцать четыре на семь, всегда рядом нужен был какой-нибудь сдерживающий фактор. Спокойный и невозмутимый Никита на эту роль отлично подходил, вот они и спелись. Когда рядом есть человек, с которым элементарно можно разделить сигарету или завалиться к нему на квартиру, когда становилось хуёво и тоскливо, что волком выть хотелось, то большего и не требовалось.       Как говорят, бери, что дают, и не ной.       Вова никогда не ныл. Бывало травился добровольно, чем под руку попадалось, писал сумасбродную хуету в заметки телефона, которые после удалял поспешно. Иногда не удалял, а даже записывался в студии, и звучало, конечно, погано, но ни капельки не жалостливо. Тоскливо - возможно. Но нытьём это назвать язык не поворачивался.       И, главное, что Никите нравилось.       Девочки назойливо строчили комментарии в инстаграме, в твиттере, под роликами баттлов и клипов на ютубе о том, что "да вы точно ебётесь". Иногда даже знакомые некоторые реагировали с лёгкой усмешкой на отмазки, про "бля, отвезу пиздюка домой сам, пока он окончательно не нажрался". Но они успешно это игнорировали. Заветное "мне похуй" не зря же было выбито на груди.       Да и не было ничего такого. Вова всего лишь приползал к Никите после очередного наркотического угара, лишь бы побыстрее отпустило. Переболело. (Убило.) И Никита его всегда принимал. Отпаивал литрами воды, пледом накрывал и дрожащее, худое тело обнимал. Наверное, это было заботой и волнением, но вряд ли на что-то большее претендовало.       Иногда Никита его бесил. И это уж точно было взаимно. Правда, Кондратенко никогда не выдавал своего раздражения открыто. Только губы закусывал посильнее и глаза старался особо не закатывать. По этой части у них Вова был. Это он любил гримасы корчить и монологи шекспировские зачитывать, это по его части - все эти театральные постановки и актёрские замашки. А Никита терпила тот ещё. Он смолит сигареты одну за одной, неловко чешет татуировку на левой руке, а потом заваривает чай покрепче и в телефон утыкается. Вова от этого бесился ещё больше - будто за двоих, и думал "ну нахуй его". Он же даже ответить нормально не может на его нападки глупые. Галат никогда бы не подумал, что Джуб, который привык хуесоситься на баттлах, в разборках "внутрисемейных", как воды нахлебавшийся. Молчит и терпит, а мог бы ведь въебать. Эффективно и просто, раз сказать ему, блять, нечего.       Вова даже думал завязать со всем этим, но, конечно, оставался всегда. Дело не в том, что он никому не сдался, а потому что долго и нудно притираться к кому-то больше не хотелось. Слишком въелись под кожу общие сигареты-одеяло-объятия. Зачем отказываться от этого из-за своего сучьего характера, особенно, когда знаешь, что всё временно.       Так и жили. Ну знаете, вот это вот сопливое из разряда "мне с тобой не очень, а без тебя никак". Вова себе язык бы оторвал за то, что цитирует всякое поганое, но раз ему не влом опоннентов дичью запутывать на баттлах, то и это ему простительно. Должен же он хоть как-то свои чувства выражать.       Вот сейчас, например, когда Вова сидит нахохлившись в машине у Никиты и уставившись на приборную панель тоскливо, у него в голове так вовсе крутятся строчки какие-то муторно нежные, непривычные до зубовного скрежета. Они едут из бара, трезвые, потому что Никита за рулём, а Галату не хочется. Они трезвые, и, всё равно тишина висит в машине уютная, ненавязчивая. Джуб чему-то негромко подпевает, он это, кстати, всегда умел - голос-то у него низкий и красивый. У Вовы совсем не такой, он был рождён всех оглушать своим звонким голосом и отсвечивать всему ёбаному миру. И неважно, что после он весь скукоживался и превращался в холодный безэмоциональный комок. Главное, остальные думали, что он яркая лампочка, которую не коротит никогда. Джуб ведь никому не выдавал про его депрессивные ямы. Может, ради этого только ему можно было бы посвятить что-то сахарно-тягучее и сугубо личное. Что-нибудь про то, что Галат его правда ценит и без него никак. Надо ли всё это Никите - уже другой вопрос.       Вова переводит взгляд на него и видит только тёмный силуэт. Фонари с проспектов освещают недостаточно, как и неоновый свет приборной панели, а Галату хочется большего. То ли дома быстрее оказаться, то ли закурить, чтобы разговор этот не начинать. Но когда-нибудь же надо будет это сделать и раставить все точки над и. Так почему не сейчас.       - Как думаешь, чё это за хуйня?       Нарушать эту тишину кажется кощунственным, но он правда больше так не может. И хорошо, что Джуб понимает его без лишних слов, лишь устало выдыхая:       - Мне-то откуда знать, - и выруливает к дворам.       - Ну как вот называть то, что я хочу тебя сейчас поцеловать?       - Зачем называть это, если можно просто сделать?       Голос Никиты такой спокойный, будто он говорит о самых обыденных вещах. Будто предлагает сходить поссать или выбирает, что пожрать на вечер. А может это уже правда что-то обыденное, просто Галат опять тут истерику развёл на ровном месте. Может и правда, пора завязывать со словами и самому что-то сделать.       Он и делает. Ждёт, когда Никита припаркуется аккуратно, заглушит двигатель, бросит на него взгляд с вопросом "ты собираешься из тачки выходить или что?" и вот это и есть их идеальный момент (на самом деле, нет, но так похуй). Вова тянется к Никите, задевая боком коробку передач, но даже не замечает этого. Вдыхает поглубже воздуха, будто перед прыжком в воду, и прижимается губами к чужим губам. А все рецепторы вдруг с ума сходят. Накрывает так сильно, что приход рядом с этим - так, забавы детские. Никита под его губами, руками всё тот же - островок спокойствия и надёжности, на который его забрасывает после каждого блядского шторма. Это что-то между ними вовсе не красивое, не отдаёт сахаром или ванилью, как принято. Скорее горечью напополам с сигаретным дымом. Но это неважно, потому что даже после поцелуя, у которого обязательно будет продолжение, ничего не меняется. Хочется просто поспать и поесть нормально, потому что вот он, его дом.       Вот как это называется.