ID работы: 870669

KODAK

Смешанная
PG-13
Завершён
34
автор
Размер:
3 страницы, 1 часть
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
34 Нравится 5 Отзывы 0 В сборник Скачать

Часть 1

Настройки текста
- Лизхен, не трогай, пожалуйста, тут ничего. Лиза поджимает губы. Обидно. В кои-то веки её пустили в святыню, в убежище жуткого холостяка, и тут на тебе «не трогай ничего», да еще и пожалуйста. Девушка повернулась вокруг своей оси. Маленькая квартирка. Малюсенькая совсем. Одно окно во всю стену, две книжные полки, парочка фотографий в старых декорированных рамках, диван, стол, вертящийся стул. Ни тебе носков, ни пятен из-под кружек на столике, ни дурацких мужских журналов, сваленных в одну бесформенную кучу с заляпанными страницами и обгрызенными уголками обложек. - Скукота, - Лиза опустилась на кушетку, закинув ноги на подлокотник. Сколько лет она знает Гилберта, а такой чистоты, такой аккуратности от него не ожидала. И пахнет даже квартире чем-то таким приятным, то ли зеленым чаем, то ли цедрой, то ли и тем и тем. В общем, очень хорошо тут пахнет. Елизавета прислушалась. В ванной старый друг застирывал свои джинсы, на которые она, сволочь эдакая безрукая, пролила целый стаканчик ледяной колы. Нет, Лиза прекрасно знала, что лучше сразу переодеться, но это же Гилберт, он будет мучить свои джинсы, пока не протрет на них дырку. А значит, пока хозяин дома плескается, можно немножко и потрогать. Ведь не узнает же, ну! Хедервари поднялась с дивана, воровато оглянулась и на цыпочках отправилась к одной из книжных полок. Массивной такой, тяжелой. Видимо, дизайнерская. Гилберт такое любит. Темное матовое стекло, положенное на два держателя из темного дерева, а на самой полке пара книг, стопка глянцевых журналов с красивыми мордашками на обложках, черные, круглые бусинки в высоком бокале и засушенные цветок. Кажется, василек, просто Элизабет очень плохо разбирается в полевых цветах. На другой, такой же полке она обнаружила небольшой сундучок. Лизхен открыла его и просунула пятачок. Там оказалась стопка фотографий. Глянцевых, простых, сделанных на самый обычный KODAK. Такими фотоаппаратами сейчас и не пользуются вовсе. Лиза прекрасно помнит тот щелкающий звук и пленки на 12, 24 и 36 кадров. Как они всей толпой ходили в салон, ждали, пока проявят фотографии, а потом, она с наслаждение вскрывала конверт и вдыхала тот самый запах проявленных фотографий. Блестящих, красивых, еще даже чуть-чуть влажных, иногда слипшихся. Иногда, а точнее часто, изображение получались смазанными, нечеткими, а уголки фотографий засвечивались. Тогда все дружно поджимали губы, кто-то скажет, что-то вроде «ну, вот, я же говорил не надо против солнца фотографироваться». Ох, какие же то были чудесные фотографии! Их складывали в альбомы, а альбомы бережно хранили и показывали только друзьям или дальним-дальним родственникам. Лиза прикусила губу. Где сейчас три её альбома? кажется, в одном из них запечатлена вся её студенческая молодость. - Ну, я же проси тебя! Лизхен, ты такая маленькая непослушная дрянь! – Гилберт застыл в дверном проеме комнаты. На его голубых джинсах темнело мокрое пятно, а лицо было отчего-то таким ну совсем недобрым. Лиза даже не обратила внимание на то, что её обозвали дрянью, да еще и маленькой. Нет, ну, правда, уж очень недоброе лицо было у старого друга. - Эээ, - протянула она, пряча стопку выуженных из сундучка фотографий за спину. – Я тут просто.. Ну знаешь.…Почему ты меня никогда не приводил сюда? Вот у меня ты часто бываешь! А к себе.. Это что, запретная зона? – она прищурилась. - Я думал, тебе будет неприятно находится в моем скромном жилище, принцесса, - Байльшмидт развел руки. Тяжелый и немного печальный взгляд его рубиновых глаз метнулся к рукам девушки. Лизхен вздохнула. - Я просто хотела посмотреть, - она протянула ему фотокарточки с долей сожаление и ревности: очень уж хотелось посмотреть их. Гилберт взял фотографии, поменял их в руках, посмотрел на первую карточку и вдохнул. - Садись, - он махнул девушки на кушетку. – Будем смотреть. Лизхен весело взвизгнула и плюхнулась на диванчик. На первой фотографии был сам Гилберт, что не удивительно впрочем. Он был изображен еще совсем юным. Бледное, тонкое лицо, широченная улыбка, зажмуренные рубиновые глаза. Ему жутко шла белоснежная рубашка его формы. Видимо, фотография была сделана, когда Байльшмидт учился в военном училище. На фоне была размытая, нечеткая картинки из трех простеньких кроватей, заправленных такими же простыми пледами. Несколько следующих фотокарточек были совсем старыми. Пожелтевшими, помятыми. С одной на друзей смотрел высокий, вытянутый в струну молодой человек. По его широкой спине волной скатывались длинные волосы, а глаза смотрели, словно в самую душу. Что-то было общего между этим парнем и Гилбертом, то ли жесткость и серьезность в самых уголках губ, то ли скуластость, то ли такая же военная выправка и осанка. - Ой, - Лиза прикусила губу. На карточке была она и Родерих. здесь им было лет по пятнадцать. Никто тогда и подумать не мог, что эти двое ребят поженятся, разведутся, а потом будут встречаться периодически, делая вид, что так и надо и еще не доделили все имущество до конца. Лиза крепко обнимала Родериха, прижимаясь к его щеке и улыбаясь во весь рот, парень же с кислой миной смотрел на фотографа и кажется, собирался послать его к черту. Интересно, послал ли? - Это моя любимая, - Гилберт ткнул пальцем в следующее изображение. Он сидел с Лизой в одном из летних кафе Мадрида. На девушке была простая длинная юбка, которая при движение ветра вздымалась кружевами и слоями тончайшего, зеленого шифона. Она, подперев лицо рукой, смотрела внимательно на Гилберта, который смеялся, закинув голову назад. Фотография была настолько живая, что даже почувствовался запах моря и смех Антонио, палящее солнце и все те литры выпитого вина, текилы и пива. - А это кто? – Лиза подсунула под нос Гилберту фотографию. - О, эту бабку я называл Банши. Она постоянно сидела возле чьих-то домов и плакала. Я жутко её пугался сначала, а потом решил сфотографировать. Когда зарядили фотоаппарат и поднес его к лицу, - тут парень усмехнулся, запустил пятерню в волосы и поскреб макушку. – Она так счастливо мне улыбнулась. Крутая бабулька оказалась, просто у нее сын умер, вот она и тосковала. Кормила меня потом оладушками. Вкусными такими. - А это? – на карточке была маленькая беззубая девочка с огромными ярко-красными бантами. - Это Мери. Она жила по соседству с Францем. Любила таскать у меня конфеты, - Гилберт снова улыбнулся. - А это? – Лиза улыбнулась. - Ох, - бледные щеки Байльшмидта слегка порозовели, он надул губы и, схватив карточку, сложил её пополам. - А это, Лизхен, принцесса, не твоего ума дело. Хедервари прищурилась, но промолчала. Они рассматривали фотографии еще час. Смеялись, подшучивали друг над другом, молодели. И снова смеялись над Людвигом, восседающем на синем горшке в мелким цветочек с удивительно серьезной рожей, над Артуром, который надувал пузыри, а на заднем фоне, кривлялась все та же Лизхен, над Гилбертом, упавшем в малинник к какой-то бабульке и перемазавшемся в малине. Гилберт смеялся так, что под конец вечера у него заболели скулы. Когда он провожал Лизхен, которая, между прочем, попыталась напроситься в гости еще раз, бедро его что-то обожгло, словно напоминая о себе. Парень сунул руку в карман джинс. Развернув, сложенную пополам фотокарточку, Гилберт грустно улыбнулся. Вокруг рубиновых глаза собрались морщинки, а уголки губ вдруг резко опустились вниз. Фотография была дурацкая. Абсолютно идиотская. На вытянутых руках Байльшмидт держал фотоаппарат, поэтому на картинки был лишь угол с двумя моськами, даже с полтора моськами. Сам Гилберт широко улыбался. Ему было едва ли девятнадцать. И тот пьяный, дурацкий блеск в глазах, сводящая с ума, горячая улыбка сухих губ. О, он прекрасно помнил себя таким. Нахал. Мудак. Придурок. А рядом тонкая, едва уловимая, беззвучная, безвкусная улыбка, гладкая румяная щека, прижатая к плечу Гилберта и один яркий-яркий, аметистовый глаз, улыбающийся сочнее губ. Байльшмидт схватился за футболку в районе груди. Он ненавидел старые фотографии. Ненавидел так сильно. Они заставлял скучать. А теперь он еще и злился на Лизхен, которая заставила все это пересмотреть. Сучка. Фотокарточки были убраны обратно в сундучок, а сундучок был перепрятан в платяной шкаф. Чтобы больше не помнились звук и запах фотографий, сделанных стареньким фотоаппаратом KODAK.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.