возврат

горечь во рту и сухость на сгибах пальцев. наркоманские отходняки и запах сырости, расползающийся изо рта невидимыми отростками. рваное дыхание и медленный, нагоняющий тоску пульс, сопровождающийся чётким ощущением усталости лёгочной ткани. ...что это за херня? одна мысль ловко сменяется другой — плавно и неторопливо, поддаваясь деструктивно расслабленному биению сердца, — пока буквально через мгновение её обладатель не начинает понимать, что всё вокруг, если честно, не имеет совершенно никакого значения. какая разница? небытие тем и прекрасно, что земные хлопоты и проблемы стоят особняком где-то на другой, не доступной слуху и взору стороне. всё ещё то ли сильно обдолбанный, то ли попросту недавно выбравшийся из собственной могилы, фран не совсем догоняет, где он находится и кто ведёт его в сторону потрёпанного и непримечательного кафе. это заведение умудряется гордо выстоять под многотонной тяжестью и даже не рассыпаться трухой, удерживая на себе верхние этажи, как огромная метафизическая черепаха удерживала бы китовую троицу вместе с землей на собственном панцире. и кажется, что здание даже успело просесть и в значительной степени уйти под землю (или не кажется, но какое сейчас до этого дело?). here and now можно делать что угодно — только не паниковать не паниковать не п а н и к о в а т ь. режим самосохранения (и никакой надежды на авто-) должен выйти из строя, пока утренний воздух будет пробираться в сонные лёгкие патокой цветущей липы, а солнечный свет скомканными клочками невесомого блаженства — пролетать мимо массивных ветвей и целиться в человеческие лица. всё — седативное. и всё — донельзя странное. по-прежнему находясь в полудрёме, фран продолжает плыть по щербатому асфальту, противясь здравому смыслу и повинуясь непонятной воле. словить такой трип — редкостное везение. даже вероятность появления злосчастной планеты нибиру — и та выше, чем возможность испытать нечто подобное. поэтому, как и полагается опытному психонавту, нужно сделать всё, чтобы не упустить мгновение и не попасться в когтистые лапы измены, дав волю злосчастным сомнениям. его мысли двигаются так же рассеянно, как и ноги, отказываясь собираться в единое целое и врываясь во внутренний монолог нелепыми вспышками то ли света, то ли тепла, и только спустя (ха-ха, рукава) некоторое время постепенно начинают приходить в привычное состояние. наверное, странно и глупо это осознавать, но последнее, что фран вообще может вычленить из памяти и что относится к краю догаллюцинаторного состояния, — удушающе влажное чувство, переползающее жжением из гортани в грудь вместе с нереальной головной болью и исчезающим под толщей воды, кажущимся бесконечно далеким берегом. мужчина, шагающий рядом, — он замечает его только сейчас, прилагая усилия, как и раньше, чтобы не поддаться панике, — похож то ли на простого человека, то ли на саму смерть, то ли на ангела-хранителя, то ли на плод утопающего сознания. в любом случае спутник держится уверенно — настолько, что кажется, будто воздух вокруг него пышет жаром, — а длинные светлые волосы, искрясь, стекают по вытянутому лицу и скрывают под собой идеальную осанку и острые плечи. в какой-то момент франу думается, что перед ним находится сам бог. однако, оказавшись подле намеченной цели — неказистого кафе, — парень начинает понимать, что бесчисленное множество догадок было не совсем верным: презюмированное божество всё-таки открывает рот, объясняясь, и пылкая и нетерпеливая манера речи делает его похожим скорее на рядового заебавшегося демона, чем на служителя рая. так и так, мальчик. пупа и лупа пришли получать зарплату, но в бухгалтерии опять всё перепутали, поэтому лупа получил зарплату за пупу, а пупа — за лупу. фран действительно умер — там, на берегу до боли знакомого и родного озера, захлебнувшись пресной водой и уйдя ко дну. но это — ошибка. глупое недоразумение. фран умер слишком рано — ведь его время пока ещё не пришло. только вот в голове по-прежнему ничего не складывается. если с пупой и лупой ситуация до простого понятна, то данный случай требует кучи ментальных ресурсов и глобального мозгового штурма. может, его до сих пор кроет, а может, — если фран действительно умер, — вся его жизнь вообще была ошибкой. но с чем смириться-то проще, демонический бог? спутник говорит что-то ещё. что-то, что парень, оглушённый полученным знанием, пропускает мимо ушей, заглядывая внутрь помещения через витрину и рассеянно упираясь взглядом в тоскливые поминальные лица, каждое из которых кажется до боли знакомым. пиздецки реальная галлюцинация рвано выдыхает слова о том, что ему жаль, и мнёт виски руками, будто обклеенными чернотой — лоснящимися кожаными перчатками. ему жаль, что так сложилось? или жаль, что приходится переделывать выполненную работу из-за чужих косяков? фран оборачивается и, стреляя словами в упор, расслабленно, — если это трип, то он его ни за что не упустит, помните? — спрашивает: — та-ак... это вы меня убили? если есть определённое время и если есть цель, значит, есть и исполнитель грязного дела. в ином случае всё сработало бы как по маслу и исправлять ошибки никому бы не пришлось. любой механизм и любая система оказываются несовершенными, если их частью является хотя бы один человек (или нечто, приближенно или отдалённо на него похожее). — не я, — раздражённо отвечает длинноволосый, с удивлением отмечая про себя, что бывший утопленник оказался, вообще-то, довольно сообразительным, — но это не имеет совершенно никакого значения. надумаешь болтать о чем-то — не поверят в лучшем случае. а в худшем — примут за больного. воспользуйся вторым шансом, живи, а не существуй, и всё такое. бла-бла. не мне тебя учить. мужчина открывает дверь, пропуская подопечного — свою, к счастью, временную головную боль — впёред, и тот лишь успевает спросить напоследок: — они ничего не вспомнят? но спутник не отвечает — сидящие за столом на мгновение замирают в немом молчании, а после начинают недоуменно осматриваться по сторонам, явно не врубаясь в происходящее. и абсолютно никого не смущает вид буквально вылезшего из могилы утопленника. охуенные поминки, что уж греха таить. // первое время фран действительно пытается следовать совету сердитого жнеца смерти (или кем там этот человек — и человек ли вообще? — был). пробует всё, что ещё не пробовал. всё, что горит. что взлетает вверх по кривой воронке из свёрнутой купюры на вдохе и прилипает к слизистой носа на выдохе. что течёт по венам, и распивается в предрассветном кругу любителей и сторонников групповой медитации и тантрических мастурбаций, и шипуче рассыпается под языком, точно аскорбинка. фран набивает тату на лице — две неровные стрелки, стекающие с нижних век, как рисунок по асфальту в ливень, — становясь похожим на вечно печального пьеро, и учит латынь, и даже красит волосы в зелёный, но уйти от себя и от неопрошенного вне...телесного? внежизненного опыта у парня всё равно не получается. и только фото инстаграме, где мукуро в потрёпанном тёмном смокинге скалится с печальным ебалом, а м.м. в приталенном чернильном платье закуривает на фоне, опубликованное в день икс, продолжает напоминать воскресшему, что всё произошедшее в той или иной степени является реальным. но бытие, сколько ты к нему ни возвращайся, по-прежнему остаётся скучным и пресным обременением. тяжестью тела, тяжестью сознания... проблема заключается не в незнании, как распоряжаться собственной жизнью, а в банальном пресыщении, смешанным то ли с апатией, то ли с привычной каждому из сынов и дочерей человечьих ленью. очевидно, что в какой-то момент франу становится слишком скучно и, чувствуя себя змеёй, в который раз пытающейся дотянуться до искусанного хвоста в жалкой попытке аутофелляции, он вновь решает разогнать тоску нетрадиционным методом. не то чтобы в прошлый раз всё пошло не по плану: да, лезть купаться под дурью, полученной за отсос у местного торча, было не лучшей идеей, но парень даже не откинулся... насовсем. так что это не считается. вроде бы. // странное дело: вес спрятанного в тесных объятьях джинсов-скинни ствола мёртвым грузом оттягивает бельё к заблёванной земле, пока член отбитого наркомана медленно и совершенно непрошенно эрегирует, уравновешивая противоборствующие силы. и даже если меху синтетической шубы, сползающей до коленей, приходится под силу прикрыть скрывающееся от посторонних глаз оружие, стояк всё равно остаётся на виду, как факел в правой ладони статуи свободы. знакомый секьюрити пропускает его внутрь без надлежащего досмотра — спасибо зиплоку с кремовым порошком, ловко перекочевывающему из рук в руки, — и маленький секретик обретает всё больше шансов стать огромной трагедией в финале этого вечера. бельфегор — его бывший-нынешний-и-возможно-будущий то ли ёбырь, то ли настоящий любовник, закинувшийся палёной дурью и словивший злосчастной передоз на том же самом берегу, — щелчком пальцев стряхивает с сигареты вниз столбик пепла, вминает окурок в почерневший хрусталь и, плавно огибая подвыпивших женщин и мужчин с размалёванными лицами, выныривает из курилки. — при полном параде, да? — он находит франа и его свободолюбивого дружка, рвущегося из штанов наружу, у барной стойки, нависает над мохнатым плечом и с наслаждением присасывается губами к соломинке с пластиковым цветочком в бокале с неоновым пойлом, за один глоток осушая чужой лонгдринк. зелёноволосый морщится — легкая щетина то-ли-ёбыря-то-ли-любовника неприятно щекочет обнажённую шею, — но в глазах у парня скачут весёлые искры, целиком и полностью готовые к тотальному пиздецу. надо же. обвивая конечностями тонкую талию, скрытую под слоем верхней одежды, бел опускает ладонь на выпирающий в паховой области бугорок трепещущей плоти и, сжимая его сквозь ткань трусов и джинсов, чувствует себя, бля, всемогущим — фактически властителем чужой судьбы и жизни. о тепле нагревшегося от контакта с кожей металла, губительного в принятом на оружейном заводе облике, бел не знает. и к лучшему. ведь от одной лишь мысли о неведении фран готов кончить сию же секунду. но сейчас, к сожалению, не место и не время. парню думается, что именно это ощущение заставляет нимфоманок натягивать плащ на голое тело, садиться в такси и ехать, ехать, бесконечно долго и далеко ехать к своему (то ли ёбырю, то ли) любовнику, возбуждаясь от возможности того, что водитель всё узнает или догадается, а смазка, вытекающая из ничем не прикрытого влагалища, перепачкает пассажирское сидение и... стоит отметить, что тайны действуют гораздо лучше любого афродизиака. нет, правда. берите на заметочку, пока халявно. отодвигая на потом процесс эякуляции вместе с наглой рожей, вылакавшей весь его коктейль, фран осматривает подернутое кальянным дымом помещение: то тут, то там скачут беглые огоньки светомузыки, проскальзывая по выкрашенным в кислотные оттенки стенам и развеселённым кислотой несколько иного формата лицам, а люминесцентные ракушечьи узоры расползаются по потолку. какой-то красавчик пересекается с ним взглядом, кивает в сторону уборной и слащаво улыбается, из-за чего наркоман, изначально планировавший устроить тет-а-тет именно с мужчиной подобного типажа (со слегка навязчивой брутальностью, за которой наверняка прячется маленькое гейское сердечко), недолго думая трогается с места. а бел остаётся у стойки. // тонкие пальцы на ходу пробегают по чужим ключицам, однако, не обнаружив на ледяных подушечках никаких следов автозагара, зеленоволосый недоверчиво шмыгает носом, осматривая потенциальную жертву с головы до пят. занятно. в самом деле южанин? если да, то это даже вообще-то его типаж (ёбырь-любовник был немного щупловат и страдал малокровием, а значит, явно не подходил под мечтания — так, даже далеко не стандарты, — франа). — ну привет, — затаскивая свою погибель в тесную уборную и запирая за собой дверь, заигрывающе шепчет то ли смуглокожий, то ли вынырнувший из утробы сразу в солярий парень и скалится, точно лев в зоопарке перед звериной тушкой. вместо ответа фран цокает языком и лишь подливает масла в огонь: — я могу отсосать так, что ты прямо здесь откинешься. ёбаный провокатор. но красавчика не нужно просить дважды: уже буквально через мгновение, спустив брюки цвета хаки до колен (неужели закос под военщину перевесит грех мужеложства и прелюбодеяния и переведёт тебя на гетеро-сторону, сладкий? а как же член, прямо сейчас желающий оказаться в тесной юношеской глотке, и свежий укус на ягодице, оставленный явно не твоей прекрасной женушкой?), он приходит в полную боевую готовность во всех смыслах. фран опускается на колени и, сожалея лишь о собственном стояке, по-прежнему упирающемуся в шов над мотней и причиняющем едва ощутимый дискомфорт, медленно заглатывает головку, ладонью освобождая её от крайней плоти. красавчик всё-таки оказывается южанином (о чём говорят нехилые размеры и оттенок детородного органа). пока жертва предаётся разврату и блаженству, свободной рукой наркоман выуживает из штанов горячий ствол — нет, не тот, о котором вы подумали, а настоящее оружие. и, подобрав подходящий момент, хладнокровно наводит его на мужчину, не сразу осознавшего суть действа. если есть определённое время и если есть цель, значит, есть и исполнитель грязного дела. и если фран знает о существовании этой системы, то он может её разрушить. разорвать порочный круг и выйти за его пределы в надежде, что это хоть как-то поможет унять пробирающую насквозь скуку. парень мог вышибить мозги кому угодно: бармену, охраннику, лобызающимся парочкам, ёбырю-любовнику, — но почему-то выбрал именно этого сахарного (намочи водой или спермой — и сразу посыпется) педерастического гетераса, горячего, как сам правитель ада. это был е г о выбор. а весь этот фатализм просто сосёт. даже не давая мужчине возможности опомниться, зеленоволосый нажимает на курок и чувствует себя, бля, всемогущим — властителем чужой жизни, ловко уничтожившим дарованное судьбою высшее благо. если есть определённое время и если есть цель, значит, есть и исполнитель грязного дела, помните? разве франу так хотелось хакнуть систему? выебать ментально надчеловеческие структуры? или понять, к чему может привести невъебенно огромный — до сих пор удерживаемый в некрепких, но липких объятьях — трип? возможно. но в миллиард раз сильнее парень желал лицезреть морду хмыря, по ошибке убившего его впервые. — я знаю, что ты здесь, — выдыхает наркоман. — и я знаю, что переиграл тебя. вылезай. ты-то откинешься вряд ли, но я всё равно могу тебе... отсосать? отлизать? если вы, сучьи дети, бесполые, так или иначе есть несколько довольно занятных альтернатив. из-за спины раздается до дрожи в паху знакомый голос, в котором слышится ничем не прикрытая издёвка: — эдвард гейлорд, 26 лет. причина смерти: огнестрельное ранение в голову. дата смерти: тринадцатое февраля 201X года. время смерти: 00:43 AM. бельфегор. чёртова ж паскуда. — так... это ты? — на зеленоволосого будто ушат ледяной воды опрокинули. резко дёрнувшись с места, парень мигом оказывается напротив своего то ли ёбыря, то ли любовника, только теперь уже явно без возможного продолжения в будущем. светлые волнистые пряди спадают на худосочное лицо, привычно прикрывая взгляд... приятеля? жнеца? но разве это имеет хоть какое-то значение? бел касается застывшей гримасы наркомана, забрызганной паштетом из чужих крови и мозга (шуба выглядит в разы отвратительнее), и очередная волна возбуждения вновь пробегает по телу новоиспечённого убийцы. — нет, лягушонок, ты меня не переиграл, — когда злорадство внезапно сменяется на снисходительный тон, ладони переползают вниз, чтобы расправиться с замком на джинсах и обнажить так ни разу и не упавший за весь этот вечер член. ...но в грохоте повторного выстрела тонет самодовольное: — разве? поэтому бельфегору остаётся лишь устало вздохнуть, стирая внезапно брызнувшие в лицо брызги спермы и крови полосатым рукавом джемпера. — разве, — еле слышно бормочет жнец с перекошенной улыбкой на лице. — фран айроне, 18 лет. причина смерти: огнестрельное ранение в голову. дата смерти: тринадцатое февраля 201X года. время смерти: 00:48 AM.