Не прикасайся

      В конечном счете, пусть они этого и не поняли, ответ нашелся. Кроули и Азирафаэль уцелели на казни по той же самой причине, по которой Гавриил счел уместным прятаться с Вельзевул по бессчетным кофейням и улицам от других ангелов; по той же, по которой Вельзевул не стала посвящать адских соратников в их с архангелом совместные поиски.       Вероятно, не поняли они именно потому, что не они нашли ответ, но ответ нашел их. Снова — по прошествии шести тысяч лет. Оставалось надеяться, что теперь они примут его во внимание, когда окажутся на краю — если, конечно, окажутся.       В конечном счете они добрались до Тадфилда с его узкими тротуарчиками, невысокими домами и пышной зеленью, потому что дальше петлять было негде — они объездили всю округу, побывали во всех городках и деревнях, посидели едва ли не в каждом кафе, прошли едва ли не через каждый парк и — стараниями Гавриила — даже посетили несколько маленьких картинных галерей. Вельзевул кривила лицо при взгляде на нарисованных ангелов и поскорее тянула Гавриила к секции с пейзажами, все порываясь маленьким демоническим чудом пририсовать где-нибудь в углу уродливые горящие вилы. Гавриил тогда только глаза закатил — не лень же ей было самолично подтверждать самый раздражающий стереотип!       Их расследование, на время ставшее непостижимо приятной совместной поездкой, постепенно превращалось в гонку. Вельзевул дважды столкнулась с Михаил — нет, разумеется, не лицом к лицу, иначе по крайней мере словесной конфронтации было бы не избежать, потому что ни одной из них не стоило здесь находиться, — встречи эти были эфемерными, едва осязаемыми. Случайный след благодати на отломанной трубе, которой Вельзевул собиралась разбить витрину, пристальный взгляд в толпе — так умеют смотреть только ангелы, как будто им кто-то вечно что-то должен, хотя расчет душами они, кажется, не принимают. Вельзевул ничего не сказала Гавриилу, потому что тогда он, наверно, вернулся бы к своим. А они еще не нашли этих бесполезных смертных, у которых все еще собирались узнать про предателей! Они еще недостаточно подержались за руки и недостаточно поцелуев украдкой сманили с чужих губ. Но главное, конечно, смертные.       О них Вельзевул и напомнила Гавриилу, когда они глубокой ночью остановили мотоциклы на площади Тадфилда. От цели их отделяло одно маленькое чудо, всего-то щелкнуть пальцами и наконец применить свои таланты в чем-то более значимом, чем мелкие искушения, но Гавриил действительно не торопился. Сказал сначала, что уже ночь, мол, слишком поздно, чтобы вламываться к смертным и начинать допросы.       Вельзевул поддакнула, даже вспомнила, что у людей есть эти, как их… ну, те самые… бесполезные которые… ангелы придумали когда-то… правила приличия, вот!       Это стало неоспоримым аргументом — и она, и Гавриил важно покивали, мол, нет, никак нельзя нарушать! — и отправились искать себе ночлег, такой, чтобы спокойно и со всякими мелкими земными искушениями вроде теплой постели, горячего кофе, забавного дверного звонка и выключателями, которыми можно поиграть со светом. Ночлег нашли — не с их способностями было не найти! — им оказалась небольшая уютная квартирка на последнем этаже маленькой трехэтажной гостиницы. Уже вскоре Вельзевул сосредоточенно гоняла пойманного паука по кухонному столу, на котором разожгла крошечный лабиринт со стенами адского пламени. Гавриил протянул ей стакан с кофе, а второй, будто всегда так делал, поставил перед собой.       — И никаких существ эфирных? — усмехнулась ему Вельзевул, припоминая разговор, с которого началось их сотрудничество.       Гавриил пожал плечами:       — Почему бы и нет?       Вельзевул взмахом руки погасила пламя, приблизившееся опасно близко к рукаву его одежды, и бесцеремонно забралась на стол, поболтала ногами в воздухе.       — Помню твою руку, — начала вдруг она. — Шесть тысяч лет назад. Ты вел меня… куда ты меня вел?       Гавриил почувствовал, как все сжалось внутри его эфирного тела рядом с эфирным сердцем. Вельзевул то и дело начинала разговоры о собственном падении, пыталась вспомнить, собрать по кусочкам — зачем? Достаточно было и того, что помнил он: он привел ее на казнь, он столкнул ее в кипящую серу, потому что только ему она верила настолько, чтобы пойти без вопросов и сопротивления. Если она узнает, она разозлится, очень, очень разозлится, он бы тоже разозлился на ее месте.       — Мы с тобой тогда говорили, — продолжила Вельзевул. — О нем, правильно?       — Начала стерли мне часть памяти, — повторил Гавриил то, что, раз за разом, повторял в последние две недели. Может, и было это поначалу правдой, да только чем больше времени он проводил с Вельзевул, тем больше вспоминал, особенно ярко, когда ее губы касались его губ, когда он держал ее руку в своей, когда вдвоем смеялись над какой-нибудь ее мелкой шалостью. Он вспоминал, что привел ее к Началам, потому что ему ясно дали понять, что если она не явится сама, ее убьют, как и многих других перебежчиков — тех, кто не выразил Люциферу верности, но и не остался безоговорочно с небесами. У них было достаточно ангелов, чтобы не рисковать и избавиться от неверных.       Хуже — Гавриил вспомнил, почему она стала перебежчицей. Она действительно хотела им помочь и их вернуть — потому что Гавриил сказал, что Богиня, возможно, хотела бы этого.       Теперь он знал, что ничего, ни самого мелкого, самого последнего демона на самой рутинной работе он не смыслил в том, чего Она хотела.       В дверь постучали — и Гавриил задохнулся от понимания, сколько в этом звуке было резонирующей ангельской благодати. Наверняка Михаил. Вельзевул встрепенулась и напряглась.       — Если хочешь, я открою двери в ад прямо у них под ногами.       — Не нужно. Я встречу. Спрячься, пожалуйста       Вельзевул скорчила в сторону двери, да и Гавриила заодно, озлобленную физиономию — где уж ей, лорду ада, прятаться от каких-то ангелов! — но ушла. Ушла она, в общем-то, не потому, что подчинилась: это было тактическое отступление, скрыться с глаз сейчас, чтобы в случае напасть из засады. Если бы она сбегала, она сбегала бы в ад.       Когда Вельзевул скрылась в дальней комнате и, очевидно, в приступе смертельной скуки, зашуршала книгами, Гавриил вдруг сам ощутил внезапное желание спрятаться — притвориться, что здесь никого нет, и просто не видеться с другими ангелами, пусть себе дальше его ищут. Будь они людьми, он бы, вероятно, так и сделал, но он знал, что они уже почувствовали его присутствие, более, они уже знали, что он здесь и, вероятно, не один.       Он не мог объяснить этот порыв — с чего бы ему прятаться от собственных подчиненных?       За дверью они обнаружились полным составом, все трое, Уриэль, Сандальфон и Михаил. Гавриилу вновь стало не по себе — они взирали на него не как на начальника, но как присяжные на подсудимого, холодно и жестко, без капли уважения или прежнего внимания. Но он, черт побери, гребанный архангел Гавриил — будь он проклят, если начнет оправдываться.       — Кажется, я велел вам оставаться в Лондоне, — холодно произнес он, глядя поверх голов и выпрямив спину. Раньше такой тон работал безотказно, они начинали отводить глаза, бормотать оправдания, а потом просто под случайным предлогом ретировались до лучших времен.       — Действительно кажется, — тем же тоном бесстрастно подтвердила Михаил. — От вас не поступало распоряжений.       Ах, да. В их последнюю встречу он быстрым шагом выскочил из штаб-квартиры, хлопнув дверью и оставив подчиненных судачить о сожженной мухе Вельзевул.       — Ввиду некоторых, э-э… событий, — замялся, глядя в сторону, Сандальфон, — мы пришли по указанию, вы понимаете. Сверху.       Что ж, по крайней мере на нем старый прием все еще работал — нужно было только надавить еще раз, посильнее, и он, рассыпаясь в извинениях, поторопится убраться подальше. Гавриил почувствовал незнакомое прежде удовлетворение своим превосходством — приятная, в общем-то, штука, пожалуй, одна из немногих эмоций, которая хорошо удалась демонам. Подумать только, столько лет прошло, а все еще хороша!       И долгий, почти бесконечный миг спустя он понял, почему на последнем слове Сандальфон все же на миг встретился с ним глазами.       — Сверху? — уточнил Гавриил в подчеркнутом изумлении.       — Сверху, — все так же бесстрастно подтвердила Михаил.       Недобро заныли эфемерные крылья. Сверху. Начала. Снова они. Чем больше Гавриил вспоминал о падении Вельзевул — а вспомнил он за это непостижимо короткое путешествие немало — тем меньше хотелось о вездесущих Началах думать. Подумать только, а когда-то он их так уважал!       — Они хотят вас видеть, — подала голос Уриэль. — Так скоро, как вы… можете себе позволить.       И все-таки она запнулась, когда взгляд ее скользнул за плечо Гавриилу, изучая небольшой коридорчик и часть видимой из-за угла крошечной кухни. Надеялась — боялась ли? — она увидеть там распахнутые ворота в ад и лично Вельзевул, которой чертова дюжина демонят помогает перетаскивать проклятые вещи в эту странную людскую квартирку?       — И поэтому вы пришли втроем?       Сандальфон принялся с крайним интересом изучать пуговицы на рукавах пиджака, Уриэль отвела глаза к потолку, Михаил выпрямила спину.       — Мы решили обойтись без лишних свидетелей, — сообщила она с таким же непроницаемым лицом, но, неожиданно, обычным своим живым голосом. — Нам хочется вернуть вас на верный путь, Архангел. В том не будет смысла, если весь рай узнает, что вы позволяете демонице собой манипулировать, а потому — это общая наша просьба — пожалуйста, одумайтесь сами. Азирафаэля нам было достаточно.       Сандальфон шагнул назад первым, за ним, ни слова более не говоря, последовали остальные. Гавриил захлопнул дверь и задумчиво оглядел собственные руки, с сожалением признавая, что его подчиненные, пожалуй, слишком мнительны. Прошло слишком много времени с тех пор, как можно было пасть за те же вопросы — а они с Вельзевул, между прочим, занимались полезным делом в том числе и на благо рая. Азирафаэль и Кроули, эти мятежники — их действительно нельзя было оставлять без внимания!       — Так значит, — скучающе заметила Вельзевул из-за его спины, скрестив руки и задумчиво возведя глаза, — это просто ты позволяешь мне собой манипулировать? Я-то думала, что справляюсь сама.       — О, это был мой хитрый план, — беззлобной шуткой откликнулся Гавриил. — Усыпить твое внимание внимание, понимаешь? А потом, когда ты отвлечешься…       — Переманишь меня к своим? — и, рассмеявшись, добавила: — Нет уж, ни за что; была, видно, не понравилось. Я тебя к чему и спрашивала: если мы оба ничего не помним, то и кому оно нужно? Мы можем себе новую правду выдумать, если захочется.       Что ж, его очевидно искушали. Искушали новой правдой, шансом начать заново, закрыть исписанную страницу, может, даже от души почеркавшись на ней напоследок, и открыть новую, совершенно чистую — так вот, значит, почему демоническому искушению так тяжело противиться.       — Я? Искушаю? — изумилась на такое заявление Вельзевул. — Еще даже не старалась! А вот иди, иди сюда, ну же, ближе, смотри, что это? О, это же застежка! И, знаешь? Кажется, я не справляюсь с ней сама! Вот это искушение, пернатый, да и то посредственное.       — Чертенок.       Беззлобная шутка внезапно обернулась возмущенным двуголосьем:       — Я лорд ада, если ты забыл. Не смей сравнивать меня с какими-то безымянными чертями из отдела мелкой бумажной возни.       И, вздохнув и взмахом руки обозначая окончание странного фарса, поманила Гавриила в комнату — пока она там отсиживалась, нашла диски с какими-то не очень качественно сляпанными боевиками.

***

      Гавриил предупредил ее, что все-таки заглянет к Началам, потому что нравилось ему или нет, он обязан был им подчиниться. Такая работа, такие условия. Ничего в этом страшного не было, разве что душещипательная нервотрепка вполне могла затянуться. Они условились, что если Гавриил не явится к утру, Вельзевул вернется в ад, чтобы и дальше изображать подобие бурной деятельности. К допросу смертных они вернутся позже.       Конечно, и сама Вельзевул могла бы с легкостью завершить дело, как и планировала с самого начала, но оба они не стали об этом вспоминать. Без Гавриила ее допрос превратится в пытку — и, внезапно, что-то внутри яро запротестовало против этого.       Так и вышло, что Вельзевул проснулась тем утром одна — не то, чтобы она рассчитывала, что эфемерное пернатое ангельское создание тоже способно по достоинству оценить совершенно демонические искушения долгим сном на непозволительно мягкой уютной кровати, но Гавриила не оказалось во всей квартире. Она повела плечами — неужели пару дней не могли Начала его подождать? — и, сосредоточившись, провела рукой по кухонному столу. На месте ее прикосновения тут же чудеснулась записка хозяевам квартиры и арендная плата. Конечно, как демоница она могла позволить себе пропасть прямо так, без всяких объяснений, но Гавриил бы наверняка этого не захотел. Он ведь потом спросит, пернатые — они такие, с долгой памятью и обостренным чувством долга.       Ад встретил ее внезапное появление молчаливым ужасом — не таким, кстати, старательным, как в прошлую пятницу, над этим определенно нужно было работать, что Вельзевул и сообщила подвернувшейся под горячую руку Дагон. Какому-то черту досталось за кривые документы, мельком замеченные у него на столе. Мелкому демону — за сосредоточенный взгляд в стену вместо работы. Ее не было всего несколько дней, а как они распустились! Безобразие — и то совершенно не такое, которое требовалось от них профессией!       И такая злость ею овладела, что Вельзевул быстрым шагом сорвалась на проверку всех ближайших офисов — заторопились вокруг демоны, забегали черти, застонали под ногами потревоженные старые механизмы. В шуме и гаме внимания она на них не обратила, в раздражении лишь отмахнулась от знакомого скрежета, приказала убираться окликнувшей ее Дагон — и только когда содрогнулись стены, закачались на столах стопки бумаг и с хищными оскалами замерли демоны, Вельзевул тоже почуяла. Сера.       Кипящая сера. Огромное зловонное озеро, вязкое, серое, вздрагивающее, дымящееся так, что подчас не разобрать рядом стоящего. Оно снова проснулось.       — Михаил предупредила, — с поклоном нарушила тишину Дагон. — Велела уведомить вас, Лорд. У них еще один.       Озеро не оживало само — как правило, нужно было привести в действие механизм, находящийся на стороне ангелов, и лишь тогда расходились закрывающие его огромные створки здесь, в аду. А потом — известное дело. Самостоятельный ли шаг или кто предательски толкал с края, но ангел на этом заканчивался.       — Что ж вы стоите! — воскликнула Вельзевул зловещим двуголосьем, раскатившимся через стены на весь ад. — Встретим нового бойца!       Вельзевул любила смотреть на падения. Во времена первой войны, когда ее собственная боль была еще свежа, это доставляло ни с чем не сравнимое наслаждение — видеть, как очередного пернатого вышвыривают прочь, как от него избавляются, как отворачиваются палачи, видеть, как этот пернатый, обезумев от пережитого, едва различая своих и чужих, бросается на прежних союзников с двойным рвением — о, да!       Тогда, впрочем, показательные падения были редкостью. И сейчас, когда с последнего минуло чуть больше шести тысяч лет, это действительно походило на внезапный праздник, на приятный сюрприз. В глубине души Вельзевул понадеялась, что это кто-нибудь из приходивших к Гавриилу прошлым вечером — хотя бы этот тип, Сандальфон, он казался ей явно не столь ангельским, как следовало бы!       Впрочем, что она понимала?       И Лорд вышла встречать нового демона — как и шесть тысяч лет назад. И столпились демоны у огромного кипящего озера, и зловеще мерцали глаза их в поднимающемся дыму, и доносился сверху едва различимыми раскатами суровый, но чистый ангельский голос — и скользнул оттуда, сверху, вниз яркий белый луч. Расступились облака, очертился знакомый каждому демону край — и приговоренного столкнули вниз. Вельзевул помнила, здесь не взлететь, как ни старайся, и злорадно хмыкнула, когда в панике распахнутые белые крылья лишь беспомощно забились, скрывая падающего от лишних глаз, и завыли демоны, когда полетели в стороны белые перья, и вой их обернулся восхищенными воплями, когда перья стали чернеть, одно за другим обугливаться в сернистых парах.       Приговоренный упал в озеро не так далеко от берега — да, глубоко, но не слишком. Сама Вельзевул когда-то угодила почти в середину, и долго барахталась лишь чтобы хоть на миг коснуться дна — этому же просто повезло с самого начала. Надо будет назначить ему самую паршивую работу, чтоб не привыкал к хорошему.       За дымом наконец показалась фигура — сброшенный поднялся, пошатываясь, на ноги, и нетвердо побрел к берегу — и черные его крылья, истрепанные, обожженные, дымились, дымилась обернувшаяся черной местами прожженная одежда, и рука, которой он в растерянности провел по лицу, тоже была в ожогах.       Лицо осталось почти нетронутым — только в глазах вместо фиолетового залег пылающий красный и по щеке прошел длинный тонкий шрам от собственного когтя. Вельзевул вдохнула было — ну же, Лорд ада, приветствуй! — но ни слова не смогла произнести.       Из-за новой демонической сути смотрел на нее смеющимся взглядом Гавриил. Ни оскал, ни вой демонов вокруг не прогоняли наваждения — Вельзевул казалось, что за спиной падшего, там, в белесом тумане, она видит мутный образ архангела, он улыбается и машет рукой, в то время как настоящий он, не иллюзорный, наконец ступил на берег. Вельзевул встретилась с его полным ненависти взглядом красных глаз и отчетливо поняла: он не помнит ничего перед тем, как чужая рука толкнула его вниз. Совсем ничего — только лишь, пожалуй, то, что должен ненавидеть какую-то демоницу, доведшую его до падения.