Надежда

       Тело его было покрыто огромным количеством гематом: от тёмно-синих до лилово-фиолетовых, от почти сошедших блёкло-жёлтых до недавно полученных ало-бардовых, где лопнувшие сосуды просвечивались через тонкую молочную кожу. Он не пытался скрывать их под длинными рукавами свитшотов и кофт, не замазывал ссадины тональником, которые сразу же бросались в глаза вместе с огромными чёрными кругами, выделяясь на фоне его бледного лица, по оттенку больше походившего на белую штукатурку на стенах. Возможно, именно из-за этого лишь при одном взгляде на него хотелось забыть всё это, словно страшный сон, больше никогда не вспоминая. Он вселял ужас одним только своим видом. Никто не помнит, каким он был раньше. Все знают только, что сейчас он выглядит мерзко и отвратительно. С таким не сядут за одну парту, даже если больше мест не будет. Лучше сидеть на грязном и холодном полу, чем с этим чудовищем. Чудовищем, которое сами и породили. И продолжают делать из него ещё большее чудовище.        Стоило ему выйти из школы, как горло резко пережала чья-то огромная ладонь, сжимаясь всё сильнее с каждой секундой. Он начал кашлять, пытаясь губами схватить как можно больше воздуха, но всё тщетно и, конечно, бесполезно. Если захотят, чтобы он задохнулся прямо у дверей школы, то так оно и будет. Но нет, не в этот раз. Рука резко разжимается, и он вдыхает полные лёгкие воздуха, прикрывая глаза от усталости. Чужие губы шепчут на ухо что-то неразборчиво, а потом его резко хватают за капюшон куртки, волоча в непонятном направлении. Куда? Зачем? Какая уже разница, если смерть для тебя стала желаннее жизни. Жизнь — то, что люди обычно бояться потерять, чем дорожат, что пытаются сохранить как можно дольше. Смерть — то, чего люди опасаются и боятся как огня. А если он не боится смерти, то почему должен бояться каких-то очередных издевательств. Всё ведь уже невпервой. Это место он знал уже очень хорошо, и с ним у него связаны явно не самые хорошие воспоминания. Сильная рука наконец отпускает капюшон, швыряя парня на землю, прямо в ноги одноклассникам. Их около пяти, и среди них есть Юнги. Юнги красивый, ухоженный, хорошо одевается, у него красивое тело. Полная его противоположность. Он не достоин Юнги. И он убеждается в этом в очередной раз, когда парень пинает его в живот с такой силой, что тот отлетает назад, ударяясь головой о холодную стенку гаража. Больно. Он закусывает губу так, что из неё начинает сочиться кровь, но это помогает сдержать слёзы.

Ведь мальчики не плачут.

       Двое одноклассников подходят к нему, больно хватая за руки, чтобы не смог вырваться. Но он и не будет. Странно, что они этого ещё не поняли. Юнги достаёт из кармана спичечный коробок, вытаскивает из него спичку и несколько раз чиркает ей по специальной стороне. Огонь. Он отражается в глазах улыбающегося Юнги. Страшная картина. Юнги будто демон, его личный демон. Будто создан для того, чтобы причинять ему боль. Физическую, душевную… Всякую. Чимин кусает губу с новой силой, и маленькая ранка превращается в большую, кровь сочится сильнее, стекая тоненькой струйкой по подбородку. Капли крови пачкают одежду, впитываясь в неё багряными пятнами разных форм и размеров. На это Юнги лишь усмехается и медленно ближе подходит, опускается на корточки перед ним и смотрит прямо в глаза. А в них надежда. Всё-таки есть в нём капелька этой надежды, но и она бы пропала, если бы не Юнги, а кто-то другой сейчас сидел перед ним. Юнги подносит спичку к запястью руки, которую крепко держит какой-то одноклассник. И чем ближе огонь к его коже, тем громче и чаще бьётся его сердце. Что это? Неужели страх? Страх не огня, а окончательного разочарования в человеке. Страх того, что та самая капля надежды исчезнет навсегда, навечно.

Сложно любить своего хулигана

— Готов? — шепчет Юнги, но ответа не ждёт. Он ему не нужен. Всё равно не имеет смысла. Спичка наконец касается его запястья, и он рефлекторно дёргается, но руки зафиксированы слишком хорошо. Горячее пламя огня обжигает кожу, оставляя на ней страшные ожоги и уродливые волдыри. Он кусает губу до конца, прокусывая кожу насквозь, но даже это больше не помогает. Он издаёт громкий стон, переходящий в животный крик, крик о помощи. Солёные слёзы текут по лицу, попадая на прокусанную губу, но эта щипящая боль не сравнится с болью от обжигающего пламени, опаляющего кожу на запястье. Спичка потухает. Юнги смотрит в одну точку несколько секунд, будто задумался о вечном, а после жестом руки даёт всем команду удалиться. И когда они остаются наедине, Юнги улыбается как-то по-другому, по-доброму. Берёт его пострадавшую руку в свою и, сложив пухлые губы в трубочку, дует на обожённое место, покрытое огромными красными пузырями и противной коричневой коркой. А после уходит, оставляя его одного. И надежда внутри него всё ещё жива. Чимин не потерял её.