По протоколу

Колсон ненавидел работать с Романофф. Нет, конечно, она была самым эффективным полевым агентом, и куда менее проблемным, чем некоторые, но вот сейчас вместо того, чтобы спокойно выйти через дверь — разбила окно и выскочила со второго этажа в розовые кусты. — Быстрее! — крикнул он, открыв дверь толком не притормаживая. Расцарапанная Романофф с туфлями в руках заскочила на переднее сиденье и, уже на ходу закрыв дверь, вытащила из набедренной кобуры, спрятанной под платьем, пистолет. — Вас страховали агенты Мэй и Морс, вы спокойно могли уйти и так, — Колсон остервенело рулил, вдавив педаль газа в пол. Погони не было. — Сзади чисто, — до скрежета на зубах спокойно проговорила Романофф, убирая оружие. — На базу? — Нет, — постарался так же спокойно ответить Колсон. — В соответствии с протоколом мы должны оставить машину и дождаться информации, не объявлен ли план-перехват. И в соответствии с этим же протоколом вы должны были, не привлекая внимания, покинуть объект. — В соответствии с этим же протоколом, если агент имеет возможность не рассекречивать других агентов — он их не рассекречивает. Сейчас от Морс и Мэй куда больше пользы на объекте. Как раз посмотрят, сколько агентов Гидры там было: кто занервничал, когда я уходила. — Уходили в окно, Романофф, — цокнул Колсон, заезжая на подземную парковку, предварительно отключив все камеры наблюдения. Все-таки хорошо, что изобретения Тони Старка были у них, а не по другую сторону баррикад. Романофф ничего не ответила, он давно заметил за ней привычку: вечно делает вид, что чего-то не услышала или это вообще не к ней обращались, если ей не хочется отвечать. Морс, год стажировавшаяся в России, говорила, что это особенность менталитета, а не Романофф. Тайное убежище представляло из себя лофт на верхнем этаже. Вероятно, если бы Бартон умел тратить деньги на недвижимость с умом, он жил бы в таком. Хороший район, панорамный вид, доступ к вертолетной площадке. Колсон как-то был в его дыре по работе… С другой стороны — всегда можно уйти по бруклинским крышам. — Я обработаю раны, — бросил он, заперев дверь. — Сама могу. Романофф уже достала аптечку. — По протоколу — это делаю я, — бескомпромиссно заявил Колсон, снимая пиджак. — Если вас что-то не устраивает, агент Романофф, вы можете внести это в ваш отчет о миссии. Я вот, например, внесу, что вы выпрыгнули в окно, а не вышли в дверь. — Да на здоровье! — фыркнула она, забравшись на кухонный стол. Он лишь хмыкнул, моя руки: — Не понимаю, кому и что вы пытаетесь доказать, Романофф. Все давно поняли, что на вас, простите, пахать можно. Так же говорят у вас на родине? — М, очередные инсайды от главного специалиста по России, Барбары Морс? — Нет, «Дискавери». Пару документалок глянул. Похоже, перчатки сюда закупали давно: с тальком. Сейчас, как Колсон читал в отчетах, выбирали без него, чтобы тактильность не нарушать. — Мне кажется, от силы шва три надо, — Романофф придирчиво смотрела на свои голые ноги, задрав подол вечернего платья. — Вы еще свою спину не видели, — он начал как раз с нее. В глубоком вырезе на совсем белой коже багровели уже запекшиеся очень глубокие царапины от шипов. Но не настолько глубокие, чтобы остались шрамы. — Сейчас будет щипать. Романофф даже не дернулась, словно нарочито показывая, что это и не боль вовсе. — Передайте, пожалуйста, вот тот белый тюбик. И откройте: я в перчатках. Протянув мазь, она усмехнулась: — Как можно быть настолько дотошным? — Я рационален, — пожал плечами Колсон, аккуратно нанося мазь поверх царапин. — Нужно будет посидеть с ней около получаса, прежде чем вы в душ соберетесь. Стянув перчатки, он обошел стол. Пара неглубоких царапин на лице. А вот руками заняться следует внимательно: могут быть осколки. Коленки разбиты, как у какой-то девчонки, ну и на бедрах пара глубоких порезов , явно требующих швов. — С вашего позволения, я бы посмотрел ваши предплечья, — он уже натянул свежую пару перчаток и взял в руки пинцет. В глубоком порезе на левой руке поблескивал кусочек стекла. Достав его, Колсон недовольно покачал головой: — Нужно будет завтра медикам показаться. Могут быть мелкие осколки, которые не замечу. Зашивать не буду: а то потом снимать швы и снова обрабатывать. — Завтра? — насмешливо подняла брови Романофф, заглядывая ему в лицо. — У нас какие-то особенные планы на ночь, агент Колсон? — Я лишь следую протоколу, агент Романофф, — он, как ни в чем не бывало, принялся за правую руку, так и не поднимая глаз. — Если вашей жизни не угрожает опасность и вы можете передвигаться самостоятельно, то, при той ситуации, в которой мы оказались, в соответствии с новой директивой оказания медицинской помощи полевым агентам, которых могли раскрыть, мы ждем наступления следующих суток и инструкций от командования. Он вытащил еще один кусочек стекла и обработал порез. Выглядело это не очень. Мазь все-таки имело смысл наложить: зачем такой красивой девушке шрамы на предплечьях? Если начнется воспаление из-за осколков — Колсон будет действовать по ситуации. Он аккуратно обработал порезы. — Знаете? — Наташа придирчиво смотрела на порезы на руках. — А вы неплохо оказываете первую помощь, Колсон. — И вторую тоже, Романофф, — все-таки не выдержал он, обрабатывая порезы на ногах. — Вот для кого вы выпендриваетесь? Все еще хотите показать, что не собираетесь работать на бывшего работодателя? Да все психологические тесты и слежка за вами — о которой вы знали — прекрасно подтвердили ваши самые благие намерения. Хотите утереть кому-то нос? Мелинде Мэй? У нее совершенно другой профиль. Марии Хилл? Да она в поле толком не работает — у нее совсем иные задачи. Морс? Это как-то связано с агентом Бартоном? — Нет, — хмыкнула она. — Причем здесь вообще Бартон? — Потому что благодаря его хорошо подвешенному языку вместо ликвидированного агента недружественной нам организации — у нас есть первоклассный агент нашей. — Наверное, вам интересно, куда агент Бартон засовывал свой длинный язык? — О! — искренне рассмеялся Колсон, заканчивая обрабатывать левую ногу Романофф. — Вот это меня интересует меньше всего! Вам местная анестезия нужна, или так можно шить? — Так. — Отлично. — Он достал шовный набор и снова — по инструкции — сменил перчатки. Борцы за экологию его бы уже убили. Хорошо, что Романофф из России и такой ерундой не забивает голову. Постаравшись как можно незаметнее выдохнуть, он аккуратно стянул края пореза на правом бедре. Кожа до того нежная, белая, что его грубые непрофессиональные стежки — будут заметны. Но наложить швы — необходимо. — Может, начнете штопать, агент Колсон? — Романофф оперлась руками о стол, она смотрела ему в лицо с каким-то насмешливо-неприличным прищуром зеленых глаз. Разумеется, он знал, что глаза у нее зеленые, но вот сейчас — это почему-то было крайне заметно. — Хочу поаккуратнее, чтобы потом за меня не переделывали, — честно ответил он. — Переживаете за мои бедра? — Ваши бедра — половина успешных операций Щ.И.Т.а. — Он, выдохнув, начал накладывать швы. Одно бедро, второе. Его работа выглядела отвратительно. Швы напоминали каких-то мерзких гусениц на идеально белых бедрах Романофф. Да, вероятно, если кто решит лезть к ней под юбку и начнет подниматься от коленей… Это даже будет интересным тактильным ощущением. — Надо ссадины на лице еще обработать. — Это дерьмо — содержит спирт? У меня глаза слезятся обычно от испарений. — Нет, без спирта, — Колсон внимательно прочитал этикетку. Встретившись глазами с Романофф, он промокнул салфетку и начал аккуратно обрабатывать ее лицо. — А вам же нравятся женщины, вроде Мэй или Хилл, — хитро усмехнулась она и прикусила губу. — Поражают, заставляют больше работать, — он старался сохранить спокойствие, потому что и Мэй, и Хилл, и Романофф нравились ему, и очень сильно. Они были работящими, талантливыми и бесконечно преданными. Это было и в Морс. Но если Мэй, Хилл и Морс Колсон понимал, то Романофф где-то оставалась для него загадкой. — А какие вам мужчины нравятся, Наташа? Хотелось спросить: «кроме Бартона». Но Колсон давно понял, что между этими двумя было все слишком сложно, и Бартон в собственном будапештском трофее был заинтересован (и зависим от него) куда больше, чем Романофф от Бартона. — Неглупые и талантливые, — внезапно она провела ладонью по его щеке и притянула для поцелуя. Это то, о чем Колсон мечтал очень давно. И то, чего он совершенно не ожидал. Где-то в голове стучало, что Романофф — тот еще манипулятор, но где-то сильно ниже давило, заявляя: это совершенно неважно, учитывая ее язык во рту и ее пальцы, настойчиво расстегивавшие брюки. Колсон тайно мечтал об этом с самого Будапешта, немного завидуя Бартону, куда ближе подобравшемуся к ней. Его всегда привлекали полевые агенты. Но Мэй была глубоко замужем, а Морс — уже в разводе, но то в России, то в Японии. А Романофф сейчас, стягивая его нижнее белье, была ближе некуда, и Колсон пытался почти не думать про все ее порезы, которые очень некстати могли начать кровоточить.